Этнос - как особая социально-психологическая категория

Чрезвычайно интересна в этой связи  проблема происхождения и формирования стереотипов, уже косвенно затрагиваемая  нами ранее: являются ли социальные стереотипы следствием индивидуально-психологических особенностей человека или вызваны иными причинами. В психологии существует ряд теорий, пытающихся по-своему ответить на этот вопрос. Одной из них является теория фрустрации и агрессии, разработанная в русле необихевиоризма. Неудовлетворенное, заблокированное стремление человека создает в психике состояние напряженности, фрустрации, которое в поисках разрядки часто находит ее в акте агрессии. На уровне общественной психологии объектом вымещения оказывается расовая или национальная группа. В рамках психоаналитической школы  сходный механизм имеет теория проекции, основная идея которой состоит в универсальности бессознательного приписывания другим собственных стремлений и импульсов, не совместимых с сознательной установкой индивида: «Разрушительная, извращенная сторона «человеческой природы», которую мы подавляем в самих себе, сохраняет свое влияние в жизни «других», делая их тем самым не только низшими по отношению к «нам», но и опасными для нас, для нашей культуры, расы, религии и т.д.» (Франкл, 1998).

Необъяснимым с точки зрения этих двух теорий остается выбор конкретной этнической общности в качестве «козла отпущения» или объекта для проекции: обострение национальной розни в  той или иной конфликтной ситуации, по-видимому, может быть объяснено уже ранее существовавшей враждебной установкой по отношению к конкретной национальной группе. Как отмечает И. Кон, в теориях вымещения и проекции «социальная природа этнических стереотипов и реальные взаимоотношения этнических групп остаются в тени. Предубеждение оказывается чем-то внеисторическим и едва ли вообще преодолимым» (Кон, 1998).

Эта же проблема касается теории «авторитарной личности» Т. Адорно. Здесь механизм основан на амбивалентности ранних отношений в семье: при строгости семейного воспитания у ребенка формируется идеализированное отношение к родителям вместе с бессознательной враждебностью к ним. Невозможность выхода агрессии запускает механизм замещения, по которому негативные импульсы направляются на другие социальные группы. Так формируется так называемая «авторитарная личность», которая отличается высокой степенью конформизма к власти и одновременной подавленной враждебностью к ней, скованностью и догматизмом мышления, недоверием к миру и т.д. Авторитарность в рамках этой теории рассматривается как базовая характеристика, автоматически определяющая поведение индивида в межгрупповой ситуации. «Этническая предубежденность, расизм предстают, таким образом, как частные проявления глубинных черт личности, сформировавшихся в раннем детстве» (Кон, 1998).

Очевидно, что происхождение  этнических стереотипов остается лишь частично объяснимым с чисто психологических  позиций. Так или иначе, представление  о другой этнической группе складывается исторически в процессе реальных взаимоотношений между двумя этносами. Войны, колонизация, опустошение земель или, наоборот, отношения сотрудничества и взаимного уважения оставляют отпечаток в генетической памяти народа, определяя и через столетия окраску и направленность образов друг друга. В онтогенезе стереотип может присваиваться индивидом вне учета исторического контекста и независимо от реального опыта личного общения с представителями того или иного этноса. Воспитание, образование, общественное мнение, средства массовой информации – вот те каналы, через которые человек усваивает общественные нормы и ценности, приобщается к элементам своей культуры и формирует представления о других этносах. Исследования показывают, что в раннем детстве человек еще свободен от каких-либо стереотипных представлений (что автоматически снимает вопрос об их врожденном характере), но уже в младшем школьном возрасте стереотипы начинают активно усваиваться и использоваться детьми, значительно опережая формирование собственных ясных представлений об этнических группах (Платонов, Почебут, 1993).

«Первый слой» этнической специфики сознания закладывается еще в раннем сенсомоторном опыте ребенка вместе с восприятием им нормы социального взаимодействия. В. Павленко и С. Таглин считают, что процесс этот начинается с того момента, когда ребенок начинает воспринимать содержание напеваемых ему колыбельных песен (Павленко, Таглин, 1993). Они отмечают также роль паремий в качестве орудий этнической спецификации сознания: это связано с тем, что в народных пословицах, поговорках, загадках так или иначе отражаются природные и социальные условия существования этноса: «Отображая особенности местной флоры и фауны, ландшафта и климата, паремии задают индивиду образ природной среды его родины и формируют природный фон ассоциаций». Отражение в народном творчестве социальных реалий конкретной этнической общности формирует «второй слой» этноспецифичности сознания: «Этим путем в ассоциативные процессы индивида включаются образы и понятия из сферы социального устройства, религии, хозяйственной деятельности, быта и истории этноса» (Павленко, Таглин, 1993). К этому «второму слою» относится также формирование представлений о других этносах, взаимоотношения с которыми являются неотъемлемой частью легендарного эпоса народа, его былин и сказаний.

Анализ исторических и литературных памятников дает многое для понимания механизма формирования стереотипных представлений. Огромный интерес в этом плане представляет средневековая дипломатическая переписка, отражающая политические детерминанты происхождения тех или иных (чаще негативных) стереотипов: «Враждебное отношение к другим народам было характерно для европейского средневековья. Враждебность усиливалась, если речь шла о народах разных конфессий» (Коваленко, 1990) Конфессиональные противоречия между шведами и русскими, усиленные соперничеством за освоение территорий, обусловили взгляд на русских как на «язычников» и «нехристей», что объективно не соответствовало действительности. Важным фактором в генерировании негативных стереотипов русских можно также считать «установку на обеспечение безопасности этноса»: «Уже в 17 веке в Швеции господствовало представление о том, что Россия – это сильный и опасный сосед, основой внешнеполитического курса которого является территориальная экспансия, поиск жизненного пространства. В 18 веке на смену недоверию пришел страх» (Коваленко, 1990).

Аналогичный механизм формирования представлений о другом этносе обнаруживается при сопоставлении образов норманна на Западе и на Востоке, что указывает  на значительные различия в отношении  к скандинавам в обоих регионах: «В образе варяга на Руси отсутствуют основные стереотипные характеристики норманна-врага, сформировавшиеся в условиях ожесточенной борьбы в викингами, но доминируют представления, обусловленные преобладанием договорных отношений со скандинавами» (Мельникова, Петрухин, 1990).

Таким образом, происхождение  этнических стереотипов глубоко  укоренено в исторической памяти народа, и их устойчивость обеспечивается передачей из поколения в поколение  в форме фольклора, эпоса, летописных и литературных памятников. Важно отметить, что богатейший материал для изучения процесса формирования этнического самосознания народа и, как следствие, этнических стереотипов поведения и восприятия других этносов дает изучение особенностей народного языка и словообразования. «Язык является поистине копилкой исторического опыта народа в гораздо большей степени, чем любая другая сфера культуры» (Поршнев, 1964) А. Потебня по праву считал язык не только главным этнодифференцирующим, но и этноформирующим признаком, обусловливающим само существование этноса. Анализ имен, этнонимов, топонимов, даже астронимов показывает глубокую закрепленность в языке своеобразия среды обитания и неразрывно связанного с ней мышления народа: «Полный список имен народа не только содержит указания на отрицательно оцениваемые явления природной среды (имена-обереги), но дает достаточно обстоятельную характеристику животному и растительному миру, климату и ландшафту места обитания этноса» (Павленко, Таглин, 1992). Происхождение названий этносов также далеко не случайно, а, наоборот, является наглядной иллюстрацией того, как воспринимали предки свой и соседние народы. Например, слово svensk (швед) содержит корень sve, что означает «свой». Это вновь обращает нас к дихотомии «Мы» – «Они»: «Мы (мой народ, все шведы) – люди; все чужие – не люди»: «Природные особенности территории жизнедеятельности этноса, выступая основой его размежевания с соседними человеческим коллективами, формируют и такую константу этнического сознания, как самоназвание этноса» (Павленко, Таглин, 1992).

Обобщая сказанное, целесообразно  отметить, что чисто психологический  подход к вопросу о происхождении  этнических стереотипов (в русле  психоанализа или необихевиоризма) не обладает достаточным арсеналом  фактов для исчерпывающего обоснования  причин и механизмов формирования стереотипов исключительно исходя из индивидуально-психологических характеристик. Как известно, этнические стереотипы детерминированы, во-первых, реальными специфическими чертами стереотипизируемой группы; во-вторых, спецификой преломления этих черт через аппарат восприятия стереотипизирующей группы; в-третьих, всем комплексом экономических, политических и культурных взаимоотношений стереотипизирующей и стереотипизируемой групп (Трусов, Филиппов, 1984). Отечественные психологи достаточно единодушны в признании того факта, что изучение происхождения этнических представлений невозможно в отрыве от всестороннего анализа соответствующей социальной ситуации: «В основе формирования этнических стереотипов лежат системы этнических представлений… Этнические представления, возникая на базе традиционных суждений, бытующих в общественном сознании этноса, являются продуктами эпохи и социокультурной среды» (Кцоева, 1986).

Интересный аспект формирования этнических стереотипов в русле  концепции когнитивного диссонанса затрагивает Р. Оганджанян: он связывает этот процесс с мерой удовлетворенности некоторых социальных потребностей в многонациональном и преимущественно мононациональном поселении и подчеркивает важность специфики этих связей в зависимости от миграционного признака. Автор отмечает, что человек, переселяющийся в новую среду, заранее создает определенный образ места обитания и взаимоотношений с местными жителями, формируя таким образом некую систему ожиданий. Если новое окружение оказывается менее привлекательным, или не складываются отношения с «аборигенами», то человек испытывает диссонанс. Уменьшение общей меры диссонанса может осуществляться за счет прибавления новых когнитивных элементов, в данном случае – негативных этнических автостереотипов (или представлений о собственной этнической группе) и позитивных этнических гетеростереотипов (или представлений о чужой общности). В моноэтнической среде, по мнению автора, мера удовлетворенности социальных потребностей особенно заметно влияет на характер этнического автостереотипа: доля людей с позитивными автостереотипами увеличивается по мере роста удовлетворенности социальных потребностей. Автор также подчеркивает, что «причины собственных неудач люди зачастую ищут в поступках окружающих, а в мононациональной среде эти представления в определенных условиях могут преобразовываться в этнические стереотипы» (Оганджанян, 1989).

Приведенные данные лишний раз доказывают, что на характер уже сформированного или складывающегося  стереотипа непосредственно влияют особенности непосредственной этноконтактной среды: «Основой формирования стереотипов служат реальные культурные различия, которые могут быть легко восприняты на уровне поведения в ситуации межкультурного взаимодействия» (Солдатова, 1998).

На симпозиуме по межнациональным проблемам в 1989 году многими участниками также затрагивался вопрос об источниках стереотипных представлений о своем и других народах. Отмечалась роль массового сознания в формировании образов других национальностей, где основными поставщиками фактов выступают «литература, искусство, слухи, рассказы; в меньшей степени «коллега по работе» или «кратковременная эпизодическая встреча» (Психологический журнал, 1989). Подчеркивался факт формирования стереотипа в макросреде, где психологии отводится роль усилителя: «Когда формируется стереотип, то сначала формируются отношения, а потом они уже наполняются конкретными языковыми и действенными компонентами». Хорошей иллюстрацией к сказанному является стереотип перевертышей (другое название «атрибуции-оборотни»), когда один и тот же стереотип в течение очень короткого времени может превратиться в свою противоположность по знаку и даже по языковому оформлению. Это пара атрибуций, практически тождественных по смыслу, но аффективно противоположных, например: «скупой» – «жадный», «осторожный» – «трусливый» и т.д. В зависимости от характера этноконтактной ситуации полюс «оборотня» по отношению к стереотипизируемой группе может меняться на противоположный. Вполне логично, что автостереотип обычно носит «оправдательный» характер, более позитивно оцениваемый с точки зрения общепринятых норм, а «гетеростереотип» - «обвинительный». Но, как отмечает Г. Солдатова, «это не означает, что позитивные качества «оборотней» приходятся строго на автостереотип, а негативные входят только в гетеростереотип. «Оборотень» – един, позитивное и негативное в нем склеено. Например, актуализация негативного полюса «оборотня» в гетеростереотипе «гасит» позитивные атрибуции» (Солдатова, 1998).

Каждый этнос в процессе своей жизнедеятельности на определенной территории в конкретных социально-экономических и исторических условиях вырабатывает свой уникальный стереотип поведения, который «поставляет» членам этноса общепринятые модели поведения в тех или иных стандартных ситуациях. В данном контексте «стереотип» означает не столько представление о другом этносе, сколько «устойчивые, регулярно повторяемые элементы образа жизни, которые хотя и обладают известной социальной значимостью, однако не носят «событийного характера» и не осознаются носителями поведения как «поступки» (Старовойтова, 1985). Этнический стереотип поведения представляет собой набор типовых программ, направленный, прежде всего, на «нейтрализацию тенденции к индивидуализации поведения, сдерживанию роста его вариативности, ибо ничем не контролируемый рост многообразия неминуемо привел бы к распаду общества» (Байбурин, 1985). Таким образом, этнические особенности поведения выступают важнейшим этноконсолидирующим фактором и основанием для сравнения и сопоставления с другими этносами. По словам С. Арутюнова, «этнические различия проявляются в том, как люди одеваются, как они едят, в их излюбленных позах стояния или сидения, хотя все люди на земле и одеваются, и едят, и сидят» (цит. по Байбурину, 1985). В разных этнических культурах одним и тем же действиям может придаваться различное содержание, или одно и то же содержание может находить различное выражение в поступках. Стереотипные представления как раз и формируются при попытке интерпретировать поведение представителя другого этноса, которое обычно осуществляется с точки зрения особенностей своей собственной культуры.

Это рассуждение логически  подводит нас к выводу о том, что  этнический стереотип обречен на неадекватное и предвзятое отражение  действительности. Еще У. Липпман  считал неточность и даже ложность одной из важнейших характеристик социальных стереотипов. Только с 50-х гг. получила распространение гипотеза американского психолога О. Клайнберга о наличии в стереотипе некоего «зерна истины». Действительно, этнический стереотип представляет собой не просто субъективное мнение о той или иной этнической общности, а, прежде всего, ее образ, который, пусть в искаженном виде, отражает объективную реальность: свойства двух взаимодействующих групп и отношения между ними (Стефаненко, 1998). Некоторыми психологами выделяется такой критерий истинности стереотипа, как мера согласованности представлений о собственной этнической группе с представлениями других о ней. Г. Олпорт, выдвинувший этот критерий, исходил из того, что чем больше совпадают два различных мнения об одном и том же объекте, тем они ближе к истине. По мнению Д. Кэмпбелла, увеличению удельного веса реальных черт в этнических стереотипах способствуют более глубокие и длительные контакты между группами. Как отмечает Г. Кцоева, «более значительное влияние на содержание и направленность этнических стереотипов оказывает совместная деятельность, объединяющая представителей различных этнических групп и дающая возможность познать друг друга глубже и разностороннее, чем в процессе межличностных отношений. Важнейшим фактором в этой связи является персонификация отдельных представителей иноэтнических групп, что «способствует конкретизации этнического стереотипа, обогащению и повышению адекватности его когнитивного содержания» (Кцоева, 1986).