Язык и культура

    Язык является социальным феноменом, в природе которого органически сплетено материальное и идеальное.[8] Язык не может рассматриваться ни как явление базиса, ни как явление надстройки. Наука об обществе при рассмотрении проблемы взаимоотношения языка и культуры исходит из широкого понимания культуры, имея в виду материальную и духовную.

    Относя язык к явлениям общественным, объединяемым в рамки культуры, философия подчеркивает и существенные различия, имеющиеся между языком и общественными явлениями. По этому поводу П.Н.Федосеев пишет:" Язык не только обслуживает сферу духовной культуры, но и непосредственно связан с производством...с социальными отношениями...и выступает как составной элемент социальной сферы... Но все-таки следует признать, что язык в основе своей – явление духовной жизни."

    Язык, как социальный феномен с точки зрения своего функционирования и развития относится к духовному творчеству, к духовным явлениям, хотя роль его в жизни общества значительно шире, чем связь с духовной культурой. Характеризуя диалектическое противоречивое во взаимоотношении между языком и культурой, Ю.Д.Деришев подчеркивает, что «язык по своей природе и структуре - особый социальный феномен, не только тесно связанный с другими общественными явлениями, но и отграниченный от них особой внутренней структурой» и что «типология национальной культуры и типология национального языка - величины несоизмеримые и не соотносительные».

    Таким образом: культура, как интегративный образ человеческой жизнедеятельности непрерывно связана с языком, в формах которого получают закрепление способы и результаты общественно-исторического опыта. В этом и заключается диалектичность материалистического понимания проблемы взаимоотношения языка и культуры.[5]

    Язык есть условие и продукт человеческой культуры и поэтому всякое изучение языка неизбежно имеет предметом саму культуру, иначе говоря, есть изучение историческое.[1]

ГЛАВА II. ЯЗЫК КАК СРЕДСТВО ХРАНЕНИЯ

КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИИ

2.1 Кумулятивная  функция языка

    Коллекция и информативность являются теми существенными свойствами языкового знака, которые лежат в основе его важнейшей функции наряду с коммуникативной: функции кумулятивной. Язык в этой функции выступает связующим звеном между поколениями, служит "хранилищем" и средством передачи внеязыкового коллективного опыта.

    Наиболее ярко кумулятивная функция проявляется в области лексики, так как именно она непосредственно связана с предметами и явлениями окружающей действительности. Лексическая система в большей мере обусловлена категориями материального мира, социальными факторами.

Например, жители Чукотки имеют до десяти названий снега, соответствующих его различным состояниям, арабы пользуются многочисленными названиями различных пород лошадей, представители чернокожих племен Либерии различают разнообразные сорта риса, каждому из которых соответствует свое название.

    Неодинаковы у разных народов и традиции обозначения цвета. Так, например, серый цвет ассоциируется в русском языке с заурядностью, будничностью. Мы говорим "серые будни" или "такая серость", характеризуя ограниченных людей. В Англии же серый цвет - это цвет благородства, элегантности, то есть имеет совершенно другие коннотации.

    В некоторых языках возникновение ряда слов, обозначающих те или иные понятия, было продиктовано некоторыми социальными причинами. Например, в прошлом столетии в викторианской Англии было запрещено произносить такие слова, как "грудь", "ножка", даже говоря о курице, поэтому появились другие словосочетания. Существование каких-либо запретов в других языках отсутствовало, появление подобных сочетаний зафиксировано не было.

    Определенную национальную коннотацию обретают в языке и имена собственные. Их конкретное содержание определяется лицами, носящими данные имена, однако они имеют свойство выполнять не только назывные функции, но обозначать какое-нибудь качество, свойство, характерные черты личности вообще. Так, например, в книге, где затрагиваются вопросы социологии и детской психологии авторы, указывая на то, сколь разно образными могут быть черты характера отдельной личности.

2.2 Особенности  языка в различных культурах

     Связь истории и культуры народа с языком особенно ярко проявляется на фразеологическом уровне. Большое число пословиц, поговорок отражают специфические национальные черты, обладают то языковой образностью, которая корнями уходит в историю народа, его быт, обычаи, традиции.

В каждом языке имеется большое количество фразеологизмов, 
имеющих литературное происхождение, многие из них широко применяются в каждодневной разговорной речи.

    Характерным является то, что само появление фразеологизмов или устойчивых словосочетаний порой обуславливается изменениями общественной жизни народа, возникновением таких условий, в которых социальная значимость слов настолько велика, что она приобретает черты символичности.

    Так, например, в Англии в 70-е годы решение о переходе к единому типу школ  реакционные круги правительства ответили рядом официальных документов, протестуя против данного решения и требуя его отмены.

    Или другой пример, также из области просвещения: приходя к власти в мае 1972г. Маргарет Тетчер с яркой реакционной политикой консервативного правительства в области образования. Правительство издало циркуляр об отмене обязательной бесплатной выдаче молока всем детям. Теперь его получают учащиеся лишь тех школ, которые субсидируются на эти цели отдельными местными органами народного образования. Различные организации британской системы просвещения пытаются всеми средствами отменить подобное решение, или изыскать иные средства на обеспечение детей молоком. Таким образом, сочетание "свободное молоко" было социально переосмысленно, но стало фразеологическим и более того - приобретало символическое значение. Требование "свободное молоко" - это яркий народный протест против реакционной политики консервативного правительства в области образования.

    Вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что одни слои лексики обусловлены социальными факторами более очевидно, другие - менее очевидно. Если национально-культурное содержание представляет собой ядро фразеологических единиц, то в именах собственных он является своего рода коннотацией.

    Е.Н.Верещагин и В.Г.Костомаров, разрабатывая как общетеоретические, так и методические аспекты проблемы "язык и культура", классифицировали слова, имеющие культурный компонент, на 3 основные группы:

1) безэквивалентные;

2) коннотативные;

3) фоновые

    Как отмечают авторы, наиболее сложную группу с точки зрения определения их национально-культурного содержания, образует фоновая лексика. Доказано, что если сравнивать понятийно-эквивалентные слова в разных языках, то они будут отличаться друг от друга в силу того, что каждое из них сопряжено с определенной совокупностью знаний. Из области образования такими словами, к примеру, являются: " школа - интернат". Оба они включают понятие: " школа, в которой учатся и живут".

    Однако известно, что в нашей стране в школах-интернатах обучатся дети, родители которых по ряду причин нуждаются в материальной помощи, поэтому дети в таких школах находятся на полном государственном обеспечении.

    В Англии же, напротив, плата за обучение в школах-интернатах чрезвычайно высока, так как они составляют в основном все наиболее известные и привилегированные частные школы, в которых обучаются дети только очень богатых родителей.

ГЛАВА III. ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКА В НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЕ РОССИИ

    Когда мы говорим о культуре, мы имеем в виду некий семиозис, некие знаковые системы, а в языке, кроме знаков, ничего нет. Поэтому  хотелось бы начать с понятия о языковой картине мира. Ведь язык - не просто "упаковка" каких-то мыслей, а своего рода координатная сетка, которая "надевается" на действительность. А посему от языковой картины мира очень многое зависит. Не случайно общество нуждалось в необходимости создания новой научной дисциплины — лингвоэкономики, развитие которой можно рассматривать в двух направлениях - от языка к действительности и от действительности к языку.[8] В случае движения от языка к действительности речь идет о попытках вычленить из языка те архетипы, которые были бы корректны по отношению к языковым представлениям русского культурного человека. Не так давно академик Д. Лихачев высказал идею о концептосфере русского языка. В нашей ситуации можно сформулировать задачу следующим образом: все отечественные экономические, политические модели должны быть корректными, по крайней мере щадящими по отношению к этой концептосфере и в то же время прозрачными, естественными для русского человека, понятными для него.

    Что же касается движения от действительности к языку, то в данном случае речь идет о проблемах языкового строительства. Очевидно, что тот общественно-политический язык, которым мы пользуемся, находится в глубоком кризисе. По сути, единственным литературным вариантом описания политической и экономической реальности пока остается советский язык. Этот язык, со своей картиной мира, со своими идеологемами был адекватен предыдущей эпохе. Он был достаточно выверен, внутренне не противоречив и соответствовал объективной действительности. В повседневной жизни в образующиеся бреши наскоро пытаются направить поток "вестернизированного языка, скороспелую рецепцию западных институтов, недодуманную, сплошь и рядом конфликтующую с привычной российской картиной мира. Внедрение английских заимствований, нередко требующие страниц специальных лингвистических комментариев, лишь обостряют языковые противоречия. Усугубляется ситуация и господствующим в средствах массовой информации смелым жаргоном с размытой ценностной картиной мира, с малой различающей способностью. Он привносит в мир соотечественников элемент нравственного релятивизма, амбивалентности оценок, но отнюдь не помогает оценить суть идущих процессов. То есть мы не имеем сегодня языка, достаточно хорошо различающего политические, экономические и иные смыслы и при этом идентичного для рядовых носителей русского языка.

    Поскольку новые времена сопровождались резким падением горизонтальных связей, стал широко использоваться язык той среды, в которой связи активно развивались все предшествующие десятилетия, - уголовный. Это свидетельствует о насущности задачи освоения нового языка, как бы новой разметки политического, экономического и другого пространства. Образно говоря, речь идет о создании политического, экономического букваря. Он должен быть национальным, т.е. максимально приближенным по отношению к другим частям русской картины мира, "ненасильственным" концептосферы русского языка. Цель этого - нащупать в прошлом и восстановить то инвариантное, :егда присутствовало в русской жизни и в русской культуре, дать ему возможсть лучше проявиться.[8]

    Понятие "инвариант" как элемент абстрактной системы языка было сформировано в лингвистике XX века. В том же веке из естественных наук в нее пришло весьма продуктивное понятие гомеостаза, т.е. синтеза, которая сама стремится поддерживать параметры своего существования. Если рассматривать национальную культуру и язык как гомеостаз, то возникает проблема освоения инвариантных точек культуры, без которых гомеостаз перестанет быть собой. Поэтому мы, рассматривая тот или иной политический либо экономический институт прошлого или настоящего, ту или иную языковую конструкцию, называющуюся архаичной либо, напротив, неологизмом, подходим к ним не на основе временных критериев, а в плане чисто прагматическом. Нас интересует, может ли этот институт или языковая конструкция сегодня работать, быть использованной для активизации макроархетипов.

    Поэтому нас не шокирует, например, слово "бояре", такие реальности прошлого, как "собор" или "боярская дума". Дело не в том, что связано с этими словами и понятиями в реальной русской истории и что по неизбежным историческим законам безвозвратно миновало, а в том, чтобы увидеть за ними некие вечные несущие конструкции, которые всегда были и будут в отечественной истории. Проблема же реального исторического бытия этих конструкций - проблема среды, в которой они существуют. Где-то они проявляют себя сильнее, где-то - слабее. С этих позиций мы рассматриваем и власть, и все, связанное с первым лицом в государстве. В данном смысле оказывается, что и царь, и генеральный секретарь, и президент могут рассматриваться как варианты некоего вечного инварианта.

    В связи с этим возникает проблема построения такой общественно-политической терминологии, которая была бы достаточно точной, оставалась бы терминологией, но вместе с тем была бы прозрачной для носителей языка и позволяла бы работать в нашей внеисторической парадигме. В своих конструкциях мы используем преимущественно архаическую лексику, но отнюдь не из любви к старине. Ведь для того, чтобы терминологизировать любую предметную область, нельзя использовать слова, относящиеся к основному словарному фонду, находящиеся "на слуху". Это, как правило, слова многозначные, вызывающие бездну ассоциаций. Их нельзя превратить в какие-то простые, однозначные обозначения. Поэтому, придумывая термины, ученые всегда обращаются к заимствованиям из какой-то далекой языковой периферии.

    Например, известно, что научная терминология в основном комбинирована из латинских и древнегреческих корней. Это произошло как раз по той причине, что вводившие ее в практику ученые не были ни латинянами, ни греками. Причем интересно, что в Древнем Риме последовательно использовали термины греческого происхождения и избегали своих. Переход к латинской терминологии произошел в более поздние времена, когда и Древний Рим, и Древняя Греция стали чем-то далеким и периферийным для сознания. То есть для построения добротной системы терминов надо пользоваться языковыми конструкциями, достаточно от нас далекими, которые выглядели бы плоско, не давали бы объема, а были бы просто значками.

    Здесь уместно провести аналогию с басней. Ведь мы отстраненно, упрощенно воспринимаем всех басенных животных - зайцев, волков, лис, медведей и т.п. - как некие знаки определенных человеческих качеств. Точно так же должен восприниматься любой термин. Скажем, греческое слово может иметь десяток значений, но как у термина значение у него должно быть единственным. Допустим, слово "вандал" для нас просто означает разрушителя — именно потому, что мы очень мало знаем о реальных вандалах как о народе и используем это слово как ярлык. Термины и есть ярлыки, для них мало подходят слова "ближней" реальности.