Опыт экономических реформ в становлении нового экономического порядка на примере Германии

    С другой стороны, оздоровление последней не могло не сказаться на тяжелой индустрии (но это действительно уже была новая, здоровая связь двух подразделений — от предметов потребления, оплаченных деньгами потребителя, а не наоборот): эта сверхнормальная ликвидность, которую  создали эти 10 млрд. марок в потреблении, действовала так, что отсюда часть  покупательской способности перенеслась также в индустрию средств производства.

    Первый  этап еще не мог полностью обойтись без регулирования цен: Эрхард говорил: «Мы должны сейчас осуществить выравнивание цен... Затем должны мы со всей определенностью заявить: теперь все! С этого момента цены повышаться не будут». Таким образом, эти первоначальные 10 млрд. марок создали, с одной стороны, потенциал развития реформы и возможность  маневра по изменению  структуры  цен, а с другой — ответственность действий Экономического совета, который должен был удержаться от соблазна регулирования цен.

    В принципе к 1950—1951 гг. первый этап осуществления  реформ по переходу к экономическим  методам регулирования был в целом завершен. Но только «в начале 1959 г. была достигнута полная конвертируемость немецкой марки», понадобилось десятилетие «экономического чуда» для закладки основ социального рыночного хозяйства. Это показывает всю сложность перехода от командной экономики к рыночной даже в благоприятных условиях.

    В 1957 г. бундестаг принял два важных для  становления хозяйственной  системы закона:

1. о бундесбанке, который окончательно закрепил независимость последнего от правительства
2. против ограничений конкуренции в 1961 г. были приняты еще два ключевых закона—о Свободе внешней торговли и о защите капитала.

    К этому времени ФРГ вступила в  международные организации: в Организацию  европейского экономического сотрудничества в 1949 г., в ГАТТ в 1951 г., в Международный  валютный фонд в  1952  г.,  благоприятным фактором было и образование в 1957 г. Европейского сообщества.

    В целом с конца 50-х годов в  ФРГ наступило  десятилетие  интенсивного развития социального рыночного  хозяйства. Безработица (и это несмотря на значительный прирост населения за счет переселенцев) почти сошла на нет, темпы роста общественного продукта были на уровне 5% в год, инфляция оставалась в незначительных размерах — 1-2% в год. При этом доля государственных расходов в валовом общественном продукте выросла с 34,2% (113,4 млрд. DM) в 1961 г. до 39,1% (264,1 млрд. DM) в 1970 г. Это свидетельствует о становлении «социального государства» и принятии многочисленных социальных программ. В течение 15 лет, с 1959 по 1973  г., социальные выплаты на одного жителя в среднем возросли в 3,4 раза, именно с 1242 DM (1960 г.) до 4239 DM (1973 г.). (При этом валовой социальный продукт вырос в меньшей пропорции, в 3 раза.).

    Строительство жилья достигло невиданного ни до, ни  после  уровня—579 000 квартир  в год.

    Плохая  хозяйственная конъюнктура 1965—1966 гг., а том числе рост безработицы, привела к падению правительства Эрхарда, сменившего на посту канцлера умершего Адэнауера. К власти пришла «большая коалиция», объединившая все крупные партии. Почти сразу был принят Закон о способствовании стабильности и роста экономики, который предусматривал более интенсивное госрегулирование конъюнктуры, чем это было ранее. Сразу были приняты инвестиционные программы — на 2,5 и 5,3 млрд. марок, после чего конъюнктура быстро улучшилась: рост долгов, экспансивные финансовые программы и последовавшее затем погашение долгов соответствовали во многом модели антикризисной фискальной политики в преодолении конъюнктурного спада. Закон о стабильности выдержал первую пробу.

    Эта политика нашла развитие у социально-либеральной коалиции (СДПГ  и СвДП), которая пришла на смену «большой коалиции» в 1969  г. Так, Г. Шмит считал, что 5% повышения цен лучше, чем 5% безработицы.

    По  оценке тогдашнего министра экономики  К. Шиллера, автора концепции «глобального регулирования», эта политика была синтезом фрайбургского императива, фрайбургского экономического порядка и кейнсианского подхода. Итак, в игру вступил Кейнс, известный английский экономист, предложивший — еще перед войной — в условиях мирового кризиса так называемую политику спроса, где государству было рекомендовано повышать занятость.

    Концепция «глобального регулирования» предусматривала  переход от сложной системы многочисленных налогов к налогообложению основных макроэкономических величин — прибыли, зарплаты и др. с тем, чтобы государство могло их таким образом регулировать. В результате этой  политики годовая реальная зарплата росла в среднем на 4,6%в  год. Но, с другой стороны, уровень цен 1969 г. вырос на 1,9%, 1970 г. — на 3,6, 1971 г.— на 5,1, 1972 г.— на 5,6%. Это свидетельствует о процессах разбалансирования экономики. Итак, обратной стороной антициклического регулирования стала растущая инфляция, которая достигла в 1973 г. 6%.

    В этот период «экспансии социального  государства» были приняты  новые  законы в социальной области и на их основе широкие социальные программы:

• Закон о защите прав работающей молодежи (1960 г.) введение Минимального отпуска для всех трудящихся (1963 г.) и продление срока отпуска по материнству (1965 г.);
• налоговые льготы предпринимателям, вводящим для работающих имущественные доплаты, учитывающие объем доходов и число детей (то есть социальные критерии);
• содействие образованию (Законы о специальном образовании 1969 г. и о переобучении 1971 г., о способствовании защите академических степеней—1971 г.);
• рост социальных выплат: на детей (1961, 1964, 1970 гг.), на приобретение жилья для малообеспеченных групп (Закон о жилищной помощи 1963г., второй жилищный закон 1970 г.);
• развитие системы социального страхования (в том числе введение выплат по болезни, включение детей и студентов в обязательное страхование от несчастных случаев — 1971 г., введение гибкой возрастной границы для перехода на пенсию — Закон о пенсионной реформе 1972г. и т. д.).

    Экспансия социального государства обеспечивалась путем повышения налогов — если в 1960 г. нагрузка на зарплату  работающего через налоги и социальные отчисления составляла в среднем 15,9%, то уже в 1973 г. она выросла до 26,1%.

    Вывод: первый поворот в экономической  политике произошел в конце 60-х  годов и был связан с усилением деятельности государства в области  занятости и социальных программ.

    Однако  уже с начала 70-х годов безработица  вновь стала расти, одновременно резко возрос также дефицит госбюджета из-за прогрессирующих выплат социального  назначения: так, с 1970 по 1975 г. процент государственных расходов в чистом социальном продукте вырос с 29 до 51%, при этом наибольшая часть этого прироста пошла на развитие различных  видов социального страхования.

    К началу 70-х годов в общественности начинает преобладать мнение, что многие сторонники кейнсианства в их одностороннем выделении аспекта занятости отказывают во внимании проблематике инфляции. Это открыло «монетарную контрреволюцию», которая возвратила инфляционную проблематику  в центр своих убеждений.

    Монетаристы считали борьбу с безработицей излишней, относя определение пропорции занятости  к внутреннему делу рынка. Однако  эйфория правящих социал-демократов начала 70-х годов, несмотря на многочисленные предостережения оппонентов, начала испаряться лишь к середине 70-х, когда появилась симптомы нового мощного хозяйственного кризиса.

    Кризис 1974 — 1975 гг. внес отрезвление и новый  переворот в политике — сокращение госбюджета и меры по обузданию инфляции. Однако в целом продолжала проводиться  социал-демократическая линия, и после двухлетнего сокращения безработицы и повышенных темпов роста в 1977 г. конъюнктура снова начала ухудшаться. Новая социал-демократическая политика попыталась сочетать  социальную  направленность и линию на поддержку структурных сдвигов.

    В 1977 г. была принята «Программа будущих  инвестиций», отличавшаяся от предыдущих двумя важными пунктами. Во-первых, эта программа была среднесрочной, во-вторых, кроме постановки задач  политики занятости, также ясно выделялась политика структурных сдвигов. Путем направленных в будущее инвестиций в области строительства городов, транспорта, отопления предусматривалось развитие общественной инфраструктуры и защита окружающей среды. Для этого были предназначены инвестиции а размере примерно 16 млрд. марок.

    Однако  и обновленная политика привела  к росту дефицита госбюджета с 37,9 млрд. марок в 1979 г. до 67,6 млрд. в 1982 г. Это свидетельствует, что даже при  осознании необходимости перемен  экономическая политика существенно  меняется лишь путем  прихода к власти конкурентов, которые вырабатывали альтернативу в оппозиции.

    Конец социально-либеральной коалиции осенью 1982 г. означал действительный поворот  в социальной и экономической  политике. В первую очередь предусматривалось  сокращение государственной деятельности, чтобы вновь предоставить больше места частной предпринимательской инициативе. Уже в бюджете 1983 г. дефицит был сокращен на 30 млрд. марок, однако реально его удалось снизить лишь на 14,6 млрд.

    Инерцию социально ориентированной экономической  политики не удалось преодолеть и консерваторам с их ориентацией на максимальное устранение государства из хозяйственной жизни. Так, доля государственного бюджета в совокупном общественном продукте остается с начала 80-х годов на уровне немногим менее 50%, государственный долг растет также постоянными  темпами, а после 1985 г. дефицитность бюджета даже повысилась с 8 до 13 % .

    Второй  поворот в экономической политике произошел в начале 80-х годов  и был связан с усилением деятельности государства в сфере защиты свободы предпринимательства (например, были снижены налоги, ослаблен контроль над слияниями компаний и др.), однако одновременного планируемого уменьшения объема  государственного перераспределения так и не произошло. Что же явилось причиной последнего феномена? Социальное рыночное хозяйство не позволяет себя демонтировать: созданные им социальные институты (система социального страхования, партнерство профсоюзов и союзов предпринимателей  и т. д.) являются для избирателя более привлекательными, чем гипотетические блага консервативной экономической политики.

    Результаты  монетаристской неоконсервативной  политики, как это отмечалось выше, существенно отличаются от плодовсоциал-демократической  политики: если последняя, сокращая безработицу  и способствуя  социальным программам, тем самым сокращает темпы роста и усиливает инфляцию, то экономическая политика консерваторов, напротив, способствуя росту и оздоравливая финансы, ставит тем самым под  вопрос  само «социальное» государство: безработица растет, доля трудящихся в национальном доходе падает. Так это и произошло в 80-х годах.

    Но  поскольку оба основных направления  экономической и социальной политики зависят от мнения большинства, то они  вынуждены оба стремиться провозгласить  себя наследником и хранителем идей социального рыночного хозяйства.

    Попытка реализовать синтез социального  и рыночного в экономике лишь путем построения «социального государства» (что предприняли социал-демократы  в 70-е годы) привела к кризису  последнего и к политике возврата на традиционный путь.

    Но, с другой стороны, возврата к государству  — «ночному сторожу» уже быть не может (что показали  80-е  годы): набравшая инерцию громада социального  государства «не дает» себя демонтировать; безработицу, принявшую застойный  характер, не удается преодолеть неоконсервативными средствами. Возникает необходимость, как уже  говорилось, синтеза двух течений в социально-экономической мысли. Такой синтез в различных формах идет (например, в концепции «человеческого капитала» как синтеза противоположности труда и капитала). Три заключительных замечания, актуальных для нашей ситуации:

    Во-первых, реформы, к сожалению, осуществляются лишь тогда, когда положение угрожающе  и реформы безотлагательны, когда  из-за широкого распространения беспорядка и небезопасности большинство видит в  них  больше плюсов, чем минусов.

    Во-вторых, командная экономика в Германии господствовала лишь 12  лет и  не  устранила частной собственности, при этом немаловажно, что государственные  предприятия были разрушены.

    Наконец, в-третьих, сочетанием трех реформ (денежной, экономической и социальной) удалось направить массовую активность в позитивное русло — за счет действительной связи производства и потребления (деньги), эффективности и справедливости (социально сбалансированный рост).

    Можно с уверенность говорить, что на «ярмарке» социально- экономических идей концепция «социального рыночного хозяйства» — одна  из наиболее привлекательных, если отвлечься от ее рекламного блеска и поломать немного голову над разгадкой западногерманского «экономического чуда».

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

    Основным  плюсом вообще в жизни Эрхарда  было то, что он оставался всегда тверд и последователен. Он противостоял любым попыткам навязать правительству  такую линию, которая могла бы спровоцировать и подстегнуть инфляцию. Он отказывался осуществлять любые меры, которые бы противоречили принципам рыночной экономики. Это не значит, что правительство бездействовало, «перепоручив» все рынку. Но  активность правительства и Центрального банка (селективная поддержка экспортных отраслей промышленности, стимулирование инвестиций методами налоговой политики, создание инвестиционных фондов с государственным участием, гибкое манипулирование учетной ставкой и так далее) напоминала скорее тонкую работу настройщика музыкальных инструментов, чем беспорядочное размахивание кувалдой.

    Уже к середине 50-х годов даже завзятым скептикам стало ясно, что система  «социального рыночного хозяйства» выдержала испытание на прочность. К 1958 году, спустя 10 лет после начала реформ, Германия утроила свой ВНП, став вторым после США мировым экспортером. Стабильность немецкой марки вызывала зависть соседей, каждый седьмой немец обзавелся машиной, система социальной защиты не плодила иждивенцев, но позволяла каждому достойно встретить и старость.