Вторая  важная черта ― усиление исполнительной власти в ущерб другим ветвям, прежде всего ― власти законодательной. Согласно традиционной концепции разделения властей, законодательная власть разрабатывает и принимает законы, исполнительная занимается их реализацией, судебная ― контролем и наказанием за нарушение. На практике органы исполнительной власти в большинстве современных государств разрабатывают 80-90% законопроектов. Это связано и с растущей технической сложностью законов (депутаты не обладают достаточной компетентностью для разработки всех деталей), и с неспособностью крупных коллегиальных органов, формируемых на конкурентной основе и обладающих переменным составом, самостоятельно создавать и принимать непротиворечивые документы. Кроме того, постоянно увеличивается значение актов исполнительной власти: в большинстве современных государств существует сфера исключительной компетенции правительства или исполнительной власти в целом, куда парламент не вправе вмешиваться, ― либо не вмешивается по традиции. Другое, гораздо более распространенное проявление той же тенденции ― многочисленные ситуации, когда подзаконные акты фактически имеют большее влияние на практику государственного управления, чем предшествующие им законы. В России такую роль играют как указы Президента, так и постановления Правительства, а также многочисленные ведомственные акты, акты региональной и местной исполнительной власти.

     Таким образом, к исполнительной власти переходит  и функция разработки законов, и  значительная часть собственно нормотворческих  функций. В тех случаях, когда  исполнительная власть и политически доминирует над законодательной можно говорить даже о законотворческой функции исполнительной власти, когда прохождение законов через парламент ― формальная процедура. В современной России ситуация в некоторых отношениях противоположна ― отношения Государственной Думы и исполнительной власти иногда характеризуются противостоянием, где каждый участник стремится к максимальной самостоятельности. Результатом является сравнительно низкая эффективность деятельности высших органов государственной власти. Естественный выход ― усиление исполнительной власти, рост ее значения в сфере нормотворчества.

     Все вышесказанное не означает, что парламент  вообще лишается сколько-нибудь важных функций. Однако эти функции принципиально  отличаются от представлений двухсотлетней  давности.

     Судебная  власть остается зависимой от других ветвей. Это происходит за счет ее раздробленности  на разные виды судебных органов, не объединенных в одну систему (суды общие, арбитражные, административные, конституционные, военные  и т.д.), за счет зависимости, прежде всего, при назначении судей ― от исполнительной и законодательной власти, за счет отсутствия (в большинстве случаев) права предпринимать действия по собственному почину, не дожидаясь обращения граждан, организаций или государственных органов. Единственная страна, по отношению к которой можно говорить об относительной независимости и силе судебной власти ― США, однако это исключение уникально.

     Последняя важная черта современных отношений  между ветвями власти ― появление новых центров власти и управления, которые не могут быть отнесены ни к одной из трех классических ветвей. Во-первых, это глава государства в тех странах, где он обладает значительными собственными полномочиями и не сливается с исполнительной властью; к их числу относится и Россия.

     Характеристика  российской президентуры с точки  зрения разделения властей заслуживает  особого внимания. Дело в том, что  глава государства как самостоятельный  и активный центр власти ― скорее исключение, чем правило. В президентских системах глава государства выступает во внутренних делах, прежде всего, как глава исполнительной власти, а не как самостоятельный субъект управленческих воздействий. В парламентских системах глава государства лишен собственных полномочий, которые он мог бы осуществлять самостоятельно: он является лишь символом, за которым скрывается та же исполнительная власть, а самостоятельно выполняет лишь некоторые функции арбитража, опираясь при этом больше на убеждение, чем на принуждение. Глава государства может играть самостоятельную, несводимую к функциям исполнительной власти роль лишь при «смешанных» формах правления, в условиях противостояния Президента и парламент. Но и там это явление временное, а не постоянное, как в России. Многие авторы считают Президента РФ фактическим главой исполнительной власти. То, что Конституция не указывает на это, не меняет существа дела. Однако Президент и его администрация в некоторых отношениях дублируют деятельность других органов государственного управления (контрольные функции), некоторые функции выполняют независимо от системы исполнительной власти (организация государственной службы, взаимодействие с местным самоуправлением и т.д.). Следовательно, если Президент РФ и осуществляет руководство исполнительной властью, то это лишь одна из сторон его деятельности, не объясняющая всего объема полномочий. Российский Президент, таким образом, олицетворяет и новую, «президентскую» ветвь власти, и исполнительную власть, фактическое руководство которой он осуществляет.

     Во-вторых, это специализированные вертикальные структуры, не подчиненные непосредственно ни правительству, ни главе государства, ни парламенту или высшим судебным органам. В России наиболее ярким примером является прокуратура; в других странах, особенно в англосаксонских, «независимые» или «неправительственные» органы управления гораздо более многочисленны. Масштабы их деятельности несопоставимы с масштабами деятельности традиционных ветвей власти, но фактическая независимость (подчиненность лишь праву) выносит их за пределы разделения властей. Кроме того, если учитывать раздробленность судебной системы на разные виды судебных органов, оказывается, что неправительственная администрация или российская прокуратура вполне сопоставима с судебной властью с точки зрения влияния на управление государством. К числу относительно автономных властных структур, центров власти, могут быть отнесены и центральные банки, и избирательные комиссии и т.д. Некоторые современные государства даже указывают в своих конституциях на существование новых ветвей власти ― избирательной, контрольной и т.д.⁶

     В-третьих, все чаще создаются двухпалатные парламенты, что фактически делает из парламента два разных органа, формирующихся  самостоятельно, обладающих разными  полномочиями и нередко конфликтующих  друг с другом. Как правило, верхние палаты ― органы территориального представительства, где может быть представлено, в зависимости от способа формирования, как само население отдельных территориальных образований (США, Италия), так и региональные органы власти (ФРГ, Россия) или местные политические элиты (Франция).

     Помимо  своей представительности в центре, территориальные власти (местные или региональные) обладают также собственным набором компетенций и ресурсов, которые гарантированы законодательно или конституционно и подкрепляются выборностью территориальных органов власти, т.е. независимостью их формирования от центра. Территориальное («вертикальное») разделение властей, таким образом, становится не менее значимым, чем традиционное «горизонтальное». Наряду с этим, в большинстве случаев местные и региональные власти могут быть субъектами законодательной инициативы на общегосударственном уровне, иногда обладают правом обращения в органы конституционной юстиции, ― все это укрепляет их самостоятельность и позволяет играть роль реальных «противовесов» центральной власти.

     Общий вывод очевиден ― классическая концепция разделения властей пригодна сегодня лишь для приблизительной характеристики систем государственного управления, будь то в России или за рубежом. Более того - нет никаких оснований говорить о возможности установления (восстановления) традиционного разделения властей как механизма практической организации деятельности органов государственной власти. Все чаще высказывается «мнение о том, что «формалистический» подход к разделению властей является «губительным» с точки зрения объективного исследования государственного механизма и решения проблем оптимального взаимодействия различных властей»⁷. Иными словами, рациональное зерно во всем этом есть, но не стоит принимать традиционные декларативные принципы слишком уж всерьез.

     Заключение

     Итак, можно сказать, что теория разделения властей нашла свое признание  не только в российской государственно-правовой науке, но и на практике. Теория разделения властей ― общедемократическая концепция, завоевание передовой общественной мысли, общечеловеческая ценность, которая может служить целям демократии в государственном управлении. Но теория разделения властей осуществима, прежде всего, в плане общего принципа, начала, которым следует руководствоваться при создании структуры государственных органов и определении контуров их полномочий. Однако не следует абсолютизировать эту концепцию: создавать непроходимые преграды между ветвями власти, нарушать единство государственной политики.

     Воплощение  в жизнь теории Монтескье почти всеми признается необходимым для становления в России правового государства, гражданского общества, для защиты прав и свобод человека и гражданина. Пока же мы можем констатировать лишь то, что закрепленная в конституции форма правления имеет серьезнейшие изъяны и явно не соответствует теории разделения властей. В перспективе, если в нашей стране будут и дальше развиваться идеи демократии и правового государства, то можно предсказать изменения в структуре взаимоотношений государственных органов, ветвей власти в сторону более полной реализации теории разделения властей.

     Список  используемых источников

1. Азаркин Н.М. Монтескье. ― М.: Юридическая литература, 1988.― 128с.
2. Марченко М.Н. Современные интерпретации теории разделения властей на Западе// Вестник Московского университета. Право. 1994. № 4. ― С.16-17.
3. Чиркин В.Е. Государствоведение. ― М.: Юристъ, 1999. ― 400с.
4. Шабо Ж.-Л. Государственная власть: конституционные пределы и порядок осуществления// Полис. 1993. № 3. ― С.161.