Смертная казнь

В судебных разбирательствах по наиболее тяжким преступлениям в сегодняшней России психиатрическая экспертиза не является нормативно обязательной, хотя чаще всего проводится, в том числе и по настоянию защиты. Однако логика процедуры, описываемой М. Фуко под именем «судебно-психиатрическая экспертиза», предполагается уже в самом ходе судебного разбирательства, она присутствует в головах участников процесса.

«Преступник» как искусственный персонаж

В современном дискурсе судебной процедуры с необходимостью возникает некий особый персонаж: человек, который не может приспособиться к миру, сеющий раздор, совершающий ужасные поступки, в конце концов, опасный для общества… Не о том ли самом (заходя только, так сказать, с другого конца) говорил нам А. Кестлер, когда пытался размышлять об идеальной модели человека, наделяемого полной ответственностью?.. Не оказывается ли на скамье подсудимых прежде всего сконструированная в судебном процессе модель преступника?

Сама фигура «преступника», которую, в том числе с помощью психиатрической экспертизы, формирует судебная процедура, необходима нам для оправдания налагаемого наказания, в том числе и самого жестокого. От жестокого преступника – один шаг до монстра. А монстров надо убивать… Мы решаем убивать их в том числе и потому, что просто не знаем, что с ними делать, как их приручать.

Анализ М. Фуко прямо выводит нас на сложнейшую проблему, являющуюся пограничной, а потому, возможно, наиболее продуктивной для размышления о наказании: на проблему «ненормальности» и способов реагирования на нее общества. 

От философии и морали – к социологии наказания

Приметы отечественной дискуссии о смертной казни

Если же иметь в виду нынешнюю вялотекущую отечественную «дискуссию», то можно заметить, что никакой «теоретический опыт», давнего и недавнего прошлого, спорящих в общем-то не волнует. У нас в сегодняшних дискуссиях о смертной казни слишком час- то доминируют откровенные эмоции возмездия («А вот посмотрим, что скажете вы, когда потеряете близкого человека…»), в лучшем случае довлеют моральные аргументы, впрочем, случаются апелляции к какой-нибудь (обычно анонимной) «статистике» (о практической бесполезности смертной казни для общества, поскольку она не уменьшает число преступлений), наконец, иногда приводится аргумент о возможности непоправимой юридической ошибки… (Последний аргумент способен, похоже, еще как-то воздействовать на общество, мыслящее в категориях права, например, на американское общество. В последние годы в США именно этот аргумент заставил некоторые штаты ввести мораторий на применение смертной казни, – впредь до точного выяснения, сколь в действительности часты подобные ошибки и как можно их избежать *** .)

Некоторая статистика

Итак, для начала просто некоторые сведения.

За последние годы число стран-аболиционистов (установивших законодательный запрет на применение смертной казни в качестве наказания) весьма значительно выросло. При этом наиболее полно эту «общественную утопию» удалось реализовать Западной Европе. Именно здесь наиболее заметна сегодня эволюция международного гуманитарного права: в мае 2003 года был открыт к подписанию Протокол № 13 к Европейской Конвенции прав человека. Этим протоколом вводится запрет на применение смертной казни даже во время войны. (Ранее, согласно статье 15 Конвенции прав человека, государства в случае войны или иной чрезвычайной ситуации, ставящей под угрозу существование нации, могли отступать от соблюдения положений Конвенции и применять в качестве наказания смертную казнь.)

Есть некая тенденция в отношении к смертной казни

Небольшое отступление в историю. В начале ХХ века 11 европейских стран (Португалия, Италия, Голландия, Румыния, Швеция, Финляндия, Норвегия, Дания, Австрия, Пруссия и Швейцария) отказались от практики смертной казни в мирное время. К 1962 году в Западной Европе только в Соединенном Королевстве, Франции, Греции, Ирландии, Испании еще применяли (редко) эту меру наказания. Но вот уже более 20 лет назад эти страны стали аболиционистскими.

За последние четыре десятилетия общее число стран, отказавшихся от смертной казни, утроилось. К сегодняшнему времени более половины стран мира либо отказались от смертной казни, либо не применяют ее на практике. При этом 79 стран – аболиционисты, 15 – не применяют смертную казнь в случаях обычных преступлений, 23 страны – не применяют эту меру наказания на практике. Последние 15 лет отмечено распространение аболиционистского движения на страны Африки, в меньшей степени оно затрагивает азиатские страны. Однако к концу тысячелетия лишь в 55 странах (после 1994 года) применялась смертная казнь. Помимо США, Кубы, Гайяны и некоторых островных государств Карибского бассейна, это страны Ближнего Востока, Азии и Африки (лидеры – Китай, Иран, Демократическая Республика Конго, Саудовская Аравия, Туркменистан, США). Согласно данным Международной Амнистии, в 2003 году в 21-й стране мира было приведено в исполнение 1146 смертных приговоров; 2756 человек приговорены к смерти в 63-х странах. Из исполненных казней 84% приходятся на долю Китая, Ирана, Соединенных Штатов Америки и Вьетнама. В Китае казнено 726 человек, 108 человек – в Иране, 65 – в США… Умерщвлено двое несовершеннолетних… На пространстве бывшего Советского Союза в 2003 году казнили в Беларуси, Казахстане, Узбекистане. Это цифры официальные, возможно, несколько более «радостные», чем реальная картина… Однако многие западные эксперты говорят сегодня о том, что исторический процесс распространения запрета на смертную казнь на все новые страны приостановился и в ближайшее время не предвидится его «размораживание ». Не предвидится и изменение законодательных позиций «сверхдержав» – США, Китая, России.

Пессимистические перспективы России?

В России запрет на смертную казнь не носит законодательного характера. Действующий с 1996 года мораторий, который Россия объявила в связи с принятием ее в Совет Европы, подвергается постоянной атаке наших политиков (один из последних прецедентов – кампания за смертную казнь, развернутая деканом социологического факультета МГУ В. Добреньковым, сумевшим привлечь в свои сторонники многие известные имена [15]). Да и более 60% населения (об этом свидетельствуют социологические опросы) приветствовало бы возвращение к смертным казням… Так что пессимизм российских противников наказания смертью, по- жалуй, не менее оправдан, чем пессимизм А. Камю. Впрочем, в этом деле никогда нельзя сдаваться… Как мне представляется, в сегодняшних условиях в России общественное обсуждение вопроса о смертной казни (в структурах законодательной власти, в среде специалистов от права, правозащитников, в СМИ, даже на телевидении в маловразумительном формате «ток-шоу») зашло как-то в тупик.

«За» и «против» – аргументы устарели и потеряли убедительность

В этих дискуссиях мы слышим одни и те же аргументы (и «за», и «против»), – повторяясь, они, фактически, уже теряют всякую свою «убедительность». Да и сами (не столь многочисленные) дискуссии ведутся на весьма абстрактном уровне отрывочного знания с привлечением моральных сентенций. Это имеет свое объяснение, в числе причин – пещерное состояние отечественной науки о наказании. Наша «криминология» (а о пенологии у нас вообще еще не говорят) весьма (за редким исключением [16]) консервативна и «проспала » приблизительно век. Почти все это время (исключая теоретически плодотворные конец XIX – начало XX века, когда в России начало развиваться «тюрьмоведение ») наука о наказании, фактически, была в нашей стране по букве и по духу – ведомственной, обслуживающей карательную систему. Между тем накопленное число (и многообразие) западных исследований наказания сегодня таково, что просто не представляется возможным освоение этого массива опыта. И все же нам надо спешно включаться в цивилизованный, в том числе теоретический процесс, непременно предполагающий сегодня акцент не только на философии и морали, но и, прежде всего, на социологии наказания **** .

Сегодня нужны масштабные, междисциплинарные исследования

Кроме привычной советской «статистики» (которую еще как-то можно получить у соответствующих властных структур), сегодня нужны масштабные, в том числе междисциплинарные, независимые эмпирические социологические исследования; насущно необходим перевод и публикация лучших западных исследований последних 50-ти лет; необходимо готовить на стадии вузовского образования специалистов по социологии наказания… Наконец, надо, чтобы выходило много книг отечественных исследователей и публицистов, размышляющих, в современном интернациональном контексте, о проблемах наказания в обществе.

Но даже если пофантазировать, что подобная «программа минимум» будет в ближайшие десятилетия реализована и появятся хотя бы те группы современно мыслящих экспертов, которые поднимут планку общественного обсуждения (в том числе темы смертной казни), – нашему обществу, видимо, еще далеко до осмысленного принятия решений в этой сфере…

Что можно сделать…

Сегодня же, с моей точки зрения, было бы правильным заморозить на неопределенное время решение о возвращении в нашей стране к смертным казням. И наращивать социальное знание об институте смертной казни. Не только теоретическое. В частности (я уверена в этом), надо сделать максимально открытой для общества информацию о смертниках (сегодня это пожизненно осужденные). Хотя бы по примеру тех же Соединенных Штатов. (Несмотря на то, что это, похоже, не очень помогает им в деле отказа от смертной казни.) Общество должно смотреть на проблему прямо, учитывая все ее сложности, но все же – через призму судеб конкретных людей. Ведь решать судьбу конкретного человека всегда сложнее, чем судьбу абстрактного «преступника». Так вот пусть для начала будет хотя бы эта «сложность», а не абстрактные рассуждения и нравственные догмы… Чтобы (по выражению Д. Гранина) «не расчеловечиться». И дело здесь не только в пресловутой «человечности», но и в использовании потенциальной способности человека мыслить, если угодно, усложнять ситуацию прежде, чем действовать и принимать простые необратимые решения.

Внимание общества к проблеме смертной казни

В упомянутых мною Соединенных Штатах активно действует множество неправительственных организаций, берущих на себя защиту того или иного человека, попавшего в «смертный коридор». При этом обнародуются как мнения защитников, знавших ожидающего смерти заключенного совсем другим и в другом качестве (мнения родных, друзей), так и мнения родных жертвы (кстати, случаи отказа от огосударствленной мести со стороны близких родственников жертвы не столь редки) и тех, кто жаждет этого наказания… Эти постоянные дискуссии поддерживают внимание общества к проблеме смертной казни, заставляя многих вновь и вновь искать личные аргументы «за» или «против».

В конечном итоге решение «за» или «против» смертной казни, касающееся жизни и смерти человека, должно быть максимально личным, персональным и ответственным…  

Пространный эпилог

Аргументы против смертной казни

Моя, если угодно, личная утопия неприменения смертной казни строится на нескольких, очевидных для меня, аргументах. Я попытаюсь коротко сформулировать главные из них.

Такое преступление, как лишение человека жизни (а я рассматриваю только этот, претендующий на наибольшую обоснованность, «повод» назначить смертную казнь, – но никак, скажем, не случаи «государственной измены» или, например, масштабного экономического преступления), с моей точки зрения, несоизмеримо вообще ни с какой мерой наказания. Несомненно, убийство (или варварское насилие) – это действие, которым субъект ставит себя вне человеческого сообщества. Однако это не означает, что сообщество должно отплатить ему «той же монетой». А если это происходит, то серия убийств себе подобных продолжается бесконечно. Для остановки этого каннибальского механизма человеку (обществу) дана надежда, что и существо, нарушившее главный закон человеческого сообщества, всегда имеет шанс покаяния и возврата. А если нет – тогда тюремная изоляция (коль скоро не осталось необитаемых островов).

Радикальное мнение криминолога Нильса Кристи

В одной из своих работ замечательный норвежский криминолог Нильс Кристи позволил себе размышление, не понравившееся многим: «После Второй мировой войны, недалеко от лагеря смерти в Биркенау, была воздвигнута виселица. Здесь вздернули коменданта лагеря. Вот этого я никогда не мог понять. Одна жизнь – и полтора миллиона жизней! Одна сломанная шея – и горы задушенных, умерших от голода или просто убитых в том лагере. Для меня эта казнь на виселице стала знаком унижения полутора миллионов жертв. Ценность жизней каждого из них оказалась лишь полуторамиллионной долей ценности жизни коменданта.

Ну а что еще можно было сделать? У меня нет иного ответа, кроме того, что, может быть, надо было устроить над ним процесс. День за днем выжившие заключенные рассказывали бы о том, что там происходило. Все жертвы смогли бы выразить свое отчаяние, гнев и жажду мщения. И комендант также высказал бы свое видение событий, свои соображения перед лицом жертв и судей. Ну а судья, если бы он был свободным судьей, а не просто палачом, нанятым победителями, какое бы решение он принял в итоге?

Один из возможных вариантов – и я бы предпочел именно его: судья говорит этому коменданту лагеря: вы несомненно все это совершили. Вы руководили умерщвлением более миллиона людей. Вы виновны. Ваши деяния настолько аморальны, что превосходят все мыслимые преступления. Мы все это слышали. И пусть весь цивилизованный мир узнает о тех ужасных делах, которые вы совершили в этом ужасном месте. Больше сказать и сделать нечего. Идите с позором...» ***** Если всерьез, то какая разница – циничное убийство многих или, скажем, одного человека? Логика здесь может быть той же: разве ценность жизни убитого равна ценности жизни убийцы? Разве это «равноценный размен»? Да и могут ли вообще быть «равноценными » две разные жизни?

И снова мои аргументы

Следующий мой аргумент. Мне действительно представляется, что убийство человека человеком (ставшее сегодня столь обыденным) представляет собой настоящую загадку для исследователя, а не предмет автоматической «симметричной» реакции власти. Давая государству молчаливую санкцию на убийство убийцы, позволяя себе самое простое из возможных решений, – мы откладываем возможное понимание. А ведь недавнюю историю сознательного, планомерного, технически продуманного уничтожения миллионов в концентрационных лагерях – эту многократно усиленную проблему убийства себе подобного – мы лишь начали продумывать (Т.В. Адорно, Х. Арендт, М. Хайдеггер последних лет, Ц. Тодоров, С. Мильграм, И. Кертес… – первые пришедшие на ум имена)…

Обстоятельства, которые нельзя сбросить со счетов