История психотерапии

Практически невозможно четко отделить консультирование от психотерапии. До выхода в свет книги  К. Роджерса «Консультирование и психотерапия» консультированием было принято называть единичные и поверхностные контакты с клиентом, более продолжительные контакты, направленные на глубокую реорганизацию личности, обозначались термином «психотерапия». И консультирование и психотерапия скорее многоэлементные, чем однородные области знания и деятельности. Более правильным будет рассматривать консультационные подходы и методы психологической терапии. И консультирование и психотерапия основываются на «плановом применении методик, разработанных на базе общепринятых психологических принципов». И большинство западных исследователей фактически употребляют термины «консультирование» и «психотерапия» как синонимичные [Коттлер], [Саханиан], [Хейли Дж], [Блазер А.].  
 
Как консультанты, так и психотерапевты используют одни и те же теоретические модели и подчеркивают, что необходимо ценить клиента как личность, выслушивать его сочувственно, воспринимать сказанное и поощрять стремление клиента помогать самому себе и отвечать за свои поступки. К. Роджерс полагает, что консультирование, консультативные беседы, «учитывая их целительный эффект, могут квалифицироваться как психотерапия». И фактически на протяжении всей своей деятельности использует эти термины как взаимозаменяемые и равнозначные на том основании, что они могут быть отнесены «к одному и тому же основному методу, а именно серии прямых контактов с индивидом, направленных на то, чтобы помочь ему изменить свои психические установки и поведение… Несмотря на то, что, может быть, и существуют какие-либо причины для такой дифференциации, ясно, что интенсивное и успешное консультирование ничем не отличается от интенсивной и успешной психотерапии». Рассмотрение консультирования как процесса психотерапии вытекает из самой истории формирования психологического консультирования.  
 
 
История формирования ПК. 
 
1) Значение культурно-исторического опыта консультирования для становления профессиональной практики консультирования. 
 
 
Всякая социальная профессиональная практика, каковой и является психологическое консультирование, начинает зарождаться, а затем вступать в стадию своего зрелого и целостного развития в первую очередь в силу того фактора, что она становится востребована появлением какой-либо вполне определенной потребности – психологической, социальной, социально-психологической. Можно даже утверждать, что в культурно-историческом плане практика консультирования базировалась на потребностях исключительно психологического характера, а профессиональная практика в большей степени вырастает из потребностей уже социального характера. Между содержанием культурно-исторического и профессионального периодов практики психологического консультирования существует как органичная связь, так и существенные различия. Каждый период внес и вносит свой вклад в развитие человека «культурного». В культурно-исторический период формирования практики консультирования сложилось структурно-содержательное ядро этой практики, ее базовые идеи, цели и задачи, в профессиональный – в большей степени операциональные моменты и т.д.  
 
С возникновением определенного потребностного момента и берет свое начало процесс профессионализации практики психологического консультирования. Но конкретное содержание процесса профессионализации практики психологического консультирования может опереться уже не только на то, что, как сказал поэт, «если звезды зажигаются, то это кому-нибудь нужно», становятся нужны уже и практические исследования и открытия в области психологии человека, разработка методов, соответствующих этой практики.  
 
Однако если связывать реализацию социальной практики только с ее профессионализацией, то возникает убеждение, что социальная практика может быть сконструирована лабораторным путем, из реторты, на которой поколдовали специалисты своей алхимии. Всякая социальная практика в первую очередь обязательно располагает своей культурной, социальной историей, имеет свою свои глубокие социально-культурные корни. И в этом пространстве только и может начинаться, выкристаллизовываться подлинная история ее уже профессионального становления.  
 
Без культурно-исторических «корней», без своей истории, без своей генетической плотности профессиональная практика консультирования не может иметь своего действительного категориального поля, становясь лишь полем индивидуально-авторских интерпретаций или приложений других дисциплинарных практик (например, психиатрии, религиозной помощи). Но простое следование историческому опыту исходит из той простой и распространенной иллюзии, что «все это мы это уже проходили». И тогда профессиональную практику психологического консультирования можно свести к той или иной части психотехнического арсенала, психотехнического базиса (например, к индийской йоге). А из истории становления самой практики профессионального консультирования можно будет без ущерба для нее изъять целый ряд знаковых фигур вместе с их содержательным вкладом.  
 
Исключительное значение для дальнейшего развития практики консультирования представляет сам процесс перехода ее из социально-культурного, исторического контекста в профессиональный. Он формирует свои базовые точки роста, точки развития, которые имеют значение для формирования профессионального мышления консультанта. Сам этот момент трансформации, перехода становится тем системообразующим фактором, своеобразным хронотопом для сложившейся практики консультирования, в котором соединяется и накопленный бесценный психотехнический опыт прошлого и конструируются новые психологические феномены.  
 
В 19-м веке появляются первые профессиональные консультанты, пытающиеся исцелять людей, помогать им в трудной для них ситуации посредством беседы. Невероятно, но факт, что всего лишь сто лет назад момент профессиональной практики консультирования просто еще не существовало. А в самостоятельную дисциплину психологическое консультирование оформилось только 50 лет тому назад, главным образом – в США. И за это время бурного существования и развития практики консультирования произошло как четкое оформление концептуального ядра, так и его размывание. Отечественная история психологического консультирования началась свой отчет не с «головы», а с «хвоста» американо-европейской истории консультирования. Копирование результатов чужой истории – дело свободное, необременительное, но безрезультатное и тупиковое, т.к. обязательно приводит к искажению базовых смыслов и значений того целостного явления, которое мы воспроизводим в его прикладной, операциональной его части. К числу таких искажений в первую очередь мы относим то, что, наблюдая факты эмпирической практики консультирования, мы не имеем при этом сколько-нибудь ясных профессиональных форматов этой практики, стандартов сертификации подготовки и лицензирования деятельности профессиональных консультантов и их последующей аккредитации. Фактически не разработанной в концептуальном плане является проблема образования консультантов. И обращение к истории консультирования заключает для нас зерно проектирования консультативной деятельности.  
 
2) Практика консультирования в контексте философских, нравственно-духовных практик и учений. 
Уникальность консультирования заключается в том, что его корни можно найти во всем множестве дисциплин и духовных практик, таких как философия, религия, педагогика, медицина, психиатрия, социальная работа, психология семьи. Развитие этих дисциплин и, соответственно, практики консультирования шло неравномерно. Органично психологическое консультирование входило в развитие, жизнь и распространение философских, религиозных учений. Практически его можно найти в любой социальной, духовной практике, где оно присутствует как необходимый элемент существования и развития таковой практики.  
 
Во времена палеолита, как пишут Дж. Коттлер и Р. Браун, первыми специалистам в области психического здоровья были служители племенных языческих культов. Чтобы выпустить демонов из тела соплеменников, одержимых болезнью, они проделывать дырки в их головах. При всей радикальности этого метода все не он лег в основу консультативной работы. Главным врачующим средством стало то обстоятельство, что служители культа для своих соплеменников фактически были носителями истин, ставших жесткими и незыблемыми. Эти истины способны были объяснить устройство мира и место в нем самого человека. От других соплеменников требовалось принятие этих истин как данности. Наличие мировоззренческой философии регулировало внутреннюю жизнь человека, делало ее более устойчивой. Но с развитием человека и общества чем более традиционными и устоявшимися были культовые обряды, тем меньше они могли просветлять и поддерживать человека, эту функцию могла выполнить уже только свободная, не заформализованная, не канонизированная практика. И в древней Мессопотамии и Персии, Греции и Риме прежде всего практикой психологического консультирования занимались уже не только служители культа, но и философы, врачи, подвижники духовных первоучений.  
 
Первыми настоящими консультантами можно назвать людей, пытающихся оказывать влияние на других людей посредством своих нравственных учений. К их числу следует отнести в первую очередь родоначальников мировых религий, таких как Моисей (1200лет до н.э.), Мухаммед (570-362 г. до н. э.), Будда (500 лет до н. э.), а также великих философов древности: Лао-Цзы (600лет до н. э.), Сократ (450 лет до н. э.), Платон (400 лет до н. э.), Аристотель (350 лет до н. э.), и др. Их «консультативная деятельность» опиралась на потребности человека в духовном и познавательном объяснении мира, соответственно – в на потребности человека в духовной, познавательной поддержке. Эту потребность в первую очередь психологически могли удовлетворить мифологические описания, религиозные учения, философские объяснения и доктрины, а затем уже и научные исследования.  
 
В отношении людей, жаждущих получит духовную истину и внутреннее просветление, большинство этих философов действовали как подлинные «консультанты»: они оказывали влияние на учеников своими необычными идеями, не только удовлетворяя при этом познавательную жажду учеников, решая их духовно-познавательные проблемы, но обязательно стимулировали при этом и их эмоциональный, интеллектуальный, психологический рост, открывая для человека новые духовные, жизненные, познавательные, психологические пространства и горизонты. Эта практика по своим методам не всегда может быть названа психологической, психотерапевтической, но она, несомненно, является психологической, психотерапевтической по своему характеру, ориентированности и результатам. И хотя подходы духовных учителей в оказании помощи своим ученикам, последователям и просто людям, конечно же, значительно отличаются от подходов, используемых современными консультантами, все же современная практика консультирования унаследовала их основные духовно-познавательные принципы: 
 
 
истина оказывает целительное воздействие на человеческую душу, обретение истины и связанного с ней душевного успокоения, является высокой ценностью;  
 
истина заключена не только в точном и безукоризненном знании, но и самом процессе ее поиска, в тех том бесценном опыте, который обретает ищущий человек;  
 
истина является открытой для всех ее ищущих, ни у кого нет права владеть ею, запрещать или разрешать ее, просто есть люди, сами более открытые для истины, более приблизившиеся к истине больше, чем другие;  
 
ни на один вопрос нет единственно верного ответа и, следовательно, на открытые другими истины нужно полагаться так же, как и на собственный духовный опыт;  
 
один и тот же познавательный опыта может иметь множество возможных интерпретаций;  
 
если на философское или духовное учение нельзя опираться в своей повседневной жизни, связать со своей жизнью и опытом, то его можно считать абсолютно бесполезным; и т.д.  
 
Такого рода принципы, сложившиеся практике философов Древней Греции, Рима, Мессопотамии, являются важной идейной основой работы современного консультанта, который не столько учит своих клиентов, сколько помогает им найти свой путь к обретению внутреннего покоя и просветления.  
 
Просветление, обретение человеком ощущения ясности своего движения в жизни является глубинной целью психологического консультирования. Психологический эффект просветления оказывает огромное, ни с чем не сравнимое влияние на всю человеческую жизнь. «Просветление, - пишет в заключение своей известной книги «Искусство психологического консультирования» Р. Мей - приносит с собой редкое ощущение раскрепощенности. Испытавшие это чувство наконец обретают себя, своих собратьев и находят свое место во вселенной».  
 
Наиболее глубоко эта тенденция – путем учения и проповеди привести человека к тому, чтобы он обрел внутренний покой и просветление - выражена, пожалуй, в мессианской деятельности Иисуса Христа. Так, в Евангелии от Марка целительской деятельности Христа отведено важнейшее место именно целительской деятельности Христа, чрезвычайно содержательной и разнообразной. Здесь описывается тот исторический период, когда люди еще только начинают знакомиться со словом христовым. И здесь примеры целительства приводятся раньше, чем раскрываются сами нравственно-философские стороны учения Христа, ибо именно целительство души и тела, обретение душевного и телесного здоровья является подлинной целью самого учения, отражением его содержательной глубины и истинности. У евангелистов описание того, как Христос «проповедовал» и «исцелял» употребляются как равнозначные действия. Вопрос о «целительской» и «нравственно-философской» деятельности Христа поднимается в Евангелии во всем своем сложном единстве («Именем твои будут изгонять бесов, возложат руки на больных; и они будут здоровы»). Способность исцелять словом христовым в будущем станет одним из свидетельств подлинного принятия христианской веры и служения ей.  
 
В своем конкретном и символическом значении Христос является в первую очередь врачевателем душ человеческих («И послал меня исцелять сокрушенных сердцем»). Духовное целительство имеет первостепенное значение перед целительством телесным, когда с освобождением души излечивается и плоть (например, изгнание бесов). Само спасение человека в вере в учение Христа заключается в уходе человека от внутренних распрей, вражды, несогласия, в обретении внутреннего спокойствия, душевного равновесия, здоровья. Именно на эти положения раннего христианства впоследствии и станет опираться практика религиозной поддержки личности, обретшая свое самостоятельное значение.  
 
Развитие тактики собственно профессионального терапевтического вмешательства в состояния психически нездорового человека в первую очередь связывают с именем Гиппократа (более тысячи лет назад). Выдвинутые им идеи и приемы лежат в основе большинства используемых в наши дни психотерапевтических техник и подходов: системное диагностическое интервью, сбор анамнеза, построение доверительных терапевтических отношений и даже интерпретация снов и осознание подавленных чувств. Практические терапевтические подходы, предложенные Гиппократом, стали дорабатываться лишь около двухсот лет назад.  
 
Иное отношение к психическим потребностям человека, к психической жизни в целом, а тем более к отклонениям от психической нормы со стороны медицины и общества наблюдается в средние века. В эпоху жестоких феодальных и религиозных войн, безраздельного господства религии над массовым сознанием, беззакония, эпидемий, неурожая, голода проблемы внутренней жизни человека, его устойчивости, целостности стали отходить на задний план, а сами же психические расстройства носили уже довольно распространенный характер, нередки были случаи и массового психоза.  
 
Христианское учение в этот период в общепознавательном плане уже перестало быть открытием для человека, оно фактически оформилось в мощно организованный религиозный институт, выполняющий самые различные социальны функции: поддержания государственной власти, создания государственной идеологии, собственного властного давления, ведения образовательно-просветительской деятельности, создания и поддержания морали и нравственности и т.д. И в этот период с теми, кто испытывал сомнения в правильности религиозной картины мира, кто страдал психическими расстройствами и заболеваниями, чаще всего поступали уже радикально и просто – их обвиняли в бесоодержимости, что могло стать основанием для сжигания на кострах либо изгнанию из сообщества. Более радикального лекарства от бесоодержимости не было придумано. Таким образом, в этот психические болезни и расстройства получили довольно четкий религиозно-теологический аналог своего описания. И благодаря такому всеобщему распространению религиозных доктрин, контроля со стороны церкви за их идейной «чистотой» никогда, как в средние века, познавательно-психическое существование большинства людей не было столь бесконфликтным, благостно ясным, простым и беспроблемным. Соответственно, потребность в консультативной деятельности просто исчезла, ибо просветляющее слово божественного учения фактически уже стало догмой, объясняющей все и вся в этом и том мире, и предполагалось, что одно лишь следование божественной вере могло спасти человека от всех познавательных мучений, интеллектуальных соблазнов и жизненных сомнений. На каждый факт своей жизни человек мог получить четкое, безукоризненно ясное, системное объяснение со стороны церковного учения. Но внутри самой религиозно-теологической среды наряду с обрядовой рутиной непрерывно шел живой нравственно-философский поиск ответа на вопросы: что есть человеческая душа? Способна ли она сама осуществлять писк божественного? Как душа приходит к пониманию Бога, почему она нуждается в божественной истине? Ответ на эти вопросы затрагивал понимание глубинных основ человеческой психики, он имел огромное влияние на развитие понимания религиозного подхода к психологической поддержке человека.  
 
И дальнейшее развитие религиозных учений в ключе этого нравственно-философского поиска могло идти уже не только путем прямого развития признанных теософских основ самого учения, а психологическим путем: индивидуального исследования объективного характера религиозных переживаний, исследования психологических возможностей оптимальной поддержки и наставления человека «словом божьим». И в истории каждого народа есть и отдельные фигуры (старцы, святые, монахи) и целые религиозные течения внесшие свой значительный исследовательский и практический вклад в этом направлении. Они открывали возможности духовной, психологической помощи человеку «словом божьим», возможности религиозной деятельностью облегчить существование других, поднять их дух человеческий, оскудевший в каждодневной борьбе за свою жизнь. Значение такого опыта для понимания культурно-антропологической сути консультативной практики имеет огромное и непреходящее значение.  
 
В житейской конкретике и эпохальном звучании феномен духовно-психологической поддержки просматривается в деяниях и житии Сергия Радонежского, названного впоследствии «отцом русской нации». А история о духовном наставлении отцом Сергием Дмитрия Донского накануне Куликовской битвы является как конкретно-историческим фактом, так и носит архетипический характер. Дошедшие до нас деяния, духовно-психологическая практика каждого из этих поборников дела православия основаны на общей религиозной парадигме, а так же на тех особенностях, что связаны с этническим образом жизни и миросозерцания народа, духовной «доминанты» по определению Л.Н. Гумилева.  
 
Интереснейшим материал для понимания того, каким богатым и разнообразным историческим опытом располагает практика консультирования, представляет отношения православных русских «старцев» со своими учениками и монастырскими прихожанами. В этом живом явлении и факте его исторического образования заключено много драгоценных мыслей и интересного духовно-психологического опыта, которые, несомненно, могут принести пользу и богатить мышление и даже непосредственную практику тех профессионалов, которые собираются строить со своими клиентами отношения оказания психологической помощи. Много интересных художественно-психологических наблюдений, глубоких раздумий об этом духовно-психологическом явлении можно найти в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы», где отношения старца Зосимы и главного героя романа (Алеши Карамазова) фактически составляют идейную суть этого художественного произведения.  
 
На православном Востоке и на Синае старчество существовал уже более тысячи лет. «Утверждают, что существовало старчество и у нас Руси во времена древнейшие или непременно должно было существовать, но вследствие бедствий России, татарщины, смут, перерыва прежних сношений с Востоком после покорения Константинополя установление это забылось у нас и старцы пресеклись» (Ф.М. Достоевский). Возрождено оно было опять с конца ХVIII – начала ХIХ столетия одним из великих православных подвижников Паисием Величковским и учениками его. Это возрождение было внутренним ответом русского православия на его фактический запрет, установленный Александром I в начале своего царствования, который, будучи воспитан в либеральном духе, считал все религии равноправными. Для России, в которой православная религия была основной и исповедывалась более 4/5 населения, такого рода религиозный либерализм носил характер рискованного исторического эксперимента «сверху», а для православия, бывшего идеологической основой русской государственности, этот запрет стал испытанием его духовной устойчивости и внутренней силы.  
 
Паисий Величковский побывал во многих русских монастырях, изучая и проникаясь монашеской жизнью. Монастыри, отшельнические обители возникли как стремление человека уйти от «суеты мира» в попытке своего духовно-нравственного самоусовершенствования, дабы приблизиться к образу и подобию божию. Эта идея во многом была тогда уже утрачена, оставаясь уделом только отдельных сподвижников, т.к. монастыри по сути стали в своеобразным и значимым элементом официальной государственной власти. Утратив же официальную поддержку государственной власти система монастырского духовного воспитания оказалась в тупике. Необходимо было найти нравственно-духовную альтернативу официальной поддержке православия, но русское православие, долгое время бывшее столпом государственной власти, уже не могло самостоятельно и полно развить в себе эти внутренние источники.  
 
И Паисий Величковский нашел их не на родной земле, а в древних греческих рукописях одного из греческих монастырей на Афонской горе, на которые он наткнулся, живя в строгом сподвижничестве в русском монастыре на той же на Афонской горе. В этих книгах непосредственно самими монахами-сподвижниками излагался опыт их духовного самоусовершенствования, и драгоценные переводы рукописей стали перевозиться в Россию. Обращение русских монахов к величайшему опыту духовно-нравственного самоусовершенствования, само живое слово Паисия, дух афонской обители - все это могло восстановить прерванную некогда на Руси традицию духовного старчества.  
 
Отношения в монашеской среде, ставшие образовываться после старческого установления, неоднозначно были приняты церковной властью и самой монашеской братией, а в некоторых местах подвергались притеснениям и даже гонениям как неслыханное по России новшество. Но живые ростки полнокровной нравственно-духовной жизни уже стали давать живые всходы. Постепенно у учеников старца Паисия появились свои ученики, а у тех – свои.  
 
В строгом соответствии с духом трудов, переведенных Паисием, жили отшельниками в рославлевских лесах братья Путиловы. Их-то и пригласил епископ Калужский и Боровский Филарет в древний монастырь под названием Оптина Пустынь, который к 20-м гг. ХIХ столетия уже пришел в упадок. С возрождением этого монастыря и связано возрождение и признание старчества на Руси. В самые трудные моменты своей жизни и творчества в Оптиной Пустыне бывали Гоголь, Толстой, Достоевский.  
 
Старец исполнял свою миссию духовного наставничества и поддержки в двух направлениях: во-первых, он имел «учеников», добровольно, но раз и навсегда избравших его в свои духовные наставники; в первую очередь это были монахи, а затем – уже светские люди, нуждающиеся в духовном руководстве. Во-вторых, за советом, утешением, беседой помогал всякому страждущему, который к нему обращался.  
 
В психологическом плане помощь старцев монашеской братии, взявшейся как и они за трудное дело отрешенного служения, состояла не столько в традиционном руководстве более мудрого человека над развивающимся, сколько в глубокой сознательной идентификация духовного ищущего ученика с человеком религиозно зрелым, духовно мудрым, уже преодолевшим искусы и испытания мирской жизни, с человеком уже обретшим собственную духовную идентификацию, обретшим аутентичное поведение в невероятных для обычного человека духовных муках и испытаниях.  
 
«Старец – это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и в свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаете ее ему в полное послушание, с полным самоотрешением. – замечает Ф.М. Достоевский в романе «Братья Карамазовы», – Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собою до того, чтобы мог, наконец, достичь, чрез послушание всей жизни, уже совершенной свободы, т.е. свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли».  
 
Помощь светским ученикам состояла в даче им наставлений и руководства, основанного на следовании воле божьей, в трудные для тех моменты своей жизни. И в этой сфере отношений старец, если можно так выразиться, мог ошибаться, идти по простому «директивному» пути, как, например, Ржевский священник Матвей Константиновский в отношениях с Гоголем, когда он посоветовал последнему сжечь некоторые главы второго тома «Мертвых душ», содержащие в себе духовные сомнения их великого автора.  
 
В отношениях со страждущими прихожанами, т.е. почти повседневной практике, старцев отличала удивительная проницательность и прозорливость, «сердечное» знание внутренних основ человеческой жизни. На этих качествах, развитых и поддерживаемых своей духовной миссией и зиждется то, что можно назвать «психотехническая способность» старца помогать людям, поддерживать их. «Он (т.е. старец Зосима), допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему исповедывать сердце свое и жаждавших от него совета и врачебного слова, - до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем тот пришел, чего тому нужно, и даже какого рода мучение терзает того совесть». Эта прозорливость старца, знание тайны людей, смущала, почти пугала, изумляла людей, а в соединении с его чудесной силой она приносила измученному человеку и действительное исцеление.  
 
Эта сила старца заключается в его святости, безгреховности и в вере в возможность обновления мирской жизни. Но это особенность его является все же не типической, а индивидуальной, достижением его ума и сердца, «сердечного ума». Алеша Карамазов так поясняет влияние на него Зосимы, видя в нем грезы своего сердца: «… он свят, в его сердце тайна обновления для всех, та мощь, которая, наконец, установит правду на земле, и будут все святы и будут любить друг друга, и не будет ни богатых ни бедных, ни возвышающихся ни униженных, а будут все как дети божии, и наступит настоящее царство Христово».  
 
Именно в нравственно-философской и нравственно-духовной практиках психологическое консультирование в течение многих веков (до конца ХIХ в.) развивалось как составной элемент целостной деятельности, как тот элемент, который в дальнейшем сам станет целостной деятельностью. Исчезновение этого религиозно-философско-этического «генетического следа» из практики психологического консультирования неизбежно приведет его самого к содержательно-концептуальному вымиранию, превращению в сферу определенного рода услуг. Конечно же, и сама по себе консультативная практика нравственно-философского и нравственно-духовного наставления, поддержки на сегодня не исчезла и содержательно не исчерпала себя и, надеемся, не исчезнет никогда из социальной жизни человека.  
 
С конца ХIХ в. под влиянием культурно-исторического развития, определенных социально-культурных изменений в психологической поддержке образовалась уже самая настоящая, реальная общественная нужда. И с этой поры психологическая поддержка начинает формироваться уже не как элемент, аспект, необходимо входящий в содержание нравственно-философской и нравственно-духовной практики, а как самостоятельное понятие (об этом пойдет речь в главе, содержащей описание специфики психологической помощи). После чего начинает складываться уже и соответствующая этой общественной нужде профессиональная социальная практика – это практика консультирования и психотерапии, для которых основополагающей целью становится оказание личности психологической помощи как таковой.  
 
Профессиональная практика консультирования и психотерапии, оформленная как практический и научный метод, начинает складываться в рамках психоанализа, аналитической и индивидуальной психологии, затем наиболее акцентировано в контексте неофрейдизма. Именно здесь впервые обозначились те процедурные аспекты консультирования, которые стали строиться на основах межличностной коммуникации. Их развитие этого аспекта в итоге и позволило обозначившейся практике психологической поддержки личности в дальнейшем стать самостоятельной профессиональной деятельностью.