Железнодорожная катастрофа под Уфой

Весьма характерной являлась психогенная анастезия в течение  первых 5-10 мин после взрыва получения  травм и ожогов при сохранении ясного сознания и способности к  рациональной деятельности практически  у 100% обследованных. У лиц с повышенным чувством ответственности (например, у  должностных лиц поездной бригады) длительность психогенной анастезии  в отдельных случаях достигала 15 мин (даже при общей площади  ожоговых поражений II-IIIа степени до 40% поверхности тела). Одновременно отмечалась значительная мобилизация (сверхмобилизация) психофизиологических резервов и физических сил: некоторые пострадавшие выбирались из перевернувшихся на бок вагонов с заклинившимися выходами из купе, в прямом смысле раздирая руками перегородки крыши.

Сразу после того, как  пострадавшие покинули горящие вагоны, они организовались в небольшие (до 10-15 чел.) группы, в последующем  действовавшие достаточно "автономно". В каждой группе выделялся свой лидер  и реализовывались социальные феномены взаимной поддержки и помощи. При  этом сознание отдельных членов таких  групп "замыкалось" лишь на ближайшем  окружении (своеобразное тоннельное состояние  сознания). Какие-либо воспоминания о  других группах являлись чрезвычайно  размытыми. Характерно также значительное торможение воспоминаний о событиях от момента образования группы и  выхода из очага пожара до встречи  со спасательными и врачебными бригадами. Этот период (около двух часов) практически  не воспроизводился в рассказах  пострадавших или упоминался ими  воспринимаемым как "в тумане". Примерно в 70% случаев образовавшиеся группы первоначально старались "укрыться" в лесу, но из-за того, что огонь  перекинулся и сюда, вынуждены  были вернуться к железнодорожному полотну. Отдельными лицами высказывалось  мнение о возможности применения ядерного оружия. Однако большая часть  пострадавших осознавала связь взрыва с утечкой газа, запах которого ощущался в вагонах до катастрофы. Опасаясь повторных взрывов, первоначально  абсолютное большинство пострадавших старались как можно быстрее  покинуть место катастрофы. Понимание  того, что помощь придет именно в  этот район, относится к более  позднему периоду времени.

В беседах с пациентами полностью отсутствовали (или во всяком случае не вербализовались) воспоминания о трупах и останках погибших, словно их не было на месте катастрофы. Редко  упоминалось и о перенесенной боли. Гораздо чаще говорилось об ознобе. Во всех случаях до прибытия спасательных и врачебных бригад отмечалось существенное изменение восприятия временных  интервалов ("казалось, что время  вообще остановилось"). Нужно отметить, что в отдельных случаях наблюдались попытки "зализывания" полученных ожогов (например, на руках). Это интерпретировалось нами как регрессия поведенческих реакций. Данный феномен отмечался преимущественно у лиц примитивного склада и в последующем приводил к значительным осложнениям, обусловленным протеолитическим действием слюны и дополнительным вторичным инфицированием.

В первые дни пребывания в клиниках пострадавшие не отмечали каких-либо сновидений. Восстановление сновидений относилось преимущественно  к 5-му дню после катастрофы. Характерно, что, чем меньше была тяжесть поражения, тем раньше и ярче проявлялась  психопатологическая симптоматика в состоянии бодрствования, особенно при поражениях лица, рук и ног. Это позволяет высказать предположение  о наличии конкурентных отношений  между тяжестью соматических и психических  нарушений в остром периоде после  сочетанной (психической и физической) травмы. Как это ни странно, но до прибытия нашей группы понятие "психическая  травма" при оказании помощи пострадавшим вообще не употреблялось.

Применение тазепама (по одной таблетке 2-3 раза в день), в  целом весьма позитивно сказавшееся  на состоянии и поведении больных  в период бодрствования, не оказало  какого-либо влияния на характер сновидений, в 70% случаев сопровождавшихся кошмарами  и воспроизводивших события катастрофы. В то же время назначение кортексина (отечественный препарат, по действию сходный с церебролизином) в этом плане оказало заметный позитивный эффект. Достаточно демонстративным  является наблюдение больной В. (ожоги  рук и ног II-IIIа степени до 15% поверхности тела, черепно-мозговая травма), сообщившей через сутки после назначения кортексина: "Если раньше всю ночь снились кошмары - огонь, горящие вагоны, кровь, то сегодня этих снов не было. Всю ночь снились яркие цветные детские игрушки, дом, лес". В другом случае 4-летний ребенок с ожогами I-IIIа степени 29% поверхности тела, находившийся в состоянии психомоторного возбуждения (практически без сна) в течение трех суток, уснул через несколько минут после первого введения препарата.

Врачи наблюдали улучшение  процессов эпителизации обожженных участков (I-II степень) у пациентов, получавших кортексин. Но этот факт требует еще дополнительной проверки.

У обследованных больных  с легкими и средними степенями  поражений были установлены весьма незначительные повышения артериального  давления (до 130-140/80-90 мм рт. ст.) и тахикардия (100-110 уд./мин). Нужно также отметить, что первые жалобы, связанные с баротравмами (отсутствие которых с учетом характера поражающего фактора удивляло специалистов), появились лишь на 7-й день после катастрофы (снижение слуха, боли в ушах, ощущение "сухости" в носоглотке, затрудненное дыхание) вначале лишь у больных с легкими и средней тяжести поражениями. Это позволяет высказать предположение о "маскирующем" эффекте более тяжелых ожоговых поражений и необходимости построения терапевтического процесса не только на основе жалоб пострадавших, но и с учетом всего комплекса возможных поражающих факторов, включая всегда в таких случаях и психотравмирующие факторы.

С учетом установленной специфики  и динамики психического состояния  пострадавших, после согласования с  министром здравоохранения РСФСР  А.И. Потаповым, нами было предложено провести ряд организационных и психопрофилактических  мероприятий, в частности:

— во всех клиниках города приступить к психофармакологической коррекции состояния больных;

— в кратчайшие сроки осуществить радиофикацию и оборудовать телевизорами каждую палату (в целях заполнения "информационного вакуума" и отвлечения внимания пациентов от концентрации на содержании собственных переживаний);

— усилить психиатрическую настороженность медицинского персонала и внимание к баропоражениям:

— привлечь для проведения психотерапевтической работы достаточное количество квалифицированных психотерапевтов.

Все указанные предложения  были встречены с пониманием и  начали реализовываться еще в  период работы группы в Уфе.

Обследование членов аварийно-спасательных команд показало, что наиболее существенные изменения наблюдались в их психическом  состоянии. 98% обследованных отметили, что испытали "страх и ужас от увиденного", 62% указали на чувство  растерянности, слабость в конечностях. В 20% случаев собственное состояние  по прибытии на место катастрофы характеризовалось  как предобморочное. Все 100% опрошенных, ретроспективно оценивая свое самочувствие в период аварийно-спасательных работ, отмечали многочисленные соматические жалобы, сохранявшиеся и во время  отдыха, в частности такие, как  головокружение, головная боль, боли в  области желудка, тошнота, рвота, расстройство стула. 54% обследованных в последующие дни жаловались на нарушения сна (трудности засыпания, сонливость днем и бессонница ночью, прерывистый сон, сопровождавшийся кошмарными сновидениями), повышенную раздражительность и подавленное настроение. У 10% обследованных установлено наличие умеренно выраженных гипертензивных реакций и тахикардии; в 22% случаев отмечалось снижение показателей кистевой динамометрии на 25-30% (по сравнению с нормативными для этой возрастной группы данными). Ориентировочная оценка снижения уровня работоспособности в первые часы после прибытия на место катастрофы составляла около 50%.

Несколько краткие записи из рассказов участников аварийно-спасательных работ.

Военнослужащий  Б.: "Мы знали, что произошла катастрофа на нефтепроводе. Больше ничего не знали, ни о каких поездах. Сначала не видно было ничего, так как мы ехали по лощине. А когда поднялись на возвышенность, тогда все и увидели: обгоревший лес, дым везде, вагоны опрокинутые... Тогда нам и сказали, что будем выносить трупы... Самая такая... знаете, работа... Дали нам рукавички, носилки, разбили по четыре человека...".

Сержант Ж.: "... Когда ехали на место аварии, я все пытался себе представить - как все это будет выглядеть? Первый труп сильного впечатления на меня не произвел, я его как бы издалека видел. Потом мы прошли по лесу. "Акклиматизировались"... Думаю, нас специально по лесу провели, чтоб мы немного попривыкли... Со мной были еще три молодых солдата. И вот первый труп, как бы в воронке такой неглубокой. Я спокойно к нему подошел. Солдаты рядом стояли. Видно было, что им не по себе. Да и мне было не по себе, но выбирать не приходилось... Пришлось взяться за труп первым. Не хотелось, конечно, но выбора не было. Молодые, ведь только прибыли. Перед тем как начать работать, я им просто сказал: "Мужики, за нас этого никто не сделает. Мы - единственные, кто это будет делать. Поэтому, хочешь - не хочешь, надо". Сначала я, правда, сам себе это сказал, а потом уже им. Ну а когда сказал, по-другому уже было нельзя... Самое тяжелое, когда тащил первый труп. Я его из воронки вытаскивал. А там галька или щебенка. Поскользнулся и чуть было на труп не лег. Было такое ощущение, что меня сейчас не просто вырвет, а вывернет всего. Уже и в горле стояло... Но как-то стыдно стало. Скажут молодые: "Сержант - слабак". А мне их учить еще полгода. Я отполз, потный был, отдышался, надел респиратор. Потом взялся за труп и вроде никаких ощущений особых не было. Как бы выключился. Только потом, когда несли, очень тяжело было переносить трупный запах. Или это не трупный был, а горелого мяса? Не знаю. Ребят послабее я вперед поставил, чтоб не видели, что несут...".

Офицер Р.: "Когда прибыли на место катастрофы, то первое, что увидели, - это искореженные поезда. На вагонах живого места не было. Они были какого-то грязно-красного цвета. Многие вообще ни на что не похожи, так - груда металла. Никогда такого раньше не видел. Даже сердце застучало. Пошли с группой офицеров смотреть - что там на месте. Первое, что бросилось в глаза, - трупы обгоревших. Мы прямо оцепенели. Такого даже представить себе нельзя. Никогда мы не видели трупов, на которых полностью сгорела одежда, сгорели волосы, другие части тела, такие, например, как уши, нос, губы... Невозможно себе этого представить. Многие трупы были перекорежены. как вагоны, без кожи, просто обгорелое мясо на костях. Трудно было отвести взгляд... Когда получили команду сносить трупы поближе к месту погрузки, не каждый мог решиться на эту работу... И вот мы начали их собирать... С первого раза многие даже не могли взяться... Непонятно было - что это? - руки или ноги, а иногда торчал просто кусок кости с мясом, такого обгорелого. Очень трудно было взяться, почувствовать в руках части человеческого тела... Особенно тяжело было смотреть на трупы детей... Одного мне самому пришлось выносить. Маленького, совсем грудного ребенка, примерно трех-четырех месяцев. Было очень трудно все это воспринять. Я до этого мертвых детей никогда не видел. А у самого - трое. Младший примерно того же возраста... У меня даже руки затряслись. Но вроде неловко звать кого-то на помощь. Пришлось самому вытаскивать его из-под вагона, брать на руки, нести. Тяжело, даже не то слово... Там идти-то всего... Несколько раз останавливался. Приходилось класть его на землю, завернутого в тряпку какую-то, какая под руку попалась. Очень трудно было. И не только морально, физически трудно было. Как ослабел вдруг. Хорошо тут ребята подошли, положили его на носилки, укрыли и унесли... Не все офицеры могли справиться с собой. А солдаты... по-разному, конечно, было, но ни о ком плохого сказать не могу...".

Учитывая приведенные  данные самоотчетов участников аварийно-спасательных работ и собственные наблюдения, следует особо отметить необходимость  проведения целенаправленных психопрофилактических  и психотерапевтических мероприятий  с членами команд и подразделений, участвующих в аварийно-спасательных работах. Опыт пролонгированного наблюдения за состоянием участников ликвидации последствий землетрясения в  Армении свидетельствует, что вероятность  развития психопатологических нарушений, в том числе отставленных по времени, в таких ситуациях достаточно велика.

Обобщая опыт работы в очагах стихийных бедствий и катастроф, считаем необходимым высказать  предложения по составу и структуре  аварийно-спасательных формирований, которые, по нашему мнению, должны включать:

1. Подразделения для организации управления, охраны порядка, осуществления связи и контроля за снабжением (во всех случаях в районы стихийных бедствий и катастроф "стекается" определенное количество авантюристов, имеют место мародерство и отсутствие должного взаимодействия территориальных органов управления и охраны порядка в течение первых двух-трех суток; значительная часть поступающих в районы бедствий и катастроф материальных средств, медицинского оборудования и остродефицитных препаратов нередко распределяется нерационально или вообще "исчезает".

2. Подразделения для проведения аварийно-спасательных работ непосредственно в очаге бедствия (аварии) и эвакуации пострадавших. Комплектование этих подразделений целесообразно осуществлять с использованием методов оценки физической подготовленности и психологического отбора, в частности с помощью методов, направленных на диагностику уровня нервно-психической устойчивости (опыт показывает, что до 25-30% прибывающих для проведения таких работ, в том числе из состава частей ГО, доставляемых иногда за сотни и тысячи километров, как это было в Армении, в силу индивидуальных особенностей и состояния нервно-психической сферы не пригодны для этих работ; применительно к последнему случаю даже у санитаров медицинских учреждений бывали рвота и предобморочные состояния при транспортировке обожженных и трупов.

3. Медицинские подразделения из числа врачей всех специальностей, имеющих опыт медицинской сортировки пострадавших и оказания помощи на различных этапах эвакуации, а также психологически подготовленных к работе в очаге массовых санитарных потерь.

4. Подразделения психологов и психиатров для: а) оказания психологической помощи пострадавшим, проведения психотерапевтической и психофармакологической коррекции, а также разработки мероприятий по социально-психологической реабилитации пострадавших с учетом конкретной ситуации; б) оказания социально-психологической помощи родным и близким пострадавших и погибших; в) психологического обеспечения деятельности специальных команд, частей и подразделений, привлекаемых к аварийно-спасательным работам.