Судебный прецендент как источник права в Российской Федерации

По сути, аналогичную  позицию высказал Конституционный  Суд РФ в Определении от 4 июля 2002 г. N 200-О об отказе в принятии к  рассмотрению жалобы акционерного общества открытого типа «Энергомаш» на нарушение конституционных прав и свобод положениями статьи 5 Закона Российской Федерации «О дорожных фондах в Российской Федерации», пункта 5 Порядка образования и использования территориального дорожного фонда Новгородской области, пункта 1 статьи 75 Налогового кодекса Российской Федерации и пункта 2 статьи 13 Федерального конституционного закона «Об арбитражных судах в Российской Федерации». В пункте 4 мотивировочной части данного Определения суд указал: «Специфика деятельности системы арбитражных судов в Российской Федерации состоит в том, что на Высший Арбитражный Суд Российской Федерации, в отличие от Верховного Суда Российской Федерации, возлагается осуществление мер по созданию условий для судебной деятельности арбитражных судов, в том числе по их кадровому, организационному, материально-техническому и иным видам обеспечения (подпункт 8 пункта 1 статьи 10 Федерального конституционного закона «Об арбитражных судах в Российской Федерации»). Реализуя эти полномочия, Пленум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в предусмотренном законом порядке утверждает места постоянного пребывания федеральных арбитражных судов округов, формирует президиумы федеральных арбитражных судов округов и арбитражных судов субъектов Российской Федерации, утверждает регламент арбитражных судов, решает другие вопросы их организации и деятельности (подпункты 6, 7, 8, 9 и 10 пункта 1 статьи 13 Федерального конституционного закона «Об арбитражных судах в Российской Федерации»), и именно по этим вопросам деятельности нижестоящих арбитражных судов постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации являются обязательными.

Что касается разъяснений  по вопросам судебной практики, которые  Пленум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в форме постановления  дает арбитражным судам на основании  изучения и обобщения практики применения ими законов и иных нормативных  актов, то они имеют целью предупреждение судебных ошибок, но не предрешают результаты рассмотрения конкретных дел и в  этом смысле не являются обязательными. Иное означало бы недопустимое превышение Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации своих конституционных полномочий и нарушение конституционного принципа независимости судей при осуществлении правосудия».

Итак, разъяснения  Верховного, Высшего Арбитражного Судов  РФ не должны обладать обязательной юридической  силой. В то же время они необходимы как важное средство обеспечения  единообразия практики, повышения квалификации судей, форма предзаконодательного правообразования («модельного нормотворчества»).

1.3 Решения Конституционного Суда РФ

Важным аспектом судебного нормотворчества является деятельность Конституционного Суда РФ, который существует в России уже (или только?) 10 лет. Исследования в  этой области лишь начались, высказываются  самые противоположные суждения о правовой природе и значении постановлений и определений  Суда.

Конституционный Суд - в первую очередь орган конституционного нормоконтроля: он проверяет на соответствие Конституции РФ законы и нормативные подзаконные акты. Проверка конституционности индивидуальных судебных решений или разъяснений Верховного, Высшего Арбитражного Судов РФ не входит в компетенцию Конституционного Суда. Но необходимо иметь в виду, что проверка конституционного нормативно-правового акта осуществляется не только исходя из его буквального смысла, но и из смысла, придаваемого ему судебной и иной правоприменительной практикой, включая разъяснения Верховного, Высшего Арбитражного Судов РФ (ст. 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде РФ», далее - ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»).

Постановления Конституционного Суда, которыми тот или иной акт  признается неконституционным или  конституционным, обязательны для  всех лиц (ст. 6 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»). Причем соответствующие выводы Суда распространяются на все иные нормативно-правовые акты, содержащие нормы, аналогичные тем, что стали предметом рассмотрения Конституционного Суда (ст. 87 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ»). Впрочем, и подтверждение конституционности того или иного законодательного подхода имеет существенное значение, такое решение является окончательным, в дальнейшем все обязаны соблюдать и исполнять соответствующую и аналогичные нормы. Очевидно, что таким образом Конституционный Суд оказывает важнейшее воздействие как на правоприменительную, так и на нормотворческую практику.

Однако значение решений Конституционного Суда по делам  о нормоконтроле этим не исчерпывается. В мотивировочной части Конституционный Суд РФ формулирует положения - «правовые позиции», на основе которых делает вывод о соответствии оспариваемого акта Основному закону страны. Какова внутренняя природа и юридическая сила этих положений? Представляют ли они собой подчас новые, не выводимые из закона правила, являются ли они обязательными? Все эти вопросы в настоящее время остаются спорными. Думается, что нередко правовые позиции Конституционного Суда РФ не сводимы к собственному содержанию норм Конституции РФ и представляют собой смысловое развитие ее предписаний.

Кроме того, Конституционный  Суд дает толкование Конституции  РФ. Его выводы также являются обязательными, в том числе для законодателя, и тем самым обретают качество правовой нормы. Ведь Суд решает те вопросы, которые не имеют четкой регламентации в Основном законе. ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» предусмотрено, что основанием обращения в Конституционный Суд является «обнаружившаяся неопределенность» в том или ином вопросе (ст. 36), поэтому Суд отказывает в принятии обращения к рассмотрению, если находит, что такая неопределенность отсутствует, норма недвусмысленна (см., напр., Определения Конституционного Суда РФ от 5 ноября 1998 г., от 8 июня 2000 г.).

Решения Конституционного Суда РФ иногда рассматриваются как  прецеденты. В отличие, например, от разъяснений высших судебных инстанций  страны постановления Конституционного Суда во всех случаях принимаются  как бы по конкретному делу, т.к. издаются в связи с постановкой перед  судом определенными уполномоченными  лицами конкретной правовой проблемы. Однако очевидно, что «конкретность» в данном случае, особенно если речь заходит о толковании Конституции РФ, весьма относительна. В силу специфики конституционной юстиции решения Конституционного Суда РФ лишь процессуально, формально могут быть сопоставлены с судебным прецедентом. Но сами решения являются в большей мере абстрактными и общими актами, нежели решениями по конкретным делам. Несколько больше признаков прецедента в решениях по нормоконтролю: они применяются не только «напрямую» к акту, признанному неконституционным, но и по аналогии к таким же положениям других актов. В этой ситуации, очевидно, следует говорить о смешанной и даже особой природе решений Конституционного Суда РФ, что связано со спецификой его компетенции.

Так или иначе многие решения Конституционного Суда РФ по содержанию уже сегодня являются нормообразующими. При этом Конституционный Суд РФ как при нормоконтроле, так и при толковании Конституции РФ практически не связан в свободе своих рассуждений. К этому можно прибавить, что он оперирует нормами Конституции - документа в значительной мере политического. Все это слишком часто переводит его деятельность из правовой в политическую плоскость, и, как видится, суд далеко не всегда принимает политически беспристрастные решения. Между тем по логике вещей в тех случаях, когда по тому или иному вопросу необходимо политическое решение, если законодательство не приводит к какому-то конкретному результату, то суду следовало бы воздерживаться и указывать нормодателю на пробел или неясность и требовать их устранения в определенный срок (так, например, по закону действует Конституционный Суд в Венгрии). Конечно, механизм нуждается в проработке, но важен принципиальный подход. Отечественный же Суд гораздо чаще сам принимает политическое решение, маскируя его истинную природу правовыми рассуждениями.

Характерно, что  в США выделяют «механистическое» и «конструктивное» толкование Конституции. Первое исходит из того, что буква является единственным воплощением смысла, и если обнаруживаются внутренние недостатки, то единственным средством их исправления является внесение поправок в Конституцию. Второе подразумевает, что «буква» служит лишь отправной точкой для дальнейших логических построений. Несмотря на официальное господство первых взглядов в отечественной теории, на практике Конституционный Суд РФ нередко следует второму подходу.

Полагаем, что  законодательство о полномочиях  Конституционного Суда по толкованию и нормоконтролю нуждается в совершенствовании.

 
1.4 Решения Европейского Суда

Права и свободы  человека и гражданина в Российской Федерации признаются и гарантируются  согласно общепризнанным принципам  и нормам международного права; эти  принципы и нормы, а также международные  договоры России являются составной  частью ее правовой системы; при этом международный договор имеет  приоритет перед законом в  случае их коллизии (ч. 4 ст. 15, ч. 1 ст. 17 Конституции).

Так, в настоящее  время в правовую систему России инкорпорирована Конвенция о  защите прав человека и основных свобод.

Конституция РФ заключает в себе механизм, позволяющий  вводить в отечественную правовую систему новые принципы и нормы, равно как и международные  договоры, по мере их возникновения, а  также обновлять существующие - по мере их развития. Она не предусматривает  полной подчиненности российских законов  международным договорам. Иными  словами, международный договор  не отменяет национальный закон - приоритет  нормы договора над нормой закона имеет место только в сфере  правоприменения.

Ни Конституция, ни Федеральный конституционный  закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» не обязывают Конституционный  Суд применять в своей деятельности иные, помимо Конституции, источники. Тем  самым допускается вывод о  том, что Конституционный Суд, анализируя поставленные перед ним вопросы  права, должен использовать в качестве кодекса и правового эталона  лишь букву Конституции, свое понимание  этой буквы. Однако в практике Конституционного Суда с самого начала его деятельности утвердился подход, когда общепризнанные принципы и нормы международного права используются в качестве эталона, сообразуясь с которым в государстве  осуществляются права и свободы  человека и гражданина, закрепленные Конституцией.

Конституционный Суд не только привлекает международно-правовую аргументацию в качестве дополнительного  довода в пользу своих правовых позиций, вырабатываемых на основе Конституции, но и использует ее для разъяснения  смысла и значения конституционного текста.

Так, в декабре 2003 г. федеральным законодательством  был исключен институт конфискации  как дополнительный вид наказания  из уголовного законодательства. Это значительно ограничило возможности выполнения Российской Федерацией своих международно-правовых обязательств по целому ряду конвенций, участницей которых она уже является (Конвенции Совета Европы об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности от 8 ноября 1990 г.; Конвенции ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ от 20 декабря 1988 г.; Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма от 9 декабря 1999 г.; Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности от 15 ноября 2000 г.) и которые готовятся к ратификации (Конвенция Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию от 27 января 1999 г.; Конвенция ООН против коррупции от 31 октября 2003 г.).

Конституционный Суд в своем Определении от 8 июля 2004 г. N 251-О отметил, что в  настоящее время институт конфискации  имущества в сфере уголовной  юстиции регулирует норма, содержащаяся в п. 1 ч. 3 ст. 81 УПК Российской Федерации (институт конфискации имущества, признанного  вещественным доказательством по уголовному делу). Данная норма, будучи по своей  природе и сущности нормой уголовно-процессуального  законодательства как самостоятельной  отрасли в системе законодательства Российской Федерации, имеет собственный  предмет правового регулирования - институт вещественных доказательств  в уголовном судопроизводстве. Данная норма, обеспечивая выполнение Российской Федерацией принятых на себя международно-правовых обязательств применительно к сфере уголовно-процессуального законодательства, не подменяет и не может подменять собой нормы уголовного закона, которыми, и только которыми конфискация устанавливается в качестве уголовного наказания, и, соответственно, не исключает урегулирование вопросов конфискации в сфере уголовного законодательства с учетом предписаний названных Конвенций.

Исходя из указанной  правовой позиции, урегулирование вопросов конфискации в сфере уголовного законодательства предполагает не просто восстановление исключенной ст. 52 Уголовного кодекса РФ в прежнем виде, а  введение уголовно-правового института  конфискации в новой редакции, соответствующей требованиям названных  конвенций.

В силу ст. 32 Конвенции  о защите прав человека и основных свобод Европейский суд по правам человека имеет право решать все  вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней. Поэтому правовые позиции  Европейского суда, излагаемые им в  решениях при толковании положений  Конвенции и Протоколов к ней, и сами прецеденты Европейского суда для Российской Федерации носят  обязательный характер.