Профессиональная этика юриста

Касаться наружности подсудимого или копаться в его прошлом, не имеющего прямого отношения к рассматриваемому делу, - это значить злоупотреблять своим положением.

О последствиях, к которым может привести поспешность в выводах прокурора, может свидетельствовать такой факт из жизни А. Ф. Кони. Во время обвинительной речи он заметил, что подсудимый всё время улыбается. Возмущённый, А.Ф. Кони обратился к присяжным, утверждая, что преступник потерял совесть: «Он смеётся над судом, над вами господа присяжные заседатели, надо мной; над всем правосудием». К подсудимому была применена суровая мера наказания. Но и тут он смеялся. «Анатолий Фёдорович, - воскликнул в кулуарах один из его коллег, - как могли вы так поступить? Ведь обвиняемый и не думал смеяться. Он плакал…» надо ли говорить, что этот урок запомнился Кони на всю жизнь.

Отношение к подсудимому как к врагу, с которым, роясь в его прошлом, можно не стесняться в приёмах и в подборе доказательств, - крайне опасная позиция обвинителя, граничащая и с безнравственностью, и с нарушением закона. М. Ф. Громницкий, поддерживая обвинение по делу Данилова, говорил : «Обвинение должно быть искренним и добросовестным, а можно ли назвать добросовестным обвинение, когда обвинитель сознательно обходит факты, говорящие в пользу подсудимого?».

«Долг каждого прокурора, которому государство доверяет выразить отношение общества к совершённому преступлению, помнить, что как бы низко не пал человек, всё де хотя и падший, но ваш собрат, что если, быть может, и померкла в нём искра человеческого достоинства, но никогда она не сможет совсем погаснуть в человеке. Без злобы и увлечения судите это дело, и тогда ваш суд станет судом правды в полном значении этого слова, когда вы без ошибки, насколько это возможно суду человеческому, отделите правое от неправого, истину т лжи, и мы с уважением преклонимся перед вашим приговором, каков бы он ни был», - с такими словами обратился к суду адвокат Превальский по делу Либермана.

Обвинитель обязан построить свои взаимоотношения с подсудимым так, чтобы тот, подобно игуменье Митрофании, мог сказать: «Прокурор обращался со мной как с человек с сердцем, он не глядел на меня как на осуждённого, он смотрел как на обвиняемого, который может быть и оправдан».

Говоря об этике прокурора, невозможно обойти вниманием и такой вопрос, как достоинство прокурора при произнесении обвинительной речи. П. С. Пороховщиков писал, что недопустимо, когда прокурор обращается к присяжным: «Я ходатайствую о признании подсудимого виновным, я прошу у вас обвинительного приговора. Нищий может просить у имущего о подаянии, влюблённый пусть униженно ищет у хорошенькой женщины благосклонности. Но разве присяжные заседатели по своей прихоти дарят обвинения или отказывают в нём? Не может государственный обвинитель просить о правосудии. Он требует его». от умения прокурора вести (держать) себя на процессе, от его общей и профессиональной культуры в определённой степени зависит, чтобы судебный процесс оказал предупредительное и воспитательное воздействие. Долг чести и достоинства прокурора всем своим поведением проявлять уважение к суду как к органу правосудия.

Прокурор московского окружного суда П. Н. Обнинский с возмущением писал, что «иногда можно видеть такого прокурора, который произнося обвинительную речь и считая свою задачу законченной, демонстративно не слушая защитника либо даже пренебрежительно выражает своё отношение к сказанному защитником речь защитника, какой бы критической в отношении речи обвинителя она ни была, должна быть выслушана прокурором со спокойным достоинством. Прокурор только от этого выиграет и в глазах присяжных заседателей, и в глазах присутствующих в зале».

 А. Ф. Кони об этой  стороне этики прокурора писал следующее: « Прокурору не приличествует забывать, что у защиты, теоретически говоря, одна общая с ним цель содействовать, с разных точек зрения, суду в выяснении  истины допустимыми  человеческими силами средствами, и что добросовестному исполнению этой обязанности, хотя бы и направленной к колебанию и опровержению доводов обвинителя, никоим образом нельзя отказать в уважении».

Негативное отношение отдельных прокуроров к деятельности защитника Н. П. Карабчевский видел в том, что «защиту впускают» в храм правосудия, но надолго ли и в какой момент? Разве в самые сокровенные и трудные для обвиняемого, а нередко и для истины моменты, она не находится в жалком положении оглашённого, изгнанного, бессильно томящегося у преддверия храма? Её впускают тогда, когда затеянная в глубокой тайне, сотканная в тиши и выполненная в раздумье вся «творческая» работа обвинения в сущности «готова» - окончена совершенно. Ей предоставлено только критиковать и даже разрушать это «творчество», класть свои мазки на законченную картину, портить её или рвать холст, на котором она нарисована, но не делать ничего своего законченного и целого. Она ничего не даёт взамен разрушаемого. Ум наш так устроен, что, подобно всей природе, боится пустоты. И к защите предъявляют требование на смену разрушаемому создать нечто новое, самое положительное и прочное. Но предъявлять подобное требование – значить издеваться над бессилием стороны в процессе».

Таким образом, в основе отрицательного отношения прокурора к адвокату всегда лежат чувства безнравственные: стремление любыми способами осудить подсудимого, защитить честь мундира, желание подчеркнуть свою власть, угодить начальству.

Вместе с тем адвокат – не слуга своего клиента, а прежде всего служитель правосудия. Один из славных представителей этой благородной профессии П. А. Александров, о котором современнике говорили, что он соединил в себе колоссальный талант адвоката с неустрашимым мужеством война, презиравшего опасности, прямо заявил  об этом в одной из своих речей: «Я желал бы исполнить долг мой не только как защитника, но и как гражданина, ибо нет сомнения, что на нас, как общественных деятелях, лежит обязанность служить не только интересам защищаемых нами, но и вносить свою лепту, если в ому представляется возможность, по вопросам общественного интереса».

Характеризуя общие нравственные принципы, предъявляемые к судебному деятелю, нельзя обойти вниманием и такой вопрос, как уважение к окружающим, участникам судебного процесса. В частности, умение ценить и беречь чужое время, которое достигается на основе знания материалов дела.

М. Ф. Громницкий писал: «Первая, азбучная истина публичного обвинителя – изучение дела по предварительному следствию. Изучение это, безусловно, должно быть самое внимательное, всестороннее, от первой страницы до последней, без пропуска самой ничтожной бумаги из полицейского, например, дознания или каких-либо приложений к делу. Самая ничтожная бумага может неожиданно стать на суде материалом в разъяснении обстоятельств дела, может дать, наконец иное освещение имеющим значение в деле фактам».

Заслуживает внимание совет Ф. Н. Плевако: «Как это обычно делают защитники, я прочитывал бумаги, беседовал с подсудимым, вызывал его на искреннюю исповедь души, прислушивался к доказательствам и составлял себе программу, заметки о чём, что и зачем говорить, обдумывал и догадывался, о чём говорит прокурор, на что особенно будет ударять, где в нашем деле будет иметь место горячий спор, и свои мысли \ держал про запас, чтобы на его слово был ответ, а на его удар – отражение…». То есть необходимо прочувствовать материалы дела, уметь представить себе картину преступления, обстановку, в которой оно совершено.

Доскональное знание материалов дела позволяет сократить количество бесцельных вопросов, задаваемых подсудимому, потерпевшему, свидетелям, сосредоточив все усилия на выяснении истины.

Недопустимо использовать судебной трибуны на удовлетворение личных амбиций, желаний «порисоваться» перед присутствующими. Один адвокат по делу об убийстве в драке говорил: «Драка, господа присяжные заседатели, есть такое состояние, субъект

которого, выходя из границ дозволенного, совершает вторжение в область охраняемых государством объективных прав личности, стремясь нарушить целостность её физических покровов повторным нарушением таковых прав. Если одного из этих элементов творения личных нет налицо, то мы не имеем юридического основания видеть во взаимной коллизии субстанцию драки». А. Ф. Кони был вынужден заметить: «Господа присяжные заседатели, что такое драка, я думаю каждому из вас известно по собственному опыту из детства. Но если нужно её точно определить, то позвольте вместо длинной формулы защитника сказать, что драка есть такое состояние, в котором каждый из участников наносит и получает удары».

В превосходной речи С. А. Андреевского по делу Андреева неожиданное крушение семейного благополучия, когда Сарра Левина о своей измене сообщает мужу, сравнивается с землетрясением: «В жизни Андреева произошло нечто вроде землетрясения, совсем как в Помпее или на Мартинике. Чудесный климат, все блага природы, ясное небо. Вдруг показывается слабый дымок, затем чёрные клубы дыма, копоть, гарь. Всё гуще. Вот уже и солнца не видать. Полетели камни. Разливается огненная лава. Гибель грозит ото всюду. Наконец неожиданный удар, треск. И всё погибло».

Сравнение сильное, форма безупречная, но, на вой взгляд, лучше было его упустить: оно сразу отрывается от действительности, напоминает, что перед судьями не подсудимый, полный горя и отчаяния, а его защитник, чарующий игрой тщательно отточенных слов.

Одним из элементов культуры следственного деятеля является его внешний вид. Анатолий Фёдорович Кони советовал: «Следует одеваться просто и прилично. В костюме ничего не должно быть вычурного и кричащего (резкие цвета, необыкновенный фасон). Грязный, неряшливый костюм производит неприятное впечатление. Это важно помнить, так как психологическое воздействие, на собравшихся начинается до речи, с момента появления перед публикой». Это, разумеется, относится к одежде судей ,народных заседателей, адвокатов, секретарей судебного заседания, прокурорских работников и других участников судебного процесса.

В равной мере данные замечания относятся и к работе следователя прокуратуры, которому ежедневно приходится общаться со многими людьми. Нередко установить контакт с человеком не удаётся именно вследствие первоначальной антипатии, вызванной внешней оценкой следователя.

Профессиональная юридическая деятельность отличается сложностью и многогранностью. Её психологический анализ всегда даёт выделить ряд этапов, через которые происходило движение к конечной цели – установлению истины. В той или иной степени в профессиональной юридической деятельности можно выделить следующие стороны: поисковая (познавательная), коммуникативная, удостоверительная, организационная, реконструктивная (конструктивная), социальная.

В каждой из указанных выше сторон реализуются соответствующие личностные качества, обеспечивая успешность деятельности.

Деятельность юриста – многоуровневое, иерархическое явление. На каждом уровне достижение свойственных данному уровню целей обеспечивается соответствующими личностными структурами, причём их достижение обеспечивает важность перехода к достижению целей высоких уровней деятельности.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

4. Морально-этические основы работы юриста: место морали в юридическом труде.

Профессиональная мораль не изолирована от общей морали, господствующей в конкретной социально-экономической формации. Господствующая мораль является доминирующей по отношению к профессиональной, но она не содержит в себе специфических норм поведения. Поэтому лишь на основе учета общеморальных требований невозможно правильное понимание нравственных проблем той или иной профессиональной деятельности.

Нужно отметить важность профессиональной квалификации работника, которая, с одной стороны, дает право заниматься избранной деятельностью, а с другой — определяет отношение к нему как коллег, так и людей, на благо которых направлен его труд.

Вместе с тем практика показывает, что формальная, юридически засвидетельствованная квалификация сама по себе не в состоянии обеспечить успех дела. Возможность вхождения в духовный мир человека представителей таких профессий, как врач, педагог, юрист, обусловливает необходимость существования для подобных специальностей специфических норм морали, которые, кроме содействия успешному осуществлению профессиональных функций, служат охране интересов личности.

Указанные нормы являются профессионально-этическими, потому что их возникновение и усвоение не определяются непосредственно какими-либо институциональными условиями (образованием, должностным положением), а овладение ими обеспечивается главным образом культурой личности, ее воспитанностью.

Под этикой понимается и практическая реализация указанных норм, определение поведения людей как этическое либо как неэтическое. Отсюда необходимо различать этику как идеал и этику как действие. Сейчас мы говорим не только об этике, но и о профессиональной этике/Наличие в обществе особой профессиональной этики или морали является одним из следствий исторически сложившегося профессионального разделения труда. Для целого ряда профессий оказалось недостаточным, чтобы их представители обладали теми или иными трудовыми навыками. Наряду с этим они должны обладать и известными нравственно-волевыми качествами, практиковать в своей среде определенные принципы и правила поведения, которые, с одной стороны, регулировали бы отношения внутри профессиональной группы, с другой — отношения самой профессиональной группы к лицам, использующим ее услуги. В ряде случаев это требовало даже выработки особых кодексов поведения, включавших в себя правила, нормы, заповеди, клятвы. Все это имело своей целью поддержание высокого профессионального уровня деятельности, престижа, социальной ценности профессии как таковой, внушение к ней доверия со стороны общества. Нельзя считать случайным, что едва ли не самая первая клятва на верность профессиональному долгу появилась еще в древности в среде людей, призванных служить людям.

Наряду с требованиями, обращенными вовне, к другим людям, профессиональные группы стремились выработать и закрепить моральные нормы, регулирующие отношения их членов друг к другу (цеховые уставы средневековых городов Западной Европы: мастер не имел права расхваливать свой товар и таким путем зазывать к себе покупателя, нельзя было переманивать покупателя, когда он останавливался перед лавкой соседнего мастера и т. п.).

Таким образом, возникновение и развитие профессиональной морали напрямую связано со становлением той или иной профессии, в ряде случаев является необходимым элементом профессионального обучения и профессиональной деятельности. В силу этого профессиональная мораль имеет и большое общественное значение. Конечно, не каждая профессия имеет свою особую мораль. Можно говорить о профессиональной морали врача, юриста, учителя, но не токаря, ткача, рыбака, сталевара и т. п. Несомненно, и для этих профессий существуют известные нравственные предпосылки, как минимум трудолюбие, яо тем не менее мы не можем в данном случае вести речь об особой профессиональной морали, а только о трудовой морали вообще.