Российский фашизм

     В роли врага могут выступать народы, проживающие во враждебном государстве, конкретные этнические группы в самой стране, каким-либо образом мешающие или просто не нравящиеся остальному населению государства. Здесь следует отметь, что в таком случае в роли группы риска, где могут формироваться нацистские или национал-патриотические настроения, выступают не только низшие слои населения, но и вполне благополучные люди. Примером может служить сегодняшняя ситуация в России (по крайней мере в Москве). Все теракты создают дестабилизацию, и не только политическую, но и социальную.[3, с. 256]

 

               3.Фашизм в России. Образы и реальности новой опасности

 

     За 1990-е годы в изучении фашизма (как общего понятия) наметились серьезные изменения - как на Западе, так и в России. На Западе в этой области произошла определенная консолидация: ряд тенденций в изучении межвоенной Европы были объединены в довольно однозначную концепцию фашизма, более или менее принятую на сегодняшний день в англоязычном научном сообществе. С другой стороны, в России отказались от известного стандартного ортодоксально-марксистского определения фашизма.

     В то время как западные исследователи, видимо, постепенно приходят к более или менее единообразной концепции фашизма, российские интерпретаторы с момента наступления гласности идут в противоположном направлении. В России наблюдается умножение значений слова «фашизм». Среди наиболее странных проявлений стремительного распада данного понятия в России были объявления о создании «антифашистских центров» Российским общенародным союзом под руководством Сергея Бабурина, а также Праворадикальной партией России, возглавляемой Сергеем Жариковым и Андреем Архиповым. Если о том, окончательно ли превратился Бабурин в ходе своей радикализации от умеренного националиста до национал-экстремиста за 1990-е годы в фашиста, еще можно спорить, то Жариков и Архипов с момента своего вхождения в начале 1990-х годов в политическую жизнь в качестве помощников Жириновского фашистами являлись бесспорно - они и не скрывали свою духовную близость к немецкой «консервативной революции» и свой острый интерес к нацизму. 
 
     Хотя, возможно, было бы преувеличением говорить о «Веймарской России», бурно меняющаяся постсоветская политическая сцена - включающая в себя парламентские и внепарламентские партии, а также растущее «нецивильное общество» - заставляет задаться вопросом о точном осмыслении разнообразных российских правоэкстремистских течений и о том, пригодно ли для их описания понятие «фашизм» или нет. 
 
     В современных исследованиях данной темы можно наблюдать два несовместимых направления. С одной стороны, многие - если не большинство - наблюдателей, как на Западе, так и в России, склонны использовать термин «фашизм» главным образом или даже исключительно по отношению к тем идеологиям, которые подражают междувоенным разновидностям фашизма, прежде всего германскому нацизму. Часто, вследствие этого, большое внимание уделяется неонацистскому движению Александра Баркашова - Русскому Национальному Единству. РНЕ, например, - та организация, на которой сконцентрировал основное внимание Стивен Шенфилд в своем авторитетном исследовании русского фашизма (хотя следует заметить, что он подробно описал и другие направления). Другие наблюдатели, очевидно, отождествляют «фашизм» со свастикой, римским приветствием (поднятой рукой), биологическим расизмом и так далее; третьи же готовы применять данный термин исключительно при том условии, если предполагаемый фашист открыто ссылается на Гитлера, Муссолини, Кодряну и им подобных. Подобный подход парадоксален по двум причинам. Во-первых, сами немецкие нацисты отказывались от ярлыка «фашизм». Они - в некотором отношении справедливо - указывали на различия между их идеологией и итальянским фашизмом. По той же самой логике, которая тем не менее позволяет компаративистам применять для характеристики нацизма термин «фашистский», следует использовать этот термин и для обозначения постсоветских русских националистических идеологий. Применение термина «фашизм» в качестве классифицирующего общего понятия должно опираться на структурную близость исследуемой конкретной идеологии к идеальному типу (по определению Макса Вебера), а не на наличие или отсутствие каких-либо внешних атрибутов той или иной исторической разновидности фашизма (свастика, черные рубашки и т.д.). Это тем более верно, что понятие «фашизм» получило свое название не от той конкретной формы, на которую в России ссылаются чаще всего, то есть от нацизма, и которая представляла, возможно, наиболее крайнее его проявление. 
 
     Ограничение сферы применения термина «фашизм» только теми российскими группировками, которые подражают немецкому нацизму и его ультранационалистическим союзникам времени Второй мировой войны, вводит в заблуждение еще и по второй причине. Естественно, что более серьезные представители русского ультранационализма не желают, чтобы их связывали с режимом, убившим миллионы восточных славян. Чего еще, кроме неподдельного возмущения, следует ожидать от убежденного русского ультранационалиста, когда его (или, гораздо реже, - ее) приравнивают к столь крайне антирусскому движению, как нацистское? После Второй мировой войны быть одновременно русским националистом и неонацистом, в определенном смысле, возможно только ценой фундаментальной противоречивости своих взглялов. Поэтому можно считать, что Баркашов в чем-то прав, когда утверждает, что РНЕ не является разновидностью русского фашизма - постольку, поскольку оно на самом деле не является русским. 
 
     С другой стороны, в некоторых случаях исследователи использовали термин «нацизм», а не «фашизм» для классификации разных видов поздне- или постсоветского русского ультранационализма. Например, Семен Резник и Вячеслав Лихачев использовали слово «нацизм» в заголовках своих обобщающих исследований довольно большой части спектра русских крайне правых. Как мне уже приходилось утверждать, подобное терминологическое решение является неудачным. Используя термин «нацизм» для обозначения всех разновидностей фашизма (а возможно, и некоторых нефашистских националистических идеологий), мы утрачиваем возможность определить «настоящих» нацистов. Если мы используем «нацизм» в качестве ярлыка для тех, кто отрицают любое духовное родство с гитлеровской идеологией (даже при структурной схожести их основных идей), как тогда мы назовем тех, кто действительно явно копируют идеи и стиль НСДАП и, возможно, даже не пытаются скрывать то влияние, которое оказали на них идеологи Третьего рейха?[4,с.201).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение.

 

В настоящее  время существует определенное противоречие в международных исследованиях  правых движений. Хотя построение сравнительных  теорий фашизма и правого экстремизма  в целом на Западе за последнее  десятилетие значительно продвинулось, внимание западных компаративистов  к современному положению дел  в России осталось ограниченным. Только немногие из ведущих ученых данной отрасли включают постсоветские  тенденции развития в свои обзоры международного фашизма. Это вызывает сожаление по той причине, что  постсоветские крайне правые группировки  составляют довольно пеструю картину. Разнообразные российские предполагаемо  фашистские группировки могут оказаться  или уже оказываются политически  более значимыми, чем тщательно  исследованные, однако по большей части  маргинальные крайне правые течения  в современной Западной Европе.

     С другой стороны, российское сообщество исследователей фашизма до сих пор не освободилось от последствий злоупотреблений данным понятием и полностью не ликвидировало отставание от современных исследований на Западе. Не в последнюю очередь из-за тяжелого финансового положения многих российских библиотек, университетов и исследовательских институтов большинство российских исследователей, к сожалению, останутся за рамками основных западных дебатов и в обозримом будущем. 
 
     По этой причине, как для международных исследований фашизма, так и для исследований современных антидемократических течений в России было бы полезно, если бы западные компаративисты уделяли больше внимания широкому разнообразию предполагаемых фашистских явлений в постсоветской России и пытались включить в свои исследования открытия российских и западных исследователей по данной теме.

 

 

Список литературы.

1. Ирхин Ю. В., Зотов В. Д., Зотова Л.Д. Политология: Учебник.- М.: Юристъ,2001.
2. Арон Р. И. Демократия и тоталитаризм.- М.: «Академия», 1993.
3. Райх В. Г. «Психология фашизма». – М.: «Прогресс», 2008.
4. Поппер К. В. Открытое общество и его враги. – М.: «Просвещение»,2008