Религиозный экстремизм

Экстремизм (лат.extremus- крайний) — категория, означающая приверженность к крайним  взглядам и мерам обычно в политике, то есть это политика, построенная  на обосновании и осуществлении  силовых действий в отношении  другого этноса, социального слоя или группы, отдельных политиков, религиозной группы или общины, властных структур или государства. Отсюда понятия — этнического экстремизма, политического экстремизма, религиозного экстремизма и т.д. Субъектами экстремизма могут быть общественные, национальные, религиозные, политические партии и движения, отдельные лица или группа лиц и даже государства.

Употребление  слова «экстремизм» в связке со словом «религиозный» предполагает наличие  тесной связи между религией и  экстремизмом. Поэтому определение  понятия «религиозный экстремизм» имеет не только теоретическое, но и важное практическое значение, поскольку от данной дефиниции зависит раскрытие сущности и природы экстремизма, причины его возникновения, а также выработка научно обоснованных рекомендаций по противодействию этому опасному социальному злу. Объяснение природы «религиозного экстремизма» предполагает выявление его социальных и политических истоков, специфических черт и особенностей идеологии и практики тех конфессий, в которых он наиболее ярко проявляется.

Под «религиозным экстремизмом» многие эксперты понимают взгляды и действия радикальных, фанатично настроенных религиозных  кругов в рамках отдельных конфессий, которые «ставят перед собой  преимущественно религиозные цели и в принципе отвергают методы насилия и террора как средства их осуществления. Вместе с тем в отдельных случаях религиозные фанатики «во славу божию» способны пойти и на совершение насилия». Предполагается, что религиозный экстремизм проявляется в крайнем религиозном рвении, нарушении законов, неповиновении органам власти, умышленном создании напряженности в отношениях между верующими внутри конфессий, в стремлении к максимальной изоляции единоверцев от инорелигиозной среды, в разжигании религиозного фанатизма и агрессивности в насаждении и отстаивании своих верований.

   В  строго научном смысле термин  «религиозный экстремизм» представляется  некорректным. Он не имеет четких  правовых «границ», как политический  экстремизм, действует в пределах  религиозных догм.

   Ни  одна мировая религия на доктринальной основе не призывает к насилию. Однако при всей абстрактности и двусмысленности религиозных текстов, например, Библии и Корана, относительно морального аспекта применения верующими насилия вывод напрашивается вполне определенный: в определенных условиях религия считает насилие возможным, оправданным и даже необходимым.

   Другими  словами, религиозные тексты допускают  принципиально разные толкования  верующими своего отношения к  насилию и войнам. Подтверждение  и моральное оправдание своих  замыслов и действий здесь может найти и сторонник идейно-политической толерантности, и сторонник религиозно-политического экстремизма. Все зависит от конкретной политической обстановки и конкретного политического влияния, формирующих умонастроение и социально-политические установки верующих.

   Как  свидетельствует исторический опыт  и современная практика, применения  насилия зачастую освящалось  религией.

   Условно  религиозный экстремизм можно  определить как использование  религиозного фактора (религиозного  лозунга) для реализации политических интересов методами насилия, игнорирующими государственное и международное право.

   Утверждается, что религиозный экстремизм проявляется  в нетерпимости к представителям  различных конфессий либо жестоком  противоборстве в рамках одной конфессии. Зачастую он используется в политических целях, в борьбе религиозных организаций против светского государства или за утверждение власти представителей одной из конфессий.

   Словом, до сих пор нет общепринятого  определения «религиозного экстремизма», а существующие определения страдают односторонностью, расплывчатостью и противоречивостью.

   Чаще всего в современной  политической лексики и публицистике  понятие «экстремизм» используется  исключительно с прилагательным  «исламский». Правомерно ли это?

   Одной из особенностей  ислама является то, что в нем  изначально отсутствует институт  узаконения религиозных догматов, подобный, например, церкви и Вселенскому  собору в христианстве. Формирование  общественного мнения по религиозным  вопросам в исламе принадлежало и принадлежит не конституционной организации или главе государства, а частным лицам, «людям религии» (риджал ад — дин), — улемам и факихам, (от араб факиха-знать, понимать: знаток факиха, мусульманского права) авторитет которых основывался исключительно на их знаниях в области религиозных наук. Это, естественно, вело к разногласию в богословско-правовых вопросах, но одновременно открывало возможность народам, принявшим ислам, участвовать в разработке исламской религиозной системы и вносить свой вклад в развитие ислама, его адаптации к изменяющимся условиям жизни. Фактически религиозному плюрализму способствовало в первую очередь то обстоятельство, что основные источники исламского вероучения — Коран и Сунна — не давали однозначного ответа на возникающие вопросы теории и практики ислама. Сторонники самых разных точек зрения находили и находят свои аргументы в Коране и Сунне, обвиняя оппонентов в искажении истинного смысла «откровения»17 . Таким образом, и умеренные, и радикально настроенные мусульмане обращаются к исламу, приводят один и тот же набор доказательств, опираясь на несколько десятков аятов Корана, хадисов, а также описаний исторических событий, но интерпретируют их по — разному, делают соответствующие акценты, исходя из своих интересов — религиозных, политических и т.д. Здесь появляется возможность обосновать экстремистские взгляды и действия религией.

   Предполагается, что экстремизм  и терроризм генетически связан  с исламом, с его вероучением,  мировоззрением и практикой. Таким образом, в общественном сознании формируется представление об исламе, как об экстремистской религии. Правда, при этом высказывается мысль о том, что ислам, дескать, не целиком является экстремистской, террористической религией, а только его радикальные учения — фундаментализм, исламизм, ваххабизм. То есть перечисленные движения целиком относятся к экстремистским, что неверно в методологическом отношении. Как нет единого ислама, также нет и единого исламского фундаментализма, исламизма, ваххабизма. В каждом из этих движений, наряду с радикальным есть умеренное крыло, которое не предполагает экстремистских действий.

 Ни одна из религий не  является единственной причиной  так называемого религиозного  терроризма, какой бы реакционной,  агрессивной и консервативной не представлялись ее догматика и политика. Религия выступает в одной связке с экстремизмом (терроризмом) только как повод, лозунг, внешняя оболочка этого политического феномена. Религиозный экстремизм (религиозный терроризм) это религиозно мотивированное проявление политических интересов. Поэтому борьба с терроризмом, в том числе — религиозным, должна начинаться с выявления этих интересов и их нейтрализации, но ни в коем случае не с борьбы с религией и её приверженцами: надо искоренять преступление, а не религию, за которой оно скрывается.

   Религиозно-политический  экстремизм и терроризм всегда  проявляется там, где игнорируются  политические методы решения  соответствующих проблем, где  концентрация таких проблем происходит  на фоне пренебрежительного отношения власти к народу, где власть отказывает оппозиции в равноправном партнерстве, где нежелание и неумение власти вести диалог с народом компенсируется силовыми акциями против части общества.

   Преградой  религиозно-политическому и этнополитическому экстремизму (терроризму) в России, безусловно, станет: во-первых, стабилизация политической обстановки на Северном Кавказе; во-вторых, меры по принципиальному сохранению светского характера Российского государства; в-третьих, развитие подлинного федерализма через активное и всемерное включение в этот процесс всех народов России, всех политических сил общества; в-четвертых, жесткое пресечение любых форм пропаганды исламофобия, национализма.