Внесудебный террор

Внесудебный террор

Внутренний государственный террор в зависимости от специфики его  проявления подразделяется на судебный и внесудебный.

Судебный террор проявляется главным  образом в уголовном преследовании  политических противников и масштабах  применения смертной казни.

Внесудебный внутренний государственный  террор может проявляться как  террор военного, административного  и идеологического характера. Внесудебный  государственный террор военного характера  обычно имеет место при подавлении любой вооруженной оппозиции  и прочих народных волнений, поскольку  сопровождается карательными операциями как в отношении побежденных  и пленных мятежников, так и  сочувствующих этому движению граждан. Административный террор проявляется  в чрезмерном усилении чиновничье-бюрократического аппарата, сосредоточении у него значительных полномочий разрешительного толкования и функций, связанных с толкованием  законов. Такое положение имеет  место при несовершенстве законодательной  базы, противоречивости принимаемых  высшими органами государственной  власти законодательных актов, президентских  указов, правительственных постановлений. При таких условиях всякий гражданин  испытывает зависимость от чиновничьего произвола, страх и неуверенность  в завтрашнем дне, поскольку в  любой момент его вполне законная деятельность может быть подвергнута  гонениям либо вообще сведена на нет.

Разновидностью административного  террора является полицейский террор, который сопровождается произвольными  массовыми арестами, ликвидациями арестованных без суда и следствия. В тоталитарных государствах, в особенности фашистских, полицейский террор осуществляется в единой связке с идеологическим террором, опираясь на него и поддерживая  его своими средствами. Мощная нескончаемая пропаганда, жесткая цензура стремятся  вытравить всякое инакомыслие, чтобы  довести общество до такого состояния, когда внушаемые идеи не только не подвергаются сомнению, но и, трансформируясь  в собственные мировоззрения  массы людей, начинают двигать устремления  народного большинства к единению с вдохновителями террора. То есть для идеологического террора характерны повсеместное насаждение определенной единой идеологии, преследование какого-либо инакомыслия.

Таким образом, понятие "террор" олицетворяет собой акции массового  физического, психологического, идеологического  насилия, осуществляемого общественно-политическими  структурами, обладающими неограниченной властью над находящимися в их поле деятельности социальным контингентом, и направленного на устрашение масс с целью понуждения их к определенному  поведению.

Внесудебная репрессия, как законный способ борьбы с преступностью ^[1].

Термин "внесудебная репрессия" скомпрометирован массовыми расправами с невиновными людьми в 20-40 годах  прошлого века, а потому при первом приближении вызывает неприятие  и осуждение. Второй же, и более  предметный взгляд на проблему способен изменить негативную оценку данного  словосочетания, которое в современных  условиях несет совершенно иную смысловую  нагрузку и понимается нами, как  карательная мера[2], применяемая вне рамок уголовного процесса: не только до вынесения судебного приговора, но даже до возбуждения уголовного дела. И причем на законных основаниях.

Давайте вспомним два крылатых выражения: "Ничто не ново под  луной" и "Нельзя два раза войти  в одну и ту же реку". Они равно  истинны, хотя и противоречат друг другу. Дело в том, что данное противоречие диалектично по своей природе и отражает разные стороны бытия – историческую (генетическую) преемственность всех без исключения явлений и процессов, их повторение, воспроизводство, – с одной стороны, и существенную новизну настоящего, никогда в точности не повторяющего прошлое и никогда в той же мере не копируемое в будущем, – с другой.

Набившее оскомину и, по существу, оправдывающее бездеятельность  исполнительных органов утверждение "Преступником может признать человека только суд" разбивается вдребезги  при столкновении с реальностью: каждый год без суда и следствия, но вполне законно убивают преступников во много раз больше, чем по приговору  суда. В данном случае речь идет о применении оружия сотрудниками милиции: в 1993 году - 355 убитых, в 1994 г - 314, в 1995 - 238, в 1996 - 174.[3] Для сравнения: количество исполненных смертных приговоров в 1993 г- 4, в 1994 г - 19, в 1995г - 86, в 1996 - 53.[4] С 1997 года смертные приговоры не исполняются, что вызывает бурные споры в обществе, вместе с тем в рамках мер административного пресечения по-прежнему ежегодно уничтожается более ста преступников и никакой осуждающей реакции даже среди правозащитников это не вызывает.

Полное согласие и сочувствие вызывают у общества факты лишения  жизни нападающих в результате необходимой  обороны. К сожалению, возможности  данного правового института  сведены к минимуму обвинительным  уклоном судебной практики в отношении  обороняющихся. По результатам криминологических исследований только 15% потерпевших от насильственных преступлений оказывали сопротивление нападающим, причем в 47% случаев - успешно.[5]

В условиях бесконтрольного  насыщения криминального рынка  оружием и беспрепятственного вооружения преступных элементов, назрел вопрос о  повышении роли контркриминального использования законно хранимого оружия. В первую очередь эта задача возлагается на правоохранительные органы. В частности, сотрудники милиции, действуя в рамках закона РФ "О милиции", имеют право и обязаны применять оружие не только для защиты граждан и отражения нападений на сотрудников милиции (ст. 15), но даже при попытке задерживаемого лица приблизиться к сотруднику милиции или прикоснуться к его оружию (ст.16). Вполне понятно, что скрупулезное и неукоснительное исполнение этого закона исключит многочисленные неравные рукопашные схватки милиции с преступниками и снизит потери среди личного состава.

Парадокс состоит в  том, что процедура исполнения данной правовой нормы определяется не законами и даже не разъяснениями Верховного Суда РФ, а сложившейся в МВД "ограничительно-сдерживающей" практикой, согласно которой применение оружия считается крайней и нежелательной мерой, а реагирование на каждый такой факт строится на презумпции виновности сотрудника: у него изымается оружие, начинается служебное расследование, а очень часто даже возбуждается уголовное дело. Таким образом, перенесший стресс сотрудник, вместо психологической реабилитации (прямо предусмотренной приказами МВД РФ) продолжает подвергаться психологическому прессингу со стороны своего ведомства, не говоря о реальной в современных условиях угрозе расправы со стороны друзей раненого или убитого преступника. Вполне понятно, что это снижает решимость как самого "проштрафившегося", так и других сотрудников органов внутренних дел. Ослабление готовности к решительным действиям со стороны сотрудников милиции, при укреплении такой готовности у преступников (вытекающей из длительного опыта фактической безнаказанности) создает в обществе специфическую расстановку сил: преступники наступают, а сотрудники милиции и граждане ставятся в роль "обороняющейся" стороны, что не может быть терпимым.

Иными словами, простое изменение  практики МВД и предоставление сотрудникам  возможности в полном объеме использовать полномочия, вытекающие из ст.ст. 15, 16 закона РФ "О милиции" способно существенно  изменить криминальную ситуацию в стране. В условиях массовых посягательств  на сотрудников милиции это приведет к уничтожению наиболее активных и опасных преступников (конечно  из нижних слоев иерархической лестницы криминального мира), а кроме того, поднимет авторитет милиции и  государства в целом.

С учетом прогрессирующей  апатии следственных и судебных органов, скованных, что называет, "по рукам  и ногам" новым, весьма ущербным уголовно-процессуальным законодательством, законное применение оружия - наиболее эффективный путь борьбы со многими особо опасными преступлениями, прежде всего с терроризмом, бандитизмом, захватом заложников, вооруженным  мятежом, а также убийствами по найму. Речь идет, прежде всего, о ликвидации вооруженных преступных группировок  в ходе заранее спланированных операций (в том числе войсковых) или (и) выборочного уничтожения главарей и наиболее активных исполнителей террористических (в самом широком смысле этого  слова) акций. Один из авторов в последние  годы неоднократно высказывался в пользу такого способа борьбы с преступностью  в средствах массовой информации[6] и в научных изданиях. Второй сформулировал данную идею еще в первой половине 90-х годов[7] и как первопроходец подвергся достаточно острой критике со стороны Э.Ф. Побегайло, Х.Д. Аликперова, Э.С. Тенчова, А.Н. Попова, В.В. Орехова.

При всем уважении к научному авторитету вышеназванных и других оппонентов наших предложений по решительному слому вооруженной  террористической деятельности организованных преступных структур невозможно согласиться  с их аргументами.

Внесудебные репрессии или  внепроцессуальное принуждение (которое отнюдь не сводиться лишь к уничтожению преступников, поскольку охватывает применение к ним силы, специальных средств, ограничение их свободы, изъятие у них имущества и т. п.) может быть вполне правовым. И напротив, внешне законные процессуальные действия, в том числе вынесение приговора, порой являются ширмой для произвола властей. Так, подавляющее большинство из расстрелянных в 30-50 гг. 786098 чел.[8] (среди которых безусловно были и преступники, действительно заслуживавшие такого наказания) были осуждены судами, а не чрезвычайными органами.

Самые острые (и кровавые по результатам) меры внесудебных репрессий  широко применяются в настоящее  время так называемыми цивилизованными  государствами и не получают какого-либо серьезного осуждения со стороны  общественности, правоведов и правозащитников (за исключением демагогической критики  действий федеральных сил на территории Чечни).

В авангарде практики законных внесудебных репрессий долгое время  находился Израиль. "Наш девиз: если кто-то пытается тебя убить, убей его первым", - заявил представитель  министра обороны Израиля.[9]

Однако в конце 2001 г. "пальма первенства" прочно перешла к  Соединенным Штатам Америки. Как  сообщила газета "The Washington Post", президент Клинтон еще в 1998 г. своим секретным указом разрешил использовать смертоносное оружие против "Аль-Каиды" (ее структуры находятся примерно в сорока странах). Федеральное бюро расследований США 10 октября 2001 г. опубликовало список из 22 "самых опасных террористов", из которых 13 связаны с "Аль-Каидой". В частном порядке двое руководителей оперативного управления ЦРУ выразили мнение, что спецслужбам следует физически устранять не только командное звено террористов, но также и тех, кто финансирует "Аль-Каиду". "Нужно уничтожать тех, кто подписывает чеки",- сказал один из них. Некоторые указывают, что финансистов легче найти и убить, а их убийство окажет весьма драматический эффект, поскольку обычно эти люди не готовы умирать за свое дело. Сенатор-республиканец из штата Джорджия Роберт Барр-младший, который за восемь месяцев до событий 11 сентября внес законопроект о физическом уничтожении террористов, сказал, что те, кто собирает для террористов деньги, являются законными кандидатами на смерть. "Согласно традиционным законам войны тот, кто помогает противнику, сам является противником", – заявил он.[10]

Мнения о допустимости уничтожения наиболее опасных преступников без суда и следствия неоднократно высказывались и самыми высокопоставленными  руководителями российского государства. Каждому в России и за рубежом  известен призыв В.В.Путина "мочить" террористов, где бы они не находились.

С.В.Степашин, будучи премьер-министром, публично заявил: "Негодяи, которые занимаются похищением людей, должны быть не только наказаны, но и уничтожены, им нет места на этой земле". О количестве таких "негодяев" говорит тот факт, что в Чечне на тот момент (май 1999 г.) удерживалось от 500 до 800 заложников.[11]

В том же ключе позднее  высказался и министр обороны  России С.Иванов, который во время  траурной церемонии заявил, что террористы, сбившие 17 сентября 2001 г. в Грозном  вертолет "МИ-8" с тринадцатью  российскими генералами и офицерами, "уже известны и будут уничтожены". Далее он подчеркнул, что "те, кто  нанес этот подлый удар из-за угла, так  же как и те, кто в свое время  участвовал в рейдах по российской территории, будут уничтожены".[12] Как видим, ни о каком суде в отношении данных преступников вопрос даже не ставился.

Конечно, между словом и  делом - дистанция огромного размера, но уничтожение без суда и следствия (которые только безнадежно затянули, запутали бы дело, а то и позволили  бы части негодяев уйти от ответственности) террористов, захвативших концертный комплекс "Норд-Ост" является, как  хотелось бы думать, первым шагом по пути решительных действий, полностью  укладывающихся в правовые рамки  института необходимой обороны. Точнее, первым явным и открытым шагом, потому что по отрывочным сведениям, попавшим на страницы средств массовой информации и телевизионные экраны, без суда и следствия уничтожены так же Дудаев и Хаттаб, не говоря о более мелких фигурах террористического подполья, причинено тяжкое увечье Басаеву.

Несомненно, это совершенно законные, обоснованные и общественно  полезные действия органов государственной  власти, хотя при демагогическом и  крючкотворском подходе, они могут  быть оценены диаметрально противоположно. Но такой подход противоречит объективной  картине развязанного организованными  и неорганизованными уголовниками террора, по масштабам человеческих жертв сравнимого с репрессиями 30-50-х годов прошлого столетия. Только за четыре года - с 1997 по 2000 - в нашей стране погибло в результате различных преступлений 268 854 чел. (в 2000 г. их число возросло сразу на 11 591 чел.!). Общее число потерпевших за тот же период составило 7 млн. 751 тыс. 732 чел., а сумма причиненного материального ущерба - 67 млрд. 729 млн. 900 тыс. руб. (только в 2000 г. размер ущерба вырос на 35 млрд. 42 млн. 600 тыс. руб.).[13]