Правовой нигилизм и пути его преодоления

Чтобы у читателя не сложилось слишком мрачное представление напомним ещё раз о том, что в России в конце XIX – начале XX веков существовало сильное либеральное течение, которое вело активную деятельность в защиту права, конституционализма, правовой государственности. Юридическая наука находилась на уровне высоких мировых стандартов, возросла роль юридических профессий. Но в стране с огромным, исторически образовавшимся дефицитом правосознания, низкой правовой культурой, активным антиюридизмом в духовной этого оказалось мало.

Антиправовой морализм.

После этого «правового урока», который  получила наша страна в ходе социалистического  строительства, сегодня мало кто  решится поставить под сомнение высокую социальную ценность права  и предсказать его отмирание. Юридического нигилизма немало, но он осуждается. Идея правового государства  достаточно прочно вошла в сознание и определяет многие ориентации. Это не означает, что на идеологическом уровне (не говоря уже об обыденном сознании) преодолены все те убеждения и стереотипы, которые мешают достаточно полному пониманию права, его социального потенциала. В числе таких предубеждений – одномерное представление о праве лишь как о средстве наказания и разрешения конфликтов, отождествление права и закона и т.д. Сюда же может быть отнесён и подход к праву, названный «антиюридическим морализмом». При этом подходе право предстаёт как второстепенное, нижестоящее по отношению к «нравственным началам». В сущности речь идёт о продолжении и развитии «веховской» линии.

В известной  брошюре А.И. Солженицына «Как нам  обустроить Россию?» имеется такой  категорически сформулированный вывод: «Нравственное начало должно стать  выше, чем юридическое»²⁰. Прийти к такому заключению можно лишь отталкиваясь от, мягко говоря, не очень высоких представлений о праве. Так оно и есть: «Право – это минимум нравственных требований к человеку, ниже которых он уже опасен для общества». Нетрудно заметить, что это определение построено преимущественно на модели уголовного права. Применимо ли оно, например, к институту основных прав и свобод человека, конституционным нормам? Не ошибка ли видеть в праве XXI века лишь преграду отклоняющемуся поведению? А.И. Солженицын не раз подчёркивал значение честности, совестливости, добропорядочности в торговом обороте «по устному слову, а не по письменному договору». И, тем не менее, можно ли утверждать, что в рыночной экономике нравственные начала выше юридических.

Один из критиков просвещённого  консерватизма, так он именует взгляды  Солженицына, пишет: «Не это ли пренебрежение  правом в пользу высших нравственных соображений – типичная черта тоталитарных режимов»²¹. Не хочется, конечно, тот пьедестал, но у Солженицына вознесена нравственность, нельзя недооценивать огромную роль морального и духовного начала в жизни общества и спорить с Александром Исаевичем, который требует жить не по лжи. Ведь внутренняя моральность права – одно из важнейших условий его эффективности. Право не претендует на то, чтобы в системе социальных ценностей стоять выше нравственности, но социальные схемы, делающие право второстепенным неприменимы.

Итак, вот  отражение правового нигилизма  в научной и художественной литературе ХIX –XX веков. Таким вот образом лучшие умы отечества относились к закону, праву и правопорядку. Но необходимо заметить, что эти писатели и поэты не были одиночными «рупорами в ноги» – своим отношением к праву они выражали мнение большинства населения России, которое уже в те времена предвзято относилось к закону. Однажды мне на глаза попался томик пословиц и поговорок русского народа; там все было распределено по разделам, обнаружив раздел  «Суд» я начал его читать и был поражен, сколько язвительных и колких пословиц было посвящено этому органу правосудия, который в общем-то и ассоциировался у народа с правом и законом, пролистав весь раздел, я не обнаружил ни одной положительной пословицы на тему судов и судей, зато прямо противоположных – массу. Вот только некоторые из них:

• То-то и закон, коли судья знаком
• Комком да в кучку, да под леву ручку
• Законы святы, да судьи супостаты
• Мелкий вор бежит, большой тихо лежит
• С богатым не судись, с сильным не рядись
• До бога высоко, до царя далеко
• Закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло  и т.д. и т.п.

«Вот  оно!» – воскликнул я, – «Вот он правовой нигилизм собственной персоной «. В самом деле, что же это еще, как не нигилизм? Народ прямо насмехается  над законом и сомневается  в торжестве правопорядка. Но потом,  повнимательнее приглядевшись и вдумавшись в глубокий смысл этих плодов народного творчества, я понял, что ошибся. На самом-то деле нигилизм тут если и есть, то совсем немного – в справедливости правовых норм люди и не сомневаются – законы для них «святы», народ скептически относится к так называем правоприменителям, то есть к тем, кто обладает реальной властью толковать правовые нормы и применять их в жизнь. Это те самые судьи – «супостаты» по мнению народа, повинны в том, что законы работают не так, как надо. Это именно они своим взяточничеством и казнокрадством повинны в том, что у простого люда возникают сомнения в действенности права и его верховенстве во всех сферах общественной жизни. Люди уверены, что с помощью денег возможно заставить суд решить в свою пользу даже самое казалось бы безнадежное дело. Во многих произведениях народного творчества суды являются предметом постоянных насмешек и издевательств, достается при этом и остальным «судейским» (например, стряпчим или подъячим), которые опять же с целью наживы часто, по мнению населения, запутывают дело и оттягивают решение. Само слово «судебная тяжба» прежде всего ассоциируется с чем-то текущимся, долгим и бесконечным. Таким образом получается, что суд, который как раз-таки и должен помогать людям отстаивать свои права, основной задачей которого является разъяснения темному русскому крестьянину, часто неграмотному, возможности защиты его законных интересов, этот самый суд наоборот внушает людям отвращение и ужас – они предпочитают договориться «полюбовно» (тут, кстати, «лучом света» является институт мировых судей, который сейчас пытаются возродить в современной России), чем «окунуться с головой в пучину судебной тяжбы», конец которой неизвестен. Вспомним хотя бы тяжбу Ивана Ивановича и Ивана Никифировича из Миргорода (Н.В. Гоголь) или Марью Алексеевну, которая говорила что «судебные дела делаются деньгами и деньгами, а серьезные дела большими и очень большими деньгами и, как правило, вытянув огромное количество денег, заканчиваются ничем…» ( Н.Г. Чернышевский «Что делать?»). Как видно из сказанного, судья является отрицательным героем и народного фольклора и произведений классиков. Но справедливо ли будет обвинять в правовом нигилизме народа русского только лишь нерадивых судей? Может быть, дело не только в них… Мне кажется вина в том, что у народа постепенно возникало негативное отношение к праву еще  и в самих юристах, которые различными ухищрениями пытаются склонить суд на свою сторону, в том числе путем толкования норм права, так сказать, «наизнанку» (вспомним опять же Л.Н. Толстого, который в своем романе «Воскресение» описывает счастливого знаменитого адвоката, который только что «отсудил для своего клиента целое состояние, отобрав его у одной старушки…хотя абсолютно не имел на это никакого права…старушка же вышла из зала суда под недоуменный ропот изумленных зрителей…она удивленно хлопала глазами и, кажется, до сих пор не могла понять, как такое могло случиться…») – разве после этого у зрителей и у самой ответчицы будет хоть капля веры в справедливость закона? Никогда. Недаром же в народе адвокатов называли «крючкотворцы»; поэтому и появилось пословица: «Закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло». А вероятно сами юристы придумали следующую поговорку, перефразировав известное высказывание «Незнание законов не избавляет от ответственности», они прибавили к нему оригинальную концовку и получилось следующее выражение: «Незнание законов не избавляет от ответственности, зато знание – запросто!». Однако мне могут вполне возразить, что толкование законов в свою пользу и в пользу своего клиента и есть одна из основных целей адвокатской деятельности и чем адвокат лучше может повернуть закон в свою сторону, тем большей известностью он пользуется. Все это, конечно так, но ведь нельзя же согласиться, что подобное «священнодейство» с законом оказывает на окружающих (прежде всего, конечно, на юристов) весьма тягостное впечатление и весьма негативно сказывается на формировании правосознания общества, способствуя тем самым развитию правового нигилизма. Получается своего рода замкнутый круг. Глядя на это люди постепенно разочаровывались в торжестве справедливости и верховенстве закона и тоже становились на скользкий путь нарушения законности, что с годами приобретало все более массовый характер. Недаром ещё знаменитый русский историк XIX века Н.М. Карамзин, характеризуя с помощью одного лишь слова положение дел в современной ему России, говорил: «Воруют!» и утверждал, основывались на огромном личном опыте и историческом знании, что единственная Конституция в России – это взятка. Вот своеобразные плоды правового нигилизма перешедшие к нам еще из прошлого столетия.

К сожалению, на современном  этапе развития нашего государства  и нашей правовой системы ситуация почти ни в чем не улучшилась, а во многом даже усугубилась. По мнению известных российских правоведов, сегодня  правовой нигилизм силен, как никогда. Как утверждает известный юрист Н. Матузов, «Сегодняшняя система российского права просто опутана паутиной нигилизма»²². С ним абсолютно согласен такой известный и авторитетный теоретик права, как И. Нерсесянц, который говорит о том, что из-за сегодняшнего правового нигилизма даже самые совершенные законы с безукоризненной юридической техникой обречены на гибель, т.к. неминуемо разобьются о стену народного недоверия и недопонимания.

3. Источники  правового нигилизма.

Где же источники этой бациллы в  сегодняшней России? К несчастью  их немало: это и несовершенство самих законов, и «околоправовая» деятельность правоохранительных органов, и собственно противоправные установки поведения самих граждан – обывателей. Именно эти негативные проявления современной деятельности в немалой степени способствуют тому, что правовой нигилизм в современной России является весьма серьезной проблемой – несмотря на все попытки борьбы с ним, он не только не уходит с «правовой арены», а  напротив, – все более и более укрепляет свои позиции на ней. Но рассмотрим все по порядку.

Одна  из главных причин правового нигилизма  кроется собственно в самих законах – в их несовершенстве и противоречивости. В самом деле, состояние нынешнего законодательства во многом оставляет желать лучшего – законы переполнены, так называемыми, «мертвыми нормами» – то есть положениями, которые не действуют в реальной действительности из-за слаборазвитых механизмов их реализации. Несовершенство законодательства наиболее ярко проявляется в сфере гражданского и арбитражного процесса. Казалось бы, что с учетом  того факта, что именно в данной области происходит защита прав и законных интересов граждан, именно в суды обращаются люди с просьбой о защите от незаконных посягательств, законы, регулирующие сферу гражданского и арбитражного судопроизводства, должны быть четкими, грамотно составленными и максимально лаконичными, то есть должно быть сделано все, чтобы обеспечить гражданам быструю и полную защиту их прав и законных интересов и пресечь незаконные действия иных лиц. На самом деле все обстоит несколько иным образом. Во-первых, действующий Гражданский процессуальный кодекс (ГПК) был принят еще в 1964 году и, разумеется, был непригоден для качественно новой российской экономической и правовой действительности. Положение пытались спасти путем простого «латания дыр», то есть с помощью внесения в ГПК неимоверного количества изменений и дополнений. Но все равно ситуация была крайне  напряженной, а судопроизводство неимоверно запутанным вплоть до  27 октября 1995  года, когда были внесены наиболее существенные  дополнения и изменения, приблизившие ГПК к потребностям общества. Впоследствии в названный  модифицированный нормативно-правовой акт было внесено немало поправок, придавших ГПК хоть сколько-нибудь цивилизованный вид. Но все же необходимо признать, что современное состояние ГПК оставляет желать лучшего, этот кодекс весьма в плачевном состоянии и напоминает ржавый, рассыпающийся корабль, который пытаются залатать и отремонтировать. В это дело  разрушения гражданского судопроизводства активно вмешивается Конституционный суд РФ, который по запросам наиболее  инициативных граждан признает все большее количество правовых норм не соответствующих Конституции РФ_, еще более  запутывая тем самым гражданский процесс. Кроме того, ГПК наводнен «мертвыми нормами», которые тянут за собой остальные (например, нормы от о товарищеских судах). Необходимо  избавить ГПК от этого балласта, а это значит – новые изменения и дополнения в  многократно измененный и дополненный кодекс, значит новая путаница в праве (зачастую разобраться в ней непросто и юристам, не говоря уже о рядовых гражданах) – новый виток роста недоверия населения к закону, новое усиление правового нигилизма. Таким образом, необходимость  принятия нового  кодекса назрела давно, но, к сожалению, отечественный законодатель не торопится облегчить участь гражданского судопроизводства – в настоящее время существует лишь проект ГПК РФ, который выставлен на всенародное обсуждение и уже получил множество нареканий. Принятие же Федерального закона об утверждении Гражданского процессуального закона в ближайшее время не ожидается. Противники принятия нового ГПК  говорят, что еще не время, что в сегодняшней нестабильной ситуации принятие  нового порядка судопроизводства крайне негативно скажется на гражданском процессе, как таковом. В подтверждение своих слов они приводят известную поговорку, говорящую о том, что в период перемен нет ничего худшего стабильности. Мне представляется, что их доводы не совсем убедительны – новая  судебная система, построенная на основе старой системы зависимых судов, уже является вполне стабильной и нуждается в новом, свежем Гражданском процессуальном кодексе, а не в старом ГПК РСФСР 1964 года. Тем более непонятным на фоне подобных высказываний о запрете всего стабильного представляет принятие Налогового кодекса 31 июля 1998 года. Мало того, что этот кодекс запретил исчерпывающий перечень налогов, образующих налоговую систему России, он еще  установил за налоговые правонарушения штрафы не в минимальных оплатах труда, как это сделано, например, в УК РФ и в КоАП РФ, а в твердых суммах (например, 5 тысяч рублей) – непонятно, для чего это сделано хочется верить, что это упущение является случайным, а не злонамеренным, ведь если у нас что и является нестабильным, так это налоговая система. И в подтверждение сказанного можно сказать, что буквально через несколько месяцев в налоговый кодекс было внесено такое количество дополнений и изменений, что Государственная Дума обязала Правительство к первому января 2000 года выпустить пятый, дополненный вариант НК РФ, думается, что эти изменения не последние. Касаясь Арбитражного процессуального кодекса необходимо отметить, что сейчас здесь дела обстоят несколько лучше. Раньше действовал АПК 1992 года, который был крайне несовершенен. Прописанные в нем процедуры арбитражного судопроизводства были неимоверно длинны, и поэтому процесс безумно растягивался во времени, а с учетом бушевавшей тогда гиперинфляции истцы, рассчитывавшие на получение своих денежных средств, разорялись, так как их денежные средства «съедались» инфляцией.  Этот несовершенный кодекс имел весьма пагубные последствия для законности и правопорядка, и лишний раз укрепил правовой нигилизм. Большое количество кредиторов при ненадлежащем исполнении обязательств соответствующими должниками переставали  надеяться на арбитражные суды, заваленные исками о взыскании долгов (надо еще заметить, что кроме процесса крайне несовершенно было исполнительное производство и истцы, преодолев один этап в виде долгой тяжбы тщетно взывали к помощи судебных исполнителей – взыскать долги было еще труднее) и стали обращаться за помощью к нелегальным группировкам – попросту говоря, в банды. Естественно, что преступные группировки, будучи не связанные нормами несовершенного процесса, обеспечивали куда более быстрое возвращение денег, часто просто «выбивая» их из должников и взимая за это определенные проценты с суммы (обычно 50%) и, надо признать, что немалое количество фирм и бизнесменов обращались за подобного рода услугами – таким образом, наряду с официальной системой арбитражных судов вырастала система «преступных судов», которые при своих разборках руководствовались отнюдь не правовыми нормами. Это без сомнения, нанесло непоправимый урон законности и правопорядку, как таковым. О влиянии этих явлений на правовой нигилизм  и говорить нечего – у людей возникало в этих случаях недоверие и к закону и к судам, они предпочитали криминал законности. Сейчас у нас действует Арбитражный процессуальный кодекс 1997 года, который по сравнению со старым АПК является более совершенным, процесс проходит в более сжатые сроки, а с учетом Федерального закона «Об исполнительном производстве» 1998 года и принудительное исполнение решений суда стало более эффективным. Поэтому возврат долгов и иные споры стали возвращаться в правовое поле, что, конечно же, отрадно, так как наносит мощный удар по одному из проявлений правового нигилизма. Но теперь арбитражному процессу где-то мешает процесс гражданский, который все еще основывается на старом ГПК и во многом оставляет желать лучшего. В научной литературе все чаше высказывается мнение о том, что хорошо было бы привести важнейшие процессуальные нормы ГПК в соответствие с более совершенными положениями АПК, аргументируя это тем, что в принципе арбитражный процесс когда-то вышел из гражданского.

Говоря о несовершенстве современного законодательства как одном из источников правового нигилизма, необходимо также  отметить противоречивость современных  законов, которая зачастую бывает отнюдь не случайной. В самом деле, источников правовых норм в современной Росси просто неимоверное количество – это и Федеральные законы и указы Президента и Постановления Правительства и различного рода ведомственные Инструкции и Информационные письма, и это только то, что касается федерального уровня, а ведь в Росси есть еще 89 субъектов, государственные органы каждого из которых вправе в пределах своих полномочий осуществлять нормотворчество (плюс огромное количество актов органов местного самоуправления). Разумеется, редкому счастливчику удается «не утонуть» в таком океане права – в нем необычайно сложно ориентироваться даже при условии полного соответствия этих актов друг другу – то есть при строгом соблюдении иерархии, согласованности принятых в них норм, что же тогда говорить о возможности правомерного поведения и уважения к закону, если в таком громадном количестве норм находится немало таких, которые противоречат друг другу или вообще  нарушают сами устои нормотворчества. За примерами далеко ходить не надо – возьмем в начале противоречие в законах на уровне федерации. Федеральные конституционные и просто федеральные законы обладают, как известно, высшей юридической силой (после международных договоров и Конституции) и остальные нормативные акты должны им соответствовать. Но что делать, если Федеральному закону противоречит Федеральный закон? Таких случаев,  увы, немало. Приведу лишь несколько примеров: в Гражданском кодексе РФ 1995 года в главе о договоре банковского вклада и банковского счета установлены одни правила совершения подобного рода банковских операций, а в ФЗ «О банках и банковской деятельности» эти правила по абсолютно непонятным причинам изменены. Перед судами встает вопрос, норму какого закона выполнять? Практика выработало правило, по которому применению подлежит закон, принятый позднее. В моем примере это будет ФЗ «О банках и банковской деятельности», – хотя надо признать, что гражданский кодекс, как унифицированный источник права все же авторитетнее. И как будет верить в святость закона человек, который ссылается в суде на норму Гражданского кодекса и с изумлением узнает, что вместо этой нормы действует другая – из абсолютно ему неизвестного ФЗ «О банках и банковской деятельности». После такого заседания из зала суда выйдет убежденный правовой нигилист. Другой пример еще серьезнее – Уголовный кодекс РФ 1996 года. В общей части говорится о признаках добровольного отказа от совершения преступления и деятельного раскаяния, а в статьях Особенной части (например, статьи 205- Терроризм и 206-Захват заложника) эти признаки толкуются уже несколько по-другому. Но не нужно забывать, что в отличие от примера с ГК, где затрагиваются имущественные интересы граждан, в уголовном праве на карту поставлена человеческая судьба и противоречие, тем более в рамках одного закона, тут просто недопустимы. Это то, что касается законов, а ведь есть еще и огромное количество подзаконных нормативных актов, создатели которых стремились поставить их «во главу угла», возвысить над остальными источниками права. Поэтому, как справедливо отмечает Н.И. Матузов: «не приходится удивляться тому обстоятельству, что многие подзаконные нормативно-правовые акты часто становятся надзаконными»²³, иными словами в данные акты вносятся заведомо противоречащие федеральному закону нормы. Даже суды, которые по сути дела должны осуществлять защиту прав и интересов граждан зачастую усугубляют и без того серьезную путаницу в праве. Как известно, в качестве одного из источников права судебный прецедент у нас не признается. Тем не менее, наши суды  это нисколько не смущает. То есть руководящие разъяснения, Постановления Пленума Верховного Суда и Информационные письма Высшего Арбитражного Суда РФ являются не разъяснением и толкованием уже существующих норм, а по сути дела созданием новых. Зачастую судам предписывается поступать вразрез с нормами действующего права – например, при рассмотрении практики по делам о взыскании задолженности арбитражным судам дано было право понижать проценты, подлежащие выплате, хотя в ГК такого варианта не предусмотрено.

То есть по сути дела судебный прецедент  у нас существует, так как если нижестоящие суды осмелятся не выполнить  указания вышестоящего, то их решение  будет все равно отменено в  порядке надзора. Теперь коснемся Основного  закона нашей страны – Конституции 1993 года. Как известно, она обладает высшей юридической силой и все  остальные нормативные акты должны ей соответствовать. Однако, как справедливо отмечает А.В. Малько, наша Конституция вроде бы принятая путем всенародного голосования, на самом деле обладает минимальной легитимностью – ведь на референдуме 12  декабря 1993 года за проект Основного Закона проголосовало около 54% принявших участие в голосовании, поэтому можно сказать, что Конституция является главным документом меньше, чем для половины граждан России. Поэтому и отношении к ней у многих соответственное – Конституцию попросту нарушают, или в лучшем случае игнорируют. На этом фоне всеобщих нарушений часто кажутся просто смешными усилия Конституционного Суда, который после многочасовых заседаний путем неимоверно сложных системных толкований законов признает «неконституционной» ту или иную статью какого-либо нормативного акта. Кстати, подобная практика принятия законов «незаконными» довольно негативно сказывается на общественном правосознании. Несмотря на все усилия Конституционного Суда, немалое количество законов еще  до сих пор вопиющим образом нарушает Основной  закон страны (например, в УПК срок задержания до предъявления обвинения 72 часа, а по Конституции 48 часов, и пока действует норма УПК), а если взять недавний  указ и.о. президента РФ Путина В.В. «О гарантиях Первому Президенту РФ», то необходимо признать, что сей подзаконный акт самым бессовестным образом нарушил и конституционный принцип всеобщего равенства перед законом и судом, и основы уголовного процесса, предоставив Ельцину Б.Н. полнейшую неприкосновенность (в том числе и уголовную) – чего не найдешь ни в одном государстве мира (разве что в абсолютных монархиях Аравийского полуострова). В общем, получается довольно странная вещь: с одной стороны – Конституция является высшим законом в стране, а с другой стороны в некоторых вопросах её главенство основательно приниженно. Простому непрофессионалу трудно разобраться в сложных хитросплетениях и коллизиях современной правовой системы – ему в глаза бросается одно: Конституция не действует по целому ряду важнейших вопросов, значит законодательство есть фикция – и опять растет правовой нигилизм. Но если такая непростая ситуация сложилась на федеральном уровне, то нечего удивляться тому, что в законодательстве субъектов РФ творится вообще полный беспредел. В соответствии с Конституцией все субъекты РФ равны, на деле же получается совсем другое – наиболее агрессивно относятся к федеральному центру национальные образования – республики, которых в нашем государстве 21. Руководство этих субъектов все время пытается получить  как можно больше властных полномочий, сделав тем самым еще один шаг на пути к суверенитету. Разумеется, что в такой ситуации так называемая «война законов» – федеральных и региональных просто неизбежна. Во всех данных республиках действуют свои конституции, что, в общем-то, вполне законно, но большинство положений данных Конституций существенно противоречит статьям Конституции РФ. Так, в Конституции республики Тыва закреплено право выхода из состава России, Татарстан же вообще провозгласил в своем основном  законе ассоциированное членство в РФ (это что-то  наподобие союза России и  Беларуси). Президент Калмыкии Илюмжинов, грубо нарушив нормы федерального законодательства, самовольно осуществив эмиссию, чем нанес крупный ущерб финансовый системе государства. Госсовет Татарстана своим решением приостановил призыв своих юношей в ряды Вооруженных Сил РФ, мотивируя это ситуацией на Северном Кавказе. Почти ежедневно из радиоприемников и с экранов телевизоров на население обрушиваются потоки информации об очередных «правовых демаршах» национальных  окраин России. Все это объясняется довольно просто – территория России примерно равна 17 млн. км², на которых расположились 89 субъектов Федерации, неудивительно, что Кремль не может уследить за всем, вот и получается  подобная неразбериха. О каком же верховенстве права можно вести речь, если большинство субъектов плюют на законы России (например в Ингушетии Р. Аушев подписал указ о разрешении многоженства).