Социология религии М. Вебера

Вместе с тем у Вебера разум (рациональность) и добро (этическое) не были тождественными понятиями. Понятия рационального и этического оказались совпадающими только в одном отношении и расходящимися в другом. А именно, они совпадали только в том плане, что этическая установка также требовала опосредования через сознание индивида, 'как и рациональная. В другом же отношении они разошлись. Это расхождение проявляется в том, что рациональное действие может быть и не ориентированно этически, то есть не направлено к благу других индивидов. И, напротив, этическое действие может оказаться и нерациональным.

Вместе с тем одна из главных трудностей веберовской позиции состояла в том, что эти два момента, рациональный и этический, нигде до конца им не были разведены. •

Точно также, как рационально-этический тип сознания раздвоился у Вебера на формально-рациональное начало и "этику братской любви", магически-традиционное сознание раздваивается на "иррациональную харизму" и "относительно-рациональную" традицию. И подобно тому как "формальное рацио" становится в сущности враждебным к "евангельской этике", подобно этому "харизматически одаренная личность" потенциально становится силой, которая в состоянии разрушить традицию, поскольку харизматически - революционное начало оказывается противопоставленным консервативно-традиционным установкам.

Таким образом можно выделить три основных момента или "центра", вокруг которых концентрировалась веберовская мысль:

1)  "этика братской любви" ("добро", "чистый смысл");

2)  освобожденный от всяких ценностей и ставший чисто функциональным "разум", формальная рациональность;

3)  стихийно-экстатическое начало, харизма, основа магических религий (иррациональная сила, стихийная "мощь").

Ясно, что все эти три начала - идеальные типы, которые в эмпирической реальности в чистом виде не выступают. Вместе с тем нет сомнения и в том, что все три типа представляют собой основные ценности, которые в мировоззрении Вебера так же тяготеют друг к другу и друг другу противостоят, как сконцентрированные в соответствии с ними идеальные типы.

Для прояснения ситуации можно воспользоваться изречением Ф. Ницше: "Мы знаем сегодня не только то, что нечто может быть прекрасно, хотя оно не является добрым, но и то, что оно прекрасно именно в том, в чем оно не добро". В этом плане политеизм, "вечная борьба богов" - мировоззренческая основа М. Вебера. Примирение враждующих ценностей, по Веберу, невозможно. Он отмечает, что никакое научное мышление, никакой философский анализ не смогут найти достаточно оснований для предпочтения одной группы ценностей другой.

Вебер писал: "Как мыслят себе возможность "научного" выбора между ценностями французской и немецкой культур - этого я не знаю. Тут тоже спор различных богов, и спор вечный... А над этими богами и их борьбой господствует судьба, но отнюдь не наука". Продолжая свои рассуждения, Вебер задается вопросом: какой человек отважится "научно опровергнуть" этику Нагорной проповеди, например, заповедь "не противься злу" или притчу о человеке, подставляющем левую и правую щеку? А между тем ясно, что здесь, если взглянуть на это с мирской точки зрения, проповедуется этика, требующая отказа от чувства собственного достоинства. Нужно, подчеркивал Вебер, выбирать между религиозным достоинством, которое дает эта этика, и мужским достоинством, этика которого проповедует нечто совсем иное: "Противься злу, иначе будешь нести свою долю ответственности, если оно пересилит". В зависимости от конечной установки индивида одна из этих этических позиций исходит от дьявола, а другая - от бога, и индивид должен решить, кто для него - бог и кто - дьявол. Так заключает свою мысль Вебер.

Следует отметить, что этот политеизм на уровне "последних ценностей" Вебер унаследовал от Ницше, унаследовал как требование сурового и мужественного стремления к познанию истины, какова бы та ни была. Именно к этой традиции, как считают исследователи, восходит также глубокое убеждение, что истина скорее всего страшна и жестока, чем утешительна. Отсюда веберовская своеобразная "любовь к судьбе", как бы ни была жестока последняя.

Нельзя не видеть и того, что у Вебера "раздор и борьба" - исходное и первичное состояние, примирение - условно и вторично. Эта установка, глубоко коренящаяся в духе большинства протестантских мыслителей, составляет фундамент также и вебе-ровского мировоззрения. Как отмечалось современником Вебера, немецким философом М. Шелером (1874-1928), веберовскому мышлению свойственно отсутствие "среднего термина", момента опосредования, который мог бы смягчить крайности. Он писал:

"Характерно, что среди всех категорий духовного отношения к миру этому мыслителю, создавшему такое богатство категорий, наименее знакома одна - я имею в виду категорию мудрости..." "Мудрость, - продолжал свою мысль М. Шелер, - не только чужда бурной, героической, всегда жаждущей максимума "напряженной" внутренней жизни его личности, тип мудреца и способ познания, свойственный мудрости, остался для него незамеченным также и в истории". По Шелеру, в своем исключении мудрости, в которой душа обретает осмысленное, подвижное равновесие своих сил, он столь же истинный немец, сколь и истинный протестант.

Конечно, значение Вебера, как одного из крупнейших социологов XX века, невозможно было бы объяснить, если бы мы остановились только на фиксации того обстоятельства, что он по духу своему протестант. Здесь, видимо, необходимо признать, что тот тип отношения к действительности, который характерен для протестантизма, и та социальная реальность, которая этим типом деятельности формируется, оказались бы для Европы гораздо более универсальными, чем можно было бы предполагать. Развитие капитализма сделало универсальной жизненную установку протестантизма. Можно с уверенностью сказать, что огромное значение работы Вебера "Протестантская этика и дух капитализма" состоит в том, что он первый зафиксировал универсальное значение протестантизма для капиталистического развития Запада. Кроме того, он одновременно через сравнение с протестантизмом выявил характер рациональности как фундаментального принципа индустриального общества. Таким образом, именно протестантизм мышления Вебера дал ему установку и специфическое видение современной ситуации в развитии западного общества. Это же видение явилось; как считают П. П. Гайденко и Ю. Давыдов, границей веберовского мышления, поскольку, радикально разведя противоположности, он не нашел между ними соединительного моста, а, следовательно, и выход из кризиса.

К этому еще следует добавить слова Р. Арона о том, что сегодняшнее индустриальное общество не то, какое знал Вебер. Оно уже не сугубо буржуазное, не чисто капиталистическое, если последнее определять прежде всего характером собственности и инициативой индивидуального предпринимателя. Именно из этих соображений, как пишет французский социолог и один из аналитиков творчества Вебера, "я попытаюсь высказать критику в адрес Вебера - он был слишком марксистом в своей интерпретации современного общества, то есть излишне пессимистическим; он не смог точно уловить перспективу благополучия, которое несет массам рост производства, и не увидел вероятности смягчения классовых и, возможно, национальных конфликтов..."

Вместе с тем, по Р. Арону, "личность, философия, политические взгляды Вебера показывают..., что Макс Вебер - наш современник. Он является им прежде всего потому, что его творчество, как и всех великих мыслителей, настолько богато и двусмысленно, что каждое новое поколение прочитывает его, изучает и истолковывает по-разному".

В заключении изложения теоретических воззрений М. Вебера приведем полную глубокого смысла выдержку из речи К. Ясперса, произнесенную перед студентами Гейдельбергского университета на траурном заседании 17 июля 1920: "Нельзя понять Макса Вебера, прочтя одну из его работ, а, тем более несколько характеризующих его формул; понять его можно, если познакомиться со всеми принадлежащими ему фрагментами, научными работами, журнальными статьями, записями, письмами и с его наследием, а также с простыми, скупыми сообщениями о его жизни и деятельности, его манере поведения. В этой совокупности фрагментов, без сомнения, окажется" единство не сформулированное и не рациональное, но данное в созерцании: идея философской экзистенции. Эту идею, абсолютную, всеобщую и вневременную, какой она является в последней глубине бытия, он показал нам в современном мире в ее особенном, оригинальном проявлении".