Шпаргалка по "Этике"

Поверхностность понимания Кантом золотого правила  проявляется, в частности, в том, что он не увидел в нем основание долга, утверждая что оно якобы не формулирует обязанностей по отношению к другим. Разве золотое правило не указывает, например, на долг перед родителями? Разве оно не говорит о том, что если ты хочешь, чтобы твои дети относились к тебе подобающим образом, то ты сам должен таким же подобающим образом относиться к своим родителям? Или: если ты хочешь, чтобы родители относились к тебе хорошо, то ты сам должен относиться к ним хорошо. И т. д. Такое понимание Кантом золотого правила обусловлено ориентацией на надындивидуальное. В его категорическом императиве основание долга — всеобщий закон. Этим Кант ставит общество выше личности. Золотое же правило указывает на конкретного человека как на основание долга.

И это справедливо, потому что нет крепче основания чем сам человек для себя. Долг предполагает знание себя и других. А кого человек знает лучше: себя или других? Конечно, себя. Долг предполагает уважение и заботу. А кого человек уважает больше и о ком заботится больше: о себе или о других? Конечно о себе. Это естественно. Основание долга находится не в каких-то заоблачных высотах, а в конкретном живом человеке со всеми его достоинствами и недостатками. Сам Кант, солидаризируясь с библейской заповедью любить ближнего своего как самого себя, подчеркивал при этом, что человек, не любящий себя, не может любить другого, т. к. такой человек свою ненависть к другому может фарисейски оправдывать своей самоотреченностью.

В русской философии  о проблемах, связанных с золотым  правилом, писал В.С. Соловьев. Вслед за Шопенгауэром он убедительно показал значение эмоций, психики как индивидуально-интимной основы золотого правила. Если люди руководствуются данным правилом безотчетно, то это в значительной мере благодаря чувствам совести и сострадания. Совесть отвечает преимущественно за реализацию отрицательной составляющей золотого правила. Сострадание — положительной. Совесть говорит: не делай другим того, чего не желаешь себе, т. е. не делай зла. Сострадание велит оказывать помощь страждущим, поступать с ними так, как хочешь, чтобы поступали с тобой в аналогичной ситуации.

Интимно-психологические  «механизмы», реализующие золотое  правило, указывают на то, что оно  отнюдь не является некой абстрактной  бездушной нормой, что оно глубоко  индивидуализировано, психологично, имеет не только “антенну” в виде традиции, общепринятого правила поведения, но и “заземлено”, уходит корнями в самые глубины человеческого естества.

В.С. Соловьев, правда, слишком увлекся страдательной  стороной золотого правила. Последнее  опирается не только на чувства жалости, сострадания, но и на чувства любви, наслаждения и просто на любопытство, на интерес (одного человека к другому). Кроме того он называл золотое правило принципом альтруизма и это, как представляется, не совсем верно. Слово «альтруизм» происходит от alter, другой и в обозначаемом им принципе акцент, естественно, сделан на другом, других. Альтруизм — это самопожертвование, самоотверженность. В золотом же правиле акцент делается на ego, на данном человеке. Ведь от него, как от печки, «танцует» золотое правило. Последнее «не отворачивается» от я в сторону другого, а «пытается» согласовать позиции я и другого, найти общий знаменатель, общую меру между ними. Золотое правило потому и является мерой, нормой, что оно устанавливает определенный баланс интересов.

Золотое правило  — главный принцип человеческого  общежития

В положительной  форме правило гласит:

поступай с  другими так, как хотел бы, чтобы  поступали с тобой.

В отрицательной:

не делай  другим того, чего не хотел бы, чтобы  делали тебе.

Золотое правило  дает целостное и концентрированное  представление о нравственности, схватывает главное в ней: отношение  к другому как к самому себе. Оно устанавливает, фиксирует, определяет меру человеческого в человеке, морально уравнивает людей и уподобляет их друг другу.

Моральное уравнивание  — количественная процедура, моральное  уподобление — качественная процедура. Вместе мы имеем мерный процесс: золотое  правило предлагает человеку соизмерять свои поступки с поступками других, мерить своей меркой поступки других и, наоборот, мерить чужой меркой свои поступки; одним словом, оно предлагает находить общую меру своих и чужих поступков и действовать в соответствии с этой общей мерой.

В своей отрицательной  форме золотое правило устанавливает  минимально низкую планку морального отношения человека к другим людям, запрещает делать зло, иными словами, устанавливает минимум нравственных требований к поведению человека.

В своей положительной  форме оно устанавливает максимально  высокую планку морального отношения человека к другим людям, побуждает к добру, добродеянию, иными словами, определяет максимум нравственных требований к поведению человека.

Таким образом, золотое правило охватывает весь диапазон нравственных поступков и  служит основой для различения и  определения моральных категорий добра и зла.

Такую же функцию  оно выполняет в отношении  категории долга. Взглянем на это  правило со той стороны, как оно  соизмеряет свои и чужие поступки. В фундаменте этого соизмерения, т. е. изначально лежит следующее. Люди, общество дали мне жизнь, сделали меня человеком (кормили, одевали, обували, воспитывали, дали образование и т. д.), т. е. они поступили со мной более или менее хорошо, так, как я хотел бы, чтобы со мной поступали другие. Соответственно я поступаю или должен поступать с ними (родителями, людьми, обществом), в частном случае, должен отплатить им тем же, т. е. своим поведением я не должен ухудшать-уменьшать качество-количество жизни (данной мне и другим), более того, насколько возможно должен заботиться об улучшении-увеличении качества-количества жизни (моей и других, общества в целом). Это — общее понимание долга. Оно, естественно, разделяется на частные виды в зависимости от того, кого мы имеем в виду под «другими». Если «другие» — родители, то это долг перед родителями. Если «другие» — народ, нация, то это долг перед Родиной, если «другие» — все человечество, то это долг перед человечеством.

Выполнение  долга конкретными людьми для  здоровья общества имеет такое же значение, какое удовлетворение потребности  имеет для здоровья отдельного человека.

Если мораль (нравственность) регулирует отношения  людей, обеспечивает здоровье общества в рамках нормы-оптимума и ближайших  отклонений от нее (сознание долга и  выполнение его), то право регулирует отношения людей, обеспечивает здоровье общества в более широком смысле — недопущения, профилактики или лечения патологических отклонений от нормы-здоровья, именуемых правонарушениями и/или преступлениями. Чем для жизни-здоровья отдельного человека являются болезни, тем для жизни-здоровья общества являются правонарушения и преступления. Когда правонарушений и преступлений в обществе много, то это — больное общество в юридическом смысле. О здоровье общества в нравственном смысле говорить приходится еще меньше.

Золотое правило  устанавливает связь-соответствие между жизнью-здоровьем отдельного человека и жизнью-здоровьем общества. Оно утверждает, что жизнь и здоровье общества базируются на жизни и здоровье людей, что нравственность не самоценна, а имеет корень в жизни-здоровье конкретного человека, является, так сказать, естественным продолжением этой жизни-здоровья. Нравственное здоровье, с одной стороны, является частью здоровья общества или совокупности людей (коллектива, семьи...), с другой, — составная часть индивидуального здоровья человека. Право тоже не самоценно. Оно является естественным продолжением нравственности. Оно в сущности, как и нравственность, основывается на золотом правиле. Об этом писал Гоббс (см. выше, стр. 366 — "Либерализм"). Примерно об этом же говорит давнее политико-юридическое правило: «Каждый обязан подчиняться лишь такому закону, на который он сам дал согласие». Это правило, может быть, несколько категорично, но верно по существу, поскольку опирается на золотое правило. В самом глубоком смысле право — это, повторяю, взаимодопущение и взаимоограничение свободы. Из взаимодопущения свободы вытекают разнообразные права человека. Из взаимоограничения свободы вытекают не менее разнообразные обязанности человека.

Золотое правило  обладает еще тем свойством, что  оно САМОДОСТАТОЧНО, закольцовано, имеет основание в самом себе. Оно, в частности, соединяет «хочу» и «надо», случайность «хочу» и необходимость «надо». Это соединение дает в итоге то, что я называю свободой. Золотое правило — формула свободы. Соединяясь в золотом правиле, «хочу» и «надо» взаимно допускают и ограничивают друг друга, устанавливают меру, умеряют друг друга.

Соединяя «хочу» и «надо», золотое правило снимает  также дилемму этики счастья  и этики долга. Оно требует  от человека только то, что он сам  хочет по отношению к себе. Недаром правило называется золотым.

Его своеобразным негативным слепком является “правило”, которое выражается в известных  словах “око, за око; зуб за зуб”, “мне отмщение и аз воздам”, в пословицах типа “как аукнется, так и откликнется” и т. п. Смысл “правила” в том, что если тебе сделали плохо, то ты имеешь право или должен отплатить той же монетой.

Данное “правило”  внешне похоже на золотое правило, но по сути своей является его антиподом. Оно действует тогда, когда не действует (нарушается) золотое правило. Насколько разрушительно оно для человеческих отношений, можно видеть на примере мести (если ты мне сделал плохо, то и я тебе сделаю плохо). Особенно разрушительна кровная месть, приводившая порой к уничтожению целых родов.

Могут спросить: если золотое правило такое хорошее, то почему люди нарушают его, почему они делают зло, не выполняют долга? Ситуация здесь примерно такая же как в случае со здоровьем и болезнями. Последние отнюдь не обесценивают здоровье. Напротив, заболевший человек стремится опять стать здоровым. Так и с золотым правилом. Нарушения правила не обесценивают его. В общем балансе человеческих поступков поступки, основанные на нём, безусловно перевешивают поступки, нарушающие его. Иначе мы имели бы дело с больным, гибнущим обществом.

—

Золотое правило  далеко не так элементарно-очевидно, как это может показаться на первый взгляд. Для того, чтобы оно действовало, нужно выполнение, по крайней мере, двух условий:

А). Человек сам  должен быть нормальным, здоровым или, если он нездоров и в чем-то анормален, то должен учитывать это нездоровье, анормальность при определении своего отношения к другому человеку (другим людям). Отношение к другому (другим) — это продолжение отношения к самому себе. Если курильщик, алкоголик, наркоман губит себя, губит свое здоровье, то ему противопоказано действовать в соответствии с золотым правилом (не вообще, конечно, а в определенном отношении: курения, приема алкоголя, наркотиков). Причем, если для алкоголиков и наркоманов такое противопоказание абсолютно, безусловно, то для курильщика есть возможность корректировки своего поведения в отношении других. Курильщик может сознавать вред курения и в соответствии с этим своим сознанием минимизировать наносимый им вред окружающим (например, стараться не курить в присутствии других — хотя в густонаселенном городе это практически невозможно).

Б). Человек должен уметь мысленно ставить себя на место  других и таким образом корректировать свое поведение. Это непростая процедура. Очень часто люди вредят другим не по злому умыслу, а из-за своего недомыслия, в частности, из-за неумения мысленно ставить себя на место других в конкретной ситуации. Например, курильщик, зная о том, что курить вредно, всё-таки курит, не жалея не только себя, но и окружающих его людей. Почему так происходит? Потому что для курильщика удовольствие от курения перевешивает сознание вреда от этого курения. Куря в присутствии некурящих, он не думает (или гонит от себя мысль) о том, что некурящие отнюдь не испытывают удовольствия от его курения, а, напротив, страдают. Курящий не поставил себя на место других (некурящих). Иначе он испытывал бы вместо удовольствия одно страдание. Могут сказать, что данная ситуация с курильщиком говорит скорее не о его недомыслии, а о его черствости, бессовестности, его нежелании ставить себя на место другого. Безусловно, все эти внемыслительные моменты могут присутствовать. Но ведь для того и голова на плечах, чтобы продумать до конца последствия своей черствости-бессовестности. Если бы курильщик в полной мере обдумал, т. е. домыслил до конца свое поведение, то он увидел бы, что полученное им удовольствие от курения ни в какое сравнение не идет с тем вредом, который он наносит уже не своему здоровью, а себе как личности, как человеку. Допустим, он курит в присутствии некурящей возлюбленной, суженой. Этим он показывает свое пренебрежение к ней, несмотря на всю любовь, на желание жениться на ней. Обычно девушка-женщина хорошо чувствует такое пренебрежение и рано или поздно отказывает ему в своей благосклонности. Такая же ситуация возникает в случае, если курильщик позволяет себе курить в присутствии друга, близкого, нужного человека и т. п. Гораздо менее очевиден вред, который курящий человек наносит себе в случаях, когда он курит в общественном месте, в присутствии незнакомых людей. (Как часто автор этих строк, сам некурящий, чертыхался по поводу того, что впереди идущий по улице человек дымит сигаретой и не понимает, что он своим курением заставляет идущих за ним пассивно курить). В таких случаях курящий, как правило, не получает прямого отпора, т. е. непосредственный бумеранг тут не действует. Тем не менее бумеранг и здесь налицо. Когда человек пренебрегает интересами незнакомых ему людей, проявляет неуважение к ним, то он не вправе ожидать от них уважительного к себе отношения. Хамство курящего человека соединяется, как правило, с хамством сквернословящего, дурно пахнущего, плюющего и т. д., и т. п. Одно хамство попустительствует другому. Возникает порочный круг хамства. В итоге увеличивается сумма зла, сумма взаимной озлобленности людей. В этой атмосфере неуважения друг к другу и наш курящий вполне может оказаться жертвой вольного или невольного хамства со стороны незнакомых людей. Здесь получается опосредованный бумеранг. Вывод: если бы курящий человек хорошенько подумал о последствиях своего поведения, т. е. всякий раз ставил бы себя на место других, некурящих людей, то он, безусловно, отказался бы от курения. Курящие люди, живущие в современном городе, так или иначе нарушают золотое правило. А это значит, что они поступают ненравственно, непорядочно. Не случайно во всем цивилизованном мире усиливается кампания за отказ от курения. Золотое правило не может нарушаться длительное время. Люди это чувствуют и стараются решить проблему.

Как можно видеть, при всей внешней мягкости золотое правило поведения весьма и весьма сурово по сути. В некоторых важных вопросах человеческого общежития его требования остаются пока нереализованными, что свидетельствует о том, что оно обладает значительным потенциалом, в частности, указывает на необходимость совершенствования межчеловеческих отношений, морали, права.

Семинар 2-3

2.

Судебная  реформа (1864 г.)

Судебная  реформа в России

В силу исторических условий разрешение вопроса о  правильном отправлении правосудия представляло в России особенные трудности. Наше С. устройство и деятельность судов до 1864 г. были в очень печальном состоянии, совершенно не удовлетворяя задачам и требованиям, предъявляемым к С. учреждениям. Неудовлетворительное состояние юстиции тяжело отражалось во всех сферах общественной и государственной жизни и давно уже вызывало целый ряд попыток изменить и улучшить судопроизводство. В Московском государстве С. власть соединялась с административной в руках воевод и приказов; точно установленного порядка обжалования решений не существовало. Высшим судьей был государь, к которому просители нередко обращались помимо других С. установлений. Недостатки такого порядка ясно чувствовались Петром Вел., и с его времени начинается постоянная работа правительства над улучшением С. устройства. Петр Вел. пытался привести в систему С. учреждения и дать им независимое от воевод и губернаторов положение, оставив за последними только право надзора и исполнения С. решений. С этою целью в 1713 г. в губерниях были назначены ландрихтеры, впоследствии подчиненные оберландрихтерам. Ландрихтеры должны были отписывать о важных делах в юстиц-коллегию, которой были подчинены и учрежденные в 1719 г. надворные суды и городские судьи. Вместе с тем Петр Вел. предписал не обращаться к монарху помимо С. установлений, которые должны были проходиться жалобщиками в известной последовательности. Ближайшие преемники Петра I вернулись к прежнему порядку — воеводскому и губернаторскому суду, апелляционной инстанцией для которого была юстиц-коллегия. В царствование Екатерины II снова был поставлен вопрос о судоустройстве и произведена крупная реформа в строго сословном духе. Дворянство, городское и сельское сословие (свободные обыватели) получили особые суды; над всеми этими судами были поставлены палаты гражданского и уголовного суда. Особые суды для крестьян были уничтожены при Павле I, а в царствование Александра I их дела были переданы в дворянские суды с назначением туда заседателей от крестьян; тогда же выборные от сословий были введены и в палаты гражданского и уголовного суда. Контроль над судами по прежнему оставался в руках губернаторов, которым было только запрещено вмешиваться в производство дел. Екатерининская система судов с позднейшими изменениями была закреплена Сводом Законов и просуществовала до 1864 г. Самое разбирательство дела в XVIII и в XIX в. до С. уставов происходило, согласно правилам следственного процесса, по теории легальных доказательств. Необходимость реформы чувствовалась самим правительством и еще более — лучшею частью общества. Правосудия и его исполнители вызывали постоянные нарекания и жалобы. Россия, по выражению поэта, была "полна в судах неправды чертой"; сами чиновники указывали "на повсеместное неуважение к закону и повсеместное нарушение его". Суды находились под сильным влиянием администрации. Правосудие для богатых и сильных лиц было пустым звуком. Дела разрешались исключительно на основании бумажного материала; приговоры постановлялись по чисто формальным соображениям. Случаи С. ошибок были очень часты. Производство дел тянулось медленно, иногда целыми десятилетиями; обвиняемые по нескольку лет сряду томились в предварительном заключении. Характерными особенностями предварительного следствия (производимого полицией) в старых судах были "безотчетный произвол, легкомысленное лишение свободы, напрасное производство обысков, отсутствие всякой системы и раздувание дел" (А. Ф. Кони, "За последние годы", стр. 265). Обжалование приговоров было затруднено: приговоренные к рабочему дому совсем не имели права на апелляцию, приговоренные к ссылке могли обжаловать решение лишь по исполнении телесного наказания и после прибытия на место ссылки. При следствии употреблялись сплошь и рядом запрещенные законом средства для получения сознания подсудимых; они подвергались истязаниям и угрозам. Защиты не существовало; предложения ввести ее решительно отклонялись в высших сферах, видевших в адвокатуре учреждение революционное. Заседатели из крестьян не имели в судах никакого значения, нередко выполняли обязанности слуг и сторожей. Правительство было бессильно по отношению к недостаткам и злоупотреблениям судов. Оно не могло ввести в должные рамки вмешательства администрации, не могло охранить интересы подсудимых и правильность приговоров ни формальным прокурорским надзором, ни тайным жандармским; последний еще более увеличивал шаткость и запутанность положения, заставляя и без того лишенные самостоятельности суды сообразоваться с новым, сильным наблюдателем, права которого были неопределенны и неограниченны. Неудивительно поэтому, что вскоре после издания Свода Законов возникла мысль об изменении С. порядков. В 1843 г. гр. Блудов собирал материалы о недостатках С. законодательства и занимался составлением предположений о его улучшении. В 1850 и 1851 гг. при II отделении Собственной Его Величества канцелярии были учреждены комитеты для составления проектов уголовного и гражданского судопроизводства; работы этих комитетов не были закончены в царствование Николая I. С воцарением Александра II и с переменой направления внутренней государственной политики вступил в новый фазис и вопрос о С. реформе. Уже в 1857 г. гр. Блудов решительно высказался за необходимость не частичных улучшений, а коренных изменений процесса. Он признал, что новая форма докладных записок, сокращение апелляционных сроков, уменьшение числа бумаг и т. п. не помогут делу, что нужно принять другую, совершенно отличную от прежней систему, основанную на "общих непреложных началах" ("Дело о преобразовании С. части", т. II). Результатом перемены во взглядах гр. Блудова были составленные им до 1860 г. проекты уставов гражданского и уголовного судопроизводства, устав судоустройства и положение о присяжных поверенных. По этим проектам подсудимым предоставлялось отводить следователей; им должен был сообщаться следственный материал. Окончательный допрос предполагалось производить в присутствии третьих лиц при помощи присяжных поверенных; доклад дела должен был производиться с известной публичностью; подсудимый мог защищаться, пользуясь содействием адвоката. Проекты установляли отделение С. власти от административной, гласность, устность и состязательность производства, уничтожение сословных судов — словом, все, что казалось совершенно недопустимым несколькими годами раньше (Джаншиев, "Основы С. реформы", стр. 40 и след.; "Из эпохи великих реформ", стр. 371 и след.). Проекты гр. Блудова не получили осуществления, так как раньше, чем они были рассмотрены в Государственном совете, произошло освобождение крестьян от крепостной зависимости, которое не могло не отразиться на всех областях государственной и общественной жизни. По докладу государственного секретаря В. П. Буткова было высочайше повелено (23 октября 1861 г.), чтобы государственная канцелярия с прикомандированными к ней для этой цели юристами (Н. А. Буцковским, К. П. Победоносцевым, Д. А. Ровинским и Н. И. Стояновским) установила, сообразуясь с проектами гр. Блудова, основные начала С. преобразования. С этого времени гр. Блудов, бывший уже в очень преклонном возрасте, утратил руководство делом С. преобразования, хотя за ним было сохранено "высшее наблюдение". Центр работы перешел в государственную канцелярию. Рассмотрение проектов гр. Блудова выяснило отсутствие цельной системы и единства начал, почему и было признано нужным предоставить новым деятелям право установить основные положения С. реформы, не стесняясь проектами, а сообразуясь с принципами, "несомненное достоинство которых признано в настоящее время наукою и опытом европейских государств" (Высочайшее повеление 1862 г.; Джаншиев, "Основы С. реформы", стр. 47). Русский суд стало возможным устроить на общепризнанных началах, обеспечивающих право и справедливость, ставящих правосудие вне зависимости от посторонних влияний. Эти основные начала — равенство всех перед законом, отделение административной власти от С., несменяемость судей, самостоятельная организация адвокатуры, гласность, устность и состязательность процесса, введение суда присяжных — были рассмотрены в Государственном совете и 29 сентября 1862 г. получили высочайшее утверждение. Для составления проектов согласно основным началам при государственной канцелярии была образована комиссия под председательством государственного секретаря В. П. Буткова, разделенная на три секции: гражданскую (председатель С. И. Зарудный, в числе членов К. П. Победоносцев, Н. В. Калачов, А. А. Книрим, Г. К. Репинский), уголовную, под председательством Н. А. Буцковского, и по судоустройству, под председательством А. М. Плавского (Джаншиев. "Основы С. реформы", стр. 51—55). В каждое отделение комиссии приглашались в качестве экспертов наиболее выдающиеся юристы. Составленная из лиц, горячо сочувствовавших реформе и принадлежавших к лучшим деятелям тогдашнего юридического мира, комиссия принялась за работу энергично и в 11 месяцев изготовила проекты учреждения С. установлений и уставов гражданского и уголовного судопроизводств с обширными объяснительными записками. Быстрота работы не послужила в ущерб содержанию проектов и записок; напротив, они могут быть по справедливости названы лучшими памятниками русского законодательства в XIX в. как по изложению, так и по выдержанности начал, принятых за исходную точку при составлении проектов. Пример составителей уставов лучше всяких рассуждений доказал, что законодательные работы могут производиться быстро и хорошо и что медленность не дает преимущества ни в качестве работы, ни даже в количестве материалов. Проекты С. уставов осенью 1863 г. были переданы на заключение II отдел. Собств. Его Величества канцелярии и мин. юстиции, которые отнеслись к проектам вполне сочувственно и в короткий срок доставили свои замечания. В декабре того же года проекты были внесены в Государственный совет, в котором они обсуждались при участии министра юстиции Д. Н. Замятнина и его товарища Н. И. Стояновского. Докладывал дело В. П. Бутков при содействии председателей секций комиссии. Рассмотрение проектов как в департаментах, так и в общем собрании Государственного совета шло с той же быстротой и энергией и закончилось в несколько месяцев (2 окт. 1864 г.). 20 ноября 1864 г. состоялся указ об обнародовании С. уставов, и С. реформа, обеспечивающая правосудие, стала совершившимся фактом. С высоты престола Уставы были признаны соответствующими желанию монарха "водворить в России суд скорый, правый и милостивый, равный для всех подданных, возвысить С. власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние и которое должно быть постоянным руководителем всех и каждого, от высшего до низшего". "Составители Уставов, — говорит А. Ф. Кони, переживший в качестве очевидца и участника эпоху С. реформы, — исполнили свою задачу с уменьем и любовью. В огромном ряде постановлений, представляющих одно гармоническое целое, они неуклонно провели основные принципы и провели так глубоко, связали между собою такими неразрывными нитями, что принципы эти без существенных повреждений просуществовали первое время, трудное время — и, будем надеяться, просуществуют еще долго" ("За последние годы", стр. 432). Высоко ставят С. уставы также и русские криминалисты-теоретики; так, напр., проф. Фойницкий отмечает, что "язык С. уставов отличается изяществом и легкостью... Общий подъем юридической мысли в России был прямым и ближайшим последствием С. уставов"... С. уставы "стремятся насадить в государстве господство общего, для всех одинакового интереса правды и справедливости" ("Курс уголовного судопроизводства", т. I, 49, 47). Сущность С. реформы состояла в следующем: в России учреждался суд, независимый от администрации; судьям была дана несменяемость и полная свобода в отправлении своих обязанностей. Разбирательство важнейших уголовных дел предоставлялось присяжным заседателям. Сословные суды уничтожались (за исключением коммерческих, военных, духовных и волостных); устанавливался единообразный порядок рассмотрения дел в 3 инстанциях — в двух по существу и в третьей в кассационном порядке. Высший суд по всем делам был образован в форме двух кассационных департаментов сената. Более важные дела рассматривались по существу в окружных судах и судебных палатах; менее важные — у мировых судей и в мировых съездах. Устанавливалась гласность, состязательность, устность производства и равноправность сторон; для охраны интересов тяжущихся была учреждена присяжная адвокатура; в уголовных делах право защиты установлено без ограничения. Предварительное следствие, преобразованое уже в 1860 г. учреждением судебных следователей, было вверено С. органам и поставлено под контроль суда и прокуратуры. После издания указа 20-го ноября 1864 г. около двух лет продолжались подготовительные работы по введению в действие уставов, 17 апреля 1866 г. открылись новые суды в С.-Петербурге, 28 апреля — в Москве и вслед за тем во всех губерниях округов спб. и московской суд. палат. Составители С. уставов рассчитывали, что через несколько лет С. реформа будет введена повсеместно; но эти ожидания не оправдались (Принтц, "Случайности, влиявшие на судебное преобразование 1864 г.", "Журн. мин. юст.", 1894, 2). Географическое распространение реформы замедлялось все больше и больше и закончилось лишь в 1899 г. С. уставы подверглись притом существенным дополнениям и переменам, совершенно чуждым их духу и вызванным по большей части случайными явлениями общественной и государственной жизни. Судебное законодательство утратило свою целостность и стройность. Реформирована, так сказать, в обратную сторону была даже внешняя форма уставов: они были внесены в Свод Законов в качестве XVI тома (1884), что как бы говорило о желании приблизить новые судебные порядки к законодательству Свода, "воссоединить" их. Первые изъятия из компетенции суда присяжных были сделаны в 1879 и 1881 гг., но они носили временный характер, касались сравнительно небольшой группы государственных преступлений и объяснялись чрезвычайными обстоятельствами того времени. 7 июля 1889 г. круг действия суда присяжных ограничен изъятием целого ряда дел, так или иначе затрагивающих административные интересы. Суд с участием сословных представителей не оправдал, однако, возлагавшихся на него ожиданий, и в настоящее время большинство противников суда присяжных уже не говорит о полной его отмене. Другое крупное изменение уставов — в области мировой юстиции, которой составители С. уставов справедливо придавали огромное значение, — было сделано законом 12 июля 1889г. Земские начальники, назначаемые и увольняемые по усмотрению административной власти, облеченные административными функциями, заменили выборных мировых судей, независимых и несменяемых. Местная юстиция, ближе всего соприкасающаяся с обиходными, но существенными интересами крестьянского населения, была изъята из общего круга С. установлений и лишена гарантий, даваемых С. уставами. Закон 1889 г. как бы возвратил судебное рассмотрение менее важных дел к порядкам, существовавшим до 1864 г. В С. уставах перечислялись дела, по которым суд имел право закрывать двери судебного заседания. Закон 1887 г. предоставил суду вести дело при закрытых дверях в случае опасности процесса для нравственности, религии, государства и порядка. Такое же право дано министру юстиции, а в местностях, где действует положение об усиленной охране, — генерал-губернаторам и министру внутренних дел. Ограничено, наконец (законом 1885 г.), начало несменяемости судей и усилена их служебная подчиненность старшему председателю судебной палаты и министру юстиции; высшему дисциплинарному присутствию предоставлено право увольнять судей без прошения не только за служебные упущения, но и за противные нравственности и предосудительные внеслужебные проступки; производство дисциплинарных дел происходит без участия защиты и непублично. Все эти изменения придали С. уставам своеобразный оттенок, приспособляющий их к новым требованиям, чуждым эпохе их составления. Частичные поправки и изменения не удовлетворяли ни защитников, ни противников С. уставов. При таких условиях вполне естественным явился пересмотр судебного законодательства. 7 апреля 1894 г. была учреждена, под председательством министра юстиции, комиссия по пересмотру законоположений по судебной части, в 1899 г. закончившая составление проектов учреждения С. установлений и уставов гражданского и уголовного судопроизводства. Задачей комиссии было поставлено "сбережение и развитие действительно полезного (в действующих законах) и видоизменение и устранение всего, что не оправдано жизнью" (Всеподдан. доклад министра юстиции). Отступления от С. уставов, допущенные в течение тридцати пяти лет со времени введения С. реформы, проектами комиссии большею частью не устранены, а во многом получили даже дальнейшее развитие. В настоящее время (январь 1901 г.) ожидаются замечания отдельных ведомств, после чего проекты поступят на рассмотрение госуд. совета.