Социальные аспекты происхождения человека

Преобладающая их форма  — «бездиафизарная». Так, на средней  фаланге мизинца выраженный диафиз отсутствует в 96-100%, и фаланга  состоит как бы только из двух слившихся концов. Однако подобная форма фаланги существовала уже в глубокой древности — на стопе неандертальца из Крыма (Киик-Коба). Точно так же высокую изменчивость, типичную для регрессивных структур, имеет и XII пара ребер человека: коэффициент вариации их длины составляет 27%, что почти втрое больше, чем на соседней XI паре ребер. Однако «типичная» для современных европейцев длина XII ребра (в среднем 100 мм) отмечается уже на скелете палеоант-ропа Схул IV, жившего несколько десятков тысяч лет назад. Редукция зубов мудрости — тоже очень древний признак: она имела место, например, уже на нижней челюсти лантьянского синантропа, возраст которого около 1 млн лет, но и в этом случае исчезновения зубов мудрости у сапиенса не произошло.

Признаки анатомической плеяды «человека будущего» не связаны между собой в единый комплекс. При выделении в современной популяции крайних вариантов по какому-либо компоненту плеяды в них не наблюдается одновременного повышения частоты остальных ее компонентов сравнительно с контрольной серией. Не выявлено даже тенденции к такому сдвигу.

Аналогичный результат  получается и при анализе частных  систем скелета.

Так, вопреки довольно распространенному представлению  сравнительноанатомической школы  Розенберга, редукционные процессы на нижнем конце грудной клетки (редукция или даже отсутствие XII пары ребер) не сопровождаются соответствующими сдвигами на ее верхней границе. Напротив, есть даже компенсаторная тенденция к обратной связи длин ребер XII и I пары. К тому же отсутствие XII пары вообще встречается чрезвычайно редко (0, 3-2, 8%). Чаще в популяциях современного человека отмечается 13 пар ребер, что соответствует широкому распространению этого варианта у высших приматов. Наконец, несмотря на отмеченные выше редукционные тенденции в форме и размерах средней фаланги мизинца стопы, сам этот палец отнюдь не обнаруживает свойственного регрессивным структурам повышения вариабельности: коэффициент вариации длины всего мизинца стопы человека такой же, как и II—III пальцев (порядка 8-9%). Имеются сведения, что особо выраженное укорочение средних фаланг (брахимезофалангия) у современных людей может связываться с уменьшением размеров тела и, следовательно, никак не должно рассматриваться как проявление общего для Н. sapiens редукционного процесса.

Другой пример изменений  биологической организации современного человека — так называемые эпохальные сдвиги, т. е. разнонаправленные колебания  биологических параметров, прежде всего  структурных признаков, прослеживающиеся преимущественно по палеоантропологическим материалам. Они затрагивают общие размеры тела, массивность скелета, форму головы (черепа), темпы развития, вероятно, и многие другие признаки, о которых труднее судить по остеологическим данным. Обычно эти сдвиги имеют циклический характер и вполне укладываются в рамки видрвого комплекса Н. sapiens.

Так, например, колебания  массы мозга сапиенса не обнаруживают однозначной тенденции в разные хронологические периоды. Емкость  мозгового черепа была очень велика у кроманьонцев масса мозга возросла у мужчин и женщин соответственно на 66 и 28 г. Возможно, это находится в какой-то связи с процессом общего для многих стран мира увеличения длины тела, хотя во внутригрупповом 120масштабе связь этих признаков слабая. К тому же систематических наблюдений динамики массы мозга у современного человека немного, да и имеющиеся не всегда согласуются по результатам. Все же очевидно, что величина мозга испытывала у сапиенса, по крайней мере в Европе, разнонаправленные колебания. Примеры таких эпохальных изменений достаточно многочисленны.

Сделаны попытки проследить циклы колебаний отдельных признаков, как, например, длины тела, массивности  костей и т. д., в соответствии с  изменениями интенсивности геомагнитного  поля Земли; в одних случаях как  будто прослеживается определенный параллелизм в вариациях этих показателей у человека и некоторых животных, в других — результаты неотчетливы. Видимо, эпохальные сдвиги могли протекать разными темпами на различных территориях и в разное время, т. е. причины этих изменений многообразны и не всегда совпадают в разных группах человечества: параллелизм проявляется в отдельные хронологические периоды, но в целом эти сдвиги не имеют глобального характера.

Остается открытым вопрос: насколько подобные явления отражаются на генофонде человечества? Очевидно, что изменчивость рассматриваемых признаков ограничена рамками стабилизирующего отбора. Это основная, хотя и не всегда легко распознаваемая форма отбора в популяциях современного человека, она предохраняет существующую организацию от дезинтеграции и распада посредством «канализирования» морфогенеза.

Проявление стабилизирующего отбора, о котором упоминал еще  И. И. Шмальгаузен, состоит и в  том, что оптимальный статус новорожденного человека наблюдается не при крайних, а при средних значениях массы тела. Ныне сходные наблюдения сделаны во многих группах человечества, хотя, разумеется, прогресс медицины в значительной степени снимает этот эффект отбора. В ряде стран (Чехия, Словакия, Норвегия и др. ) отмечено значительное снижение перинатальной смертности новорожденных с низкой массой тела в последнее десятилетие: стабилизирующий эффект становится при этом менее действенным. В большей мере влияние отбора проявляется при грубых отклонениях от нормы. Так, по суммарным данным лабораторий разных стран мира, примерно 1/5 часть всех абортированных эмбрионов имеют хромосомные аномалии. При изучении антропометрических признаков с большой наследственной компонентой оказалось, что в браках, где оба партнера значительно отклоняются от средней «адаптивной нормы», патология беременности, например спонтанные аборты, встречаются наиболее часто по сравнению со случаями, когда эти признаки укладываются в «оптинорму». По данным для США, мужчины среднего роста чаще вступают в брак и имеют в среднем больше детей, чем очень высоко- или низкорослые. Другая, также распространенная форма отбора у современного человека — дизруптивный («разрывающий») отбор. Это фактор внутривидового полиморфизма, способствующий его сохранению и усилению. Такие процессы в пределах вида Н. sapiens как бы «направляют» уже существующие варианты по пути приспособления к определенным условиям среды.

Возможно, что и некоторые  расовые признаки, как и так  называемые «адаптивные типы» современного человечества, возникли в свое время  в результате дизруптивного отбора. Вероятно селективное значение ряда физиологических и биохимических особенностей в отдельных человеческих популяциях. С другой стороны, само вмешательство человека в структуру окружающей среды может изменять адаптивное значение генов в его популяцияхи обусловить посредством этих изменений среды отбор некоторых генотипов.

Рассмотренные выше примеры в целом  показывают, что пока нет достаточных  оснований говорить о сколько-нибудь существенных изменениях структурного видового комплекса Н. sapiens на протяжении изученного отрезка голоцена. Значительная часть наблюдающихся сдвигов — разновременные и разнонаправленные колебания структурных характеристик, вполне укладывающиеся в пределы видового комплекса и представляющие собой не звено эволюционного процесса, а лишь фазу колебаний. У современного человека несомненно влияние на эти процессы как биологических, так и социальных факторов в их сложном взаимодействии.

Ослабление естественного отбора иногда оценивается как угроза генетической дегенерации человечества из-за накопления (в гетерозиготном состоянии) вредных мутаций. Но все усиливающаяся панмиксия и значительный рост народонаселения Земли препятствуют проявлениям мутационного процесса. С другой стороны, и сама популяция как бы «стремится» сохранить равновесие генных частот, генетический гомеостаз, если не вмешиваются такие способные нарушить его факторы, как мутация, миграция, изоляция.

Таким образом, хотя возможность изменений  частот генов в последовательных поколениях существует и в принципе может составить основу эволюционных изменений, их было бы трудно прогнозировать из-за сложного комплекса самых разнообразных, в первую очередь антропогенных, воздействий.

С середины XX в. вопрос о взаимоотношениях человека и природы при все  возрастающей роли антропогенного фактора и загрязнения среды приобрел большую остроту и актуальность, что привело к созданию комплексной науки — экологии человека.