Актуальность прекрасного в представлении Ханса Георга Гадамера

Для более точного понимания  сути вопроса Х. Г. Гадамер говорит о том, что «эстетический опыт приобретается на основе не только искусства, но и природы. Это проблема “прекрасного в природе”». Идея Канта о том, что «отличительная черта человека в том, что природа являет ему красоту» по мнению Х. Г. Гадамера имеет «религиозно-творческую подоплеку» (С. 296). Для нас важным оказывается то, что в разное время человек по-разному понимает и оценивает эстетическое значение окружающей его природы, яркий пример этому приводит сам Х. Г. Гадамер: «еще в XVIII веке в путеводителях, говоря об Альпах, употребляли эпитет «страшные»; их первозданная дикость казалась несовместимой с красотой, человечностью, таинственностью бытия. Сегодня, напротив, весь мир убежден, что высокогорные Альпы — это не только естественно и возвышенно, но и подлинно красиво», в последнем случае автор поясняет: «в действительности на природу мы смотрели глазами воспитанными на искусстве, Гегель правильно понял, что прекрасное в природе является отражением прекрасного в искусстве», а «глаз и творчество художника учат нас пониманию природы» (С. 297).

Следующий вопрос Х. Г. Гадамера: «что значит символ?» (С. 298). Вначале автор обращается к античной трактовке этого слова, как знаку дружеских отношений, своего рода удостоверение личности, ключа, знака для восстановления утраченного целого, так и в искусстве «познание символического смысла предполагает, что единичное, особенное предстает как осколок бытия, способный соединиться с соответствующим ему осколком в гармоничное целое» (С. 299). «Символичность, а в особенности символичность в искусстве, основывается на нерасторжимом единстве намека и утаивания», - в достижении понимания этого отмечается заслуга Хайдеггера, - «Произведение искусства, будучи явлением уникальным, не просто носитель некоего смысла, который может быть выражен и с помощью других носителей. Смысл произведения искусства, скорее, в самом его существовании» (С. 300). При этом слово «произведение» понимается автором как «формация», «структура», а назначение искусства воплощается в том, чтобы «заключить смысл в твердь, чтобы он не растекался и не ускользал, а был закреплен и сохранен в жесткой структуре» (С. 301). Интересно, что при этом, как пишет Х. Г. Гадамер, «автор произведения <…> созерцает творение своих рук так же, как и любой другой зритель» (С. 300).

Но на этом Х. Г. Гадамер не останавливается, он указывает на то, что кроме смысла в произведении искусства для нас важна так же его «единичность», «уникальность», т. е. «особенность, через которую приходит к нам эстетический опыт, вызывает потрясение, шок» (С. 301). «Произведение искусства означает приращение бытия», - говорит Х. Г. Гадамер, поясняя, что «произведение искусства не столько указывает на что-то, сколько содержит в себе то, на что указывается» (С. 302). Далее подчёркивая уникальность произведения искусства, автор говорит о его незаменимости, утверждая, что фотография или грампластинка являются лишь репродукциями, а не репрезентациями произведения искусства. Ответ на вопрос о том, что есть в произведении искусства, и чего нет в копии, по мнению Х. Г. Гадамера был дан ещё в Античности, а мы получаем ещё одно определение искусства — «это всегда мимесис, то есть оно воплощает нечто. Вот только не следует впадать в заблуждение, будто то, что при этом воплощается, может быть постигнуто и реализовано каким-либо иным способом, нежели тот, которым оно рождено» (С. 303). Одновременно Х. Г. Гадамер указывает на слабость идеалистической эстетики Гегеля, которая заключается, «в непонимании того, что уникальная особенность искусства связана как раз с тем, что в нем происходит встреча с особенным и с проявлением истины лишь в единичном» (С. 304). «Великое искусство», по мнению Х. Г. Гадамера, «опознается по потрясению, которое оно вызывает, — потому что мы всегда оказываемся неподготовленными, беззащитными перед мощью подлинного произведения искусства» (С. 305). Важно, что «искусство в какой бы то ни было форме, будь то освященное традицией привычное предметное искусство или же порвавшее с традицией современное искусство, полное неожиданностей, — в любом случае оно требует от нас самостоятельного созидательного усилия», а произведение искусства – «ни в коей мере не аллегория, когда говорится одно, а подразумевается другое; напротив, то, что произведение высказывает, следует искать в нем самом» (С. 305). И эти свойства прослеживаются даже в беспредметном искусстве, таком как чистая инструментальная музыка, поскольку «между бессловесным языком музыки, как часто говорят, и языком нашей повседневной речи, постоянного общения существует нерасторжимая связь» (С. 306).

В связи с этим невозможно не коснуться личности автора в произведении искусства, Х. Г. Гадамер пишет: «Как я говорил, художник теперь не обращается от имени общины, а должен формировать свою собственную общину на основе проникновенного самовыражения. <…> Собственно говоря (и это требование всех творцов искусства), каждый должен воспринять тот язык, который воплощен в произведении искусства, и овладеть им как родным» (С. 307).

Третье важнейшее понятие, разбираемое Х. Г. Гадамером, «праздник», которое характеризуется как, «общность и репрезентация общности в ее законченной форме». Важно, что «праздник — всегда для всех» (С. 307). Автор обращает наше внимание на особую структуру переживания времени в праздник. Для праздника основным свойством является «всеобщее единение», проведение праздника это отдельное искусство, особый род деятельности. «У празднования существуют определенные способы выражения. Есть соответствующие устойчивые формы, именуемые обычаями <…>. Существует и языковая форма, отвечающая празднику и торжеству. Ее называют торжественной речью. Но в гораздо большей степени, нежели формы торжественной речи, праздничным торжествам подобает молчание. Мы именуем его торжественным молчанием» (С. 308). Праздник связан по сути своей связан, как тонко замечает Х. Г. Гадамер «с некоторого рода возвращением»,  «есть повторяющиеся праздники, называемые так в отличие от неповторяющихся». И что самое главное для понимания явления праздника в утверждении автора: «вопрос в том, не стремится ли и уникальный праздник к своему повторению. Календарными праздники называются не потому, что внесены в определенный временной порядок; напротив, сам порядок времени, календарь возникают как результат повторения праздников» (С. 310).

В рассуждениях о времени Х. Г. Гадамер приходит к выводу, что «существуют два возможных фундаментальных отношения – нормальное, прагматичное отношение ко времени — это «время для чего-нибудь» («пустое время»), <…> наряду с этим существует и совершенно иное отношение ко времени <…>, тесно связано с отношением ко времени и в ходе праздника и в искусстве <…> в противоположность времени пустому, рождающемуся в наполнении» (С. 310). В моём понимании эти два понимания времени можно сформулировать так: время, которое планируем мы, и которое планирует нас. Это соотносится с фундаментальными формами времени, которые называет автор, это: «детство, юность, зрелость, старость и смерть» (С. 311). «Явление искусства в нашем мышлении всегда обнаруживает близость к феномену жизни, к структуре «органического» существа» (С. 311), а «произведение искусства действительно подобно живому существу, это структурированное единство <…>, оно обладает и своим собственным временем» (С. 312). Но хронометрировать это «собственное время» мы не можем, утверждает Х. Г. Гадамер, так в музыке обозначения темпов лишь пожелания автора, намёк на то или иное исполнение. «Верный темп никогда не может быть измерен, исчислен» (С. 312). В этом нам не поможет даже современная техника, поскольку «если воспроизведение сводится исключительно к подражанию тому исполнению, которое в свое время рассматривалось как аутентичное, то исчезает творческое начало исполнительства и другая сторона, слушатель, сразу замечает это, если, конечно, он еще в состоянии что-либо заметить» (С. 313). Вновь наше внимание обращается на различие понятий тождества и различия. Возвращаясь к особенностям восприятия музыки, Х. Г. Гадамер пишет, что «психологические исследования показали, что ритмизация — это форма самого нашего слухового восприятия и понимания», и задаётся вопросом «где же содержится ритм: объективных физических временных параметрах, объективных физических волновых процессах, звуковых волнах и т. п. или же в мозгу слушающего?» Автор приходит к выводу, что «мы различаем ритм, заложенный в самом творении, только в том случае, если активно ищем его, то есть совершаем усилие, чтобы различить ритм». «Таким образом, каждое произведение искусства обладает своим собственным временем, которое оно нам, так сказать, предписывает», оно «произведение искусства учит нас погружению в особого рода покой <…> не подверженный скуке <…> и, «чем больше мы общаемся с произведением искусства, тем многообразнее и богаче оказывается оно».

Заключение

Значение работы Х. Г. Гадамера, а в частности данной статьи в том, что он помогает взглянуть на привычные эстетические категории по-новому. Учит видеть в произведениях не только поверхностный смысл, но понимать их как единое целое, пропуская через себя. Любое произведение искусства это своего рода «текст», который нужно уметь прочесть, изучив «словарь символов», который заложен не только автором, но и эпохой. Технические возможности современного мира на самом деле расширяют возможности искусства в целом. И завершить свою работу я хотела бы двумя цитатами  Х.  Г. Гадамера о том, что «искусство прежних времен доходит до нас через фильтр современности, живой традиции, сохраняющей и преобразующей» и «возможно только тогда, когда существует потребность самостоятельного построения образа — через освоение словаря, форм и содержательных элементов, и только тогда оно обеспечивает общение» (С. 322-323).