История формирования российской правовой системы

1. История формирования российской правовой системы.

§ 1. Исторические и социально-культурные истоки российской правовой системы. Ее особенности и  связь с правовыми системами  мира.

Становление и развитие российской правовой системы происходило по общим законам, присущим становлению  и развитию любой правовой системы, хотя в этих процессах были и свои особенности. Глубинные истоки представлений  о правильном, справедливом, нормальном лежат еще в мифологии, в которой тот или иной этнос осознает окружающую природную и социальную действительность, самого себя, свое происхождение, нормы и обычаи своей жизни.

В правовую систему через  юридические тексты, тесно связанные  с текстами народной устно-поэтической  традиции, проникли не только те или  иные языковые формулы и конструкции, но и наиболее устойчивые и глубокие мифологические образы и представления  древних людей о порядке, гармонии и дисгармонии, нарушении порядка  и его восстановлении, о деянии и воздаянии, норме, обычае и последствиях их нарушения, т. е. все то, что может рассматриваться как некий предправовой материал, на котором базировалась в период становления правовая система, из которого складывались юридические традиции. Причем в каждой культуре эти образы и идеи осознавались в своих понятиях, категориях и с большей или меньшей глубиной и основательностью входили в быт и привычки народа. Например, в древнерусской традиции такие идеи выражались в категориях «правда» и «кривда», «суд» и «ряд», «преступление», в древнегреческой традиции — «дике», римской — «эквитас». Можно сказать и более определенно: многие языковые формулы и конструкции, встречающиеся в мифопоэтических текстах, потому и проникли в правовую ткань, что в правовое сознание вошли выражаемые с их помощью предправовые мифологические образы и представления, соответствующий менталитет древних людей.

Если сравнить древнерусскую  мифологию с мифологией этносов, известных своей высокой правовой культурой (например, древнегреческой, древнеримской), то можно обнаружить, что древнерусская мифология, языческая  религия сосредоточены главным образом на осознании и понимании природных явлений и процессов. Славянская мифология носила в основном аграрно-природный характер. Древнерусский человек не выделял, не воспринимал и не осознавал еще с достаточной четкостью социальности своего бытия, его нормативности, упорядоченности и иных характеристик, складывающихся в предправовой комплекс. Он был погружен в природность, натурность, в кровнородственные (те же природные) связи и зависимости. Языческая религия, как известно, была бедна организационными, нравственными и общественными идеалами.

Трудно найти в древнерусской  и русской мифологии те образы и идеи, сюжеты и представления, которые  у греков, например, воплотились  в мифах о Фемиде (богине правосудия, основе правопорядка) и ее дочерях  Эвномии («благозаконии»), Дике («справедливости»), Ирене («мире»). Эти последние хотя и имели архаические, природно-аграрные черты, вместе с тем, будучи дочерьми Зевса и Фемиды, упорядочивали жизнь человека, вносили в нее установленную периодичность, наблюдали за ее закономерным течением. У римлян предправовые представления воплотились в Юстиции («правосудии», «праве»), обожествляемом (с 1 в.) понятии, в Эквитас («справедливости»), часто изображавшейся женщиной с весами.

В русской мифологии мы не найдем весов — важного и  необходимого для внедрения в  жизнь правовых начал символа  предправа, свидетельствующего об осознании людьми таких понятий, как мера, мерность, соразмерность деяния и воздаяния за него и т.д. В то же время славянские Правда и Кривда, Суд (Усуд) во многом близки символу Доли, т. е. непостижимой, трансцендентной (а не социальной) силе, предопределяющей как аграрно-природные события, так и всю жизнь человека. Это говорит о слабом осознании русским человеком возможностей своей социальной деятельности, о его подчиненности внешним природным и потусторонним силам. Этнос же, осознавший и переосмысливший в достаточной мере и с достаточной глубиной всю совокупность предправовых образов и представлений, сюжетов и идей, в большей степени подготовлен к восприятию и усвоению правовых форм, институтов, чем народ, не прошедший целиком этой стадии социального и материального развития, но столкнувшийся с правовыми формами раннеклассового общества.

Право, правовая система  и правовая культура экономически сопряжены  с индивидуальной собственностью, а  идеологически, точнее, духовно —  с осознанием человеком своей индивидуальности, самостоятельности, собственной сущности. Эти понятия близки и с точки зрения происхождения, этимологии: индивидуальность, самостоятельность и собственность, присвоение имущества, где слово «собственность» образовано от слова «себе», и означает принадлежащее индивиду. Коллективные формы собственности и соответствующие им формы социальной организации жизни (первобытный коллективизм, различные разновидности общины) на первых этапах становления и развития общества противостоят выделению индивидуальной собственности, формированию человеческой индивидуальности, а также формированию полнокровного права, правовой системы, которые представляют собой средство защиты индивида, личности от произвола общества и государства.

Коллективная форма общежития  русского крестьянства — община —  была одним из фундаментальных факторов развития российского общества, значительно  повлиявшим на его политическую и  духовную жизнь и культуру. Община — универсальная форма организации  аграрных и иных ранних обществ, через  которую прошли (или проходят) все  народы мира. Специфика же русской  общины заключается в медленном  преодолении родовых, патриархальных пережитков, в широких правах общины на все земли ее территории и крайне слабом в силу этого развитии частной  собственности, в значительной роли общины в решении хозяйственных  вопросов, касающихся ее членов, длительном ее существовании в национальных масштабах и др.

Сильная община препятствовала становлению индивидуального начала в хозяйственной и духовной жизни, создавала условия для почти  полного поглощения лица миром и  рационального отрицания всякого  личного права. Поэтому и «стоимость»  персонифицированных воплощений коллектива (князя, дружинника, общинного имущества), являющегося главной ценностью  в обществе, в ранних правовых памятниках была во много раз выше и посягательства на них наказывались гораздо строже. Например, жизць боярина, дружинника, других приближенных князя по Русской Правде оценивалась в 80 гривен штрафа, а жизнь смерда или холопа — лишь в 5.

И тем не менее русское право, российская правовая система в целом, как и любая другая правовая система, формировалась с ориентиром на личностные начала, хотя сперва это была личность главным образом представителя господствующего класса. Так, из 43 статей краткой (одной из самых ранних) редакции Русской Правды 40 были прямо посвящены защите от преступных посягательств личности и собственности (которая является лишь экономическим выражением личности).

Вообще все известные  истории первые или ранние юридические  акты, закрепляющие права и свободы  личности, были созданы представителями  господствующего класса собственников  и направлены прежде всего на защиту последнего: будь то греческое или римское законодательство, созданное классом рабовладельцев, будь то любое иное законодательство или отдельные правовые акты. Например, Великая хартия вольностей 1215 г. уже закрепляла положение о том, что ни один свободный человек не может быть заключен в тюрьму, изгнан из страны, лишен имени иначе как по приговору, вынесенному равными по положению судьями и по законам страны. Аналогичные положения содержат знаменитый Хабеас корпус акт 1679 г., французская Декларация прав человека и гражданина 1789 г. и т.д. Лишь в XX в. общее развитие мировой цивилизации, личностного начала в культуре, понимания самоценности и уникальности человека привело к тому, что право в демократических обществах стало распространяться на всех, стало инструментом защиты всех и каждого.

Формирование господствующего  слоя как носителя правовых начал  долгое время основывалось на кровнородственных  отношениях, ему было присуще понимание  больше родовой, чем личной чести. Геополитическая  ситуация на Руси, необходимость консолидации перед лицом внешней угрозы привели  к тому, что государственность  складывалась в форме деспотии, жестоко  подавляющей свой народ и отчасти  господствующий слой тоже. Уничтожение  родовой знати, замена ее опричным, служилым классом вызвали рост холопского самосознания даже в среде правящего  класса. Отношения рабской подчиненности  деспоту, а по сути дела отрицание  за собой всяческих прав и гарантий нашли отражение в обращении  к деспоту: даже крупнейшие представители  правящего слоя называли себя «последними  холопами».

В выборе деспотического (а  тем самым, добавим) вне-правового) пути развития Руси «колоссальную роль сыграла гибель именно господствующего класса» Уничтожение последнего происходило не только в физическом смысле. Он превращался в несамостоятельное, хотя и самое высокое сословие в обществе. Поэтому, кстати говоря, данному сословию вряд ли мог быть известен в развитом состоянии институт рыцарства — самозащиты своего субъективного права, чести (хотя отдельные зачатки этого института на Руси были). Государство подчинило себе все слои общества и все институты, включая церковь. Никакая сила не могла создать ему оппозиции, которая только одна и была способна породить полноценную правовую систему, избавить русскую историю от многих бед, страданий и трагических потрясений.

Выдающийся русский философ  В. С. Соловьев связывал общее возрождение  и успешное развитие России, русской  нации с необходимостью отказа от права силы, от деспотизма и насилия, с обретением веры в силу права. Он писал: «Одно только мы знаем наверное: если Россия... не откажется от права силы и не поверит в силу права, если она не возжелает искренне и крепко духовной свободы и истины — она никогда не может иметь прочного успеха ни в каких делах своих, ни внешних, ни внутренних.

В 60-егг. XIX в. в стране появляются благоприятные условия для развития правовых начал, что выразилось в освобождении крестьянства от крепостной зависимости и в разворачивании крупнейшей в истории нашей страны правовой реформы, заложившей основы правовой государственности в России. Если предшествующая история характеризуется некоторой задержкой правового развития (сильные общинные традиции, правовой нигилизм и т. д.), то конец XIX — начало XX вв. знаменуются невиданным ранее подъемом в правовой сфере в результате формирования новых социальных сил и слоев, являющихся носителями правовых чувств и понятий, требований и представлений: нарождающейся буржуазии и разночинной интеллигенции прежде всего.

В процессе правовой реформы  в России была ликвидирована сословность  суда, провозглашено равенство всех леред судом и законом, было произведено отделение суда от административной власти, установлены выбор-.ность и несменяемость судей, коллегиальность рассмотрения дел и состязательность процесса, провозглашены гласность суда и право на защиту, введен институт присяжных заседателей. Таким образом, в конце XIX — начале XX вв. в России был заложен основательный, хотя и непрочный фундамент современной правовой государственности, позволяющий, если бы у нас продолжалось эволюционное развитие, выйти в XX столетии на передовые рубежи мировой правовой культуры. Что же касается русской либеральной правовой мысли — работ Б. Н. Чичерина, П. И. Новгородцева, Б. А. Кистя-ковского и др.—то она уже в то время находилась на уровне передовых правовых теорий.

Развитие российской правовой системы в Х — XIX вв., восприятие ею византийской культуры, православия, духа позднеримского права, а также североевропейских влияний позволяют сделать вывод о вхождении ее в романо-германскую семью правовых систем на правах особой — евразийской — разновидности. Особенности эти заключаются в следующем.

1. Высокая, приоритетная  защита общих интересов, общего  дела, дух соборности в ущерб  личным притязаниям индивида, его  правам и интересам, составляющие, с нашей точки зрения, смыслосодержательный корень, основание права и правовой культуры как таковых.

2. Слабость личностного  и, следовательно, правового начала  в культуре вообще.

3. Широкое распространение  неправовых регуляторов в обществе: моральных, морально-религиозных, корпоративных и т. д.

4. Отрицательное отношение  православной религии к фундаментальным  устоям правового общества, а  тем самым и к праву, правовой  культуре. Известный русский философ и богослов С. Булгаков писал, что «православие не стоит на страже частной собственности», не защищает капиталистическую систему хозяйства и, напротив, положительно относится к социализму (как идеалу: Достоевский говорил, что православие есть наш русский социализм), аскетизму, послушанию и смирению в противоположность отстаиванию личностью своих прав и свобод.

5. Высокая степень «присутствия»  государственности в общественной  жизни, в государственной идеологии,  огосударствление многих сторон  общественной жизни, подчиненность  права государству и т. д.  Возможно, это — реакция на  слабость государственного начала  на ранних этапах российской  истории. Здесь же можно указать  и на другую сторону медали: обусловленное огосударствлением  общественной жизни слабое развитие  структур гражданского общества, которые и обеспечивают во  многом эффективность правового  регулирования в странах с  развитым правовым государством, развитой правовой системой.

§ 2. Особенности  советской правовой системы

В 1917 г. в нашей стране был начат коммунистический эксперимент  — строительство принципиально  нового общества, которое должно было, по мысли его организаторов, основываться на всеобщем равенстве и свободе  человека труда, всеобщем счастье и  отсутствии эксплуатации человека человекам. Попытки насильственного и ускоренного  внедрения названных идеалов  в жизнь на практике обернулись трагедией  для России. И в этом величайший исторический парадокс почти 75-летнего  развития нашей страны: оказывается, метод насильственного осчастливливания масс уничтожает саму эту благую цель — счастье людей.