История развития российской политической науки

Да и нет этого цеха, как сложившейся профессиональной корпорации со своим этическим кодексом и жесткими правилами отбора «мастеров  и подмастерьев» - иные берут числом и бюрократическим уменьем, иные устанавливают правила, по которым  приходится играть ради выживания, иных становится все больше. Без знания этих реалий не понять плачевного состояния  нашего профессионального сообщества, которое, тем не менее, как-то существует.

Очень важен процесс усвоения достижений зарубежной политической науки. Но и здесь все не так просто. Часто можно услышать, что наше общество де такое уникальное, что  западная мудрость не про нас. Но почему, разве методы сбора данных (да, с  учетом местных особенностей!) не универсальны? Или можно отвергнуть из-за нашей  непохожести системный подход, неоинституционализм и т.д.? Если и есть проблема с научными заимствованиями, так она в том, что мало заимствуем и плохо применяем. В последние полтора десятилетия дополнительные деньги на научные исследования российским обществоведам и гуманитариям, на издание научной литературы выделялись из западных научных фондов. Нашим - не надо!

Но даже в случае, если мы имеем дело с хорошими специалистами, которые читали и поняли западные источники и при их изложении  по-русски у них получается грамотная  компиляция, - всё равно без применения этих знаний на практике они не являются сильными учеными. Здесь можно сказать, что нельзя научиться плавать, не заходя в воду. Российская политология  не возникнет не из дикости доморощенного  «философствования», ни из старательных переводов с английского. Проблема не в переводах, как таковых, а  в том, что желать с этими «переводами».

В принципе, самостоятельная  российская политология может вырасти  из грамотного анализа российской политики. Общей проблемой для российской политической науки является то, что  она может развиваться лишь как  ответ на вызовы общества. Нашего общества. Применительно к стране в целом  и к российским регионам это значит, что успешное развитие политологии  может происходить лишь в связи  с политическими исследованиями. Мы исходим из императива неразрывности  исследовательской практики и преподавания. Иначе получится в лучшем случае старательная трансляция чужого знания. Но здесь опять приходится возвращаться к «реальной политике».

«Когда же придет настоящий  день?» - для российской политики и  российской политологии. Развитая, институционализированная, востребованная обществом социальная и политическая наука возможна только в демократическом государстве. В иных условиях она маргинальна, случайна, необязательна. В предыдущее десятилетие в Российской Федерации, казалось, произошло «рождение политики» (как конкурентной демократической практики с непредсказуемым итогом). Да, на практике российский федерализм, политические партии, выборы разного уровня, функционирование этих выборных органов и т.д. выглядели неприглядно, иногда до уродства. Но это - было. И всю эту политику можно было описывать, изучать и критиковать, - конечно. Некоторые из отечественных обществоведов стали учиться анализировать эти процессы; политическая практика подталкивала их к изучению политической теории (также, еще с перестройки мощный импульс получила социология).

Но большинство «коллег» предпочло иной выбор. Прежде всего, это был теневой сектор экономики - политтехнологи с многомиллионными оборотами. Конечно, можно и нужно  говорить о «политическом рынке» (идея Й. Шумпетера). Но у нас это был рынок с теневыми нерыночными способами достижения победы, где никто не предотвращал монопольный сговор, не принимал «антитрестовское законодательство», где расцветали коррупция и силовое предпринимательство, где закон не ставился ни во что, а правовые нормы использовались очень избирательно. Такого «политического рынка» страна не выдержала, и население сейчас молчаливо одобряет меры по его демонтажу.

С другой стороны, многотысячный  хор, называющих себя «политологами», аналитиками, экспертами и пр. подобной публики во всю мощь отрицал возможность  российской демократии как таковой. Все эти бесчисленные «евразийцы», «православные монархисты», «геополитики», плохо замаскированные поклонники диктатуры вождей и пр. «мыслители»  на вопрос о возможностях российского  демократического транзита отвечали решительным  НЕТ.

Это отрицание находило массовую поддержку на кафедрах общественных наук, где бывшие партийные идеологи привыкли жонглировать фантомами и  защищать диссертации о несуществующих явлениях. В начале 1990-х годов  была совершена принципиальная ошибка, когда вместо того, чтобы после  некоторого периода для реального  переобучения, подавляющее большинство  преподавателей и «теоретиков» марксизма-ленинизма  нужно было просто уволить. Им же дали возможность приспособиться и стать  «политологами». Теперь, действуя в  своем привычном стиле, эти «обществоведы» заболтали, удушили неокрепшую политическую науку в нашей стране. Встреча с действительностью, где политический выбор существовал не только для руководства, вызывала у них жуткий дискомфорт.

Конечно, ностальгия по сталинизму - это крайность, хотя и распространенная. Была и более деликатная проблема, связанная с отечественной социальной мыслью. «Русская философия» обрела за последние два десятилетия массу  новых поклонников, особенно из тех, кто разочаровался в марксизме-ленинизме. Разумеется, национальная идея является важнейшей частью национальной культуры.

 

3. Перспективы  развития российской политической науки

 

Всего за полтора десятилетие  совместными усилиями «технологов» и «идеологов» демократический  проект в России был успешно дискредитирован, бегство от свободы снова удалось. Что же ждет в будущем политическую науку в России?

Вероятно, ответ нам даст аналогия с советскими временами. Ведь тогда очаги политической науки  тоже существовали и даже развивались. И сейчас анализ, в первую очередь, международной политики, несомненно, будет востребован; политология  была, и будет оставаться в центрах  по типу МГИМО, ИМЭМО и т.д. Для  внутренних нужд политический анализ тоже сохранится, но пространства для  него будет меньше. Но на всех уровнях  повышается спрос на людей, которые  могут, умело растолковывать народу решения «партии власти» - агитаторов и пропагандистов.

По поводу племени российских политологов, формально уже довольно многочисленного, строить прогнозы весьма трудно.

1. «Мягкий» сценарий предполагает, что на них просто не будут  обращать внимания и предоставят  самим себе: кому интересна горстка  чудаков, до крика дискутирующих  проблемы, которые не представляются  «чисто конкретными», а в условиях контроля над федеральными телеканалами - какую опасность для режима могут представлять малотиражные издания или мало посещаемые сайты?

2. «Жесткий» вариант заставляет  опасаться того, что найдется  немало любителей, желающих продемонстрировать  свою преданность режиму и  выслужиться: тогда явочным порядком  в отношении тех, кто позволил  себе критику действий родного  государства или (боже упаси!) Путина, возобновиться ритуал идеологических  проработок, профессиональных ограничений  и других дисциплинарных практик  из арсенала комитетов КПСС  и опыта КГБ.

Слова «политология» будет  широко употребляться, но науки за ним  будет не много. Исследовательская  работа тоже будет допускаться, но в  ограниченных объемах (примерно, как  для «конкретных социологических  исследований» со времен «оттепели»). В провинции можно будет, например, описать выборы руководителей муниципальных  образований - по новому закону о местном  самоуправлении их количество резко  возрастает. Но изучение этих локальных  событий вряд ли будет открывать  для политического знания теоретические  перспективы.

Будут культивироваться псевдополитические формы активности, для молодежи (к примеру, в регионе придумали выборы в «молодежный парламент» - какое-то подобие комитетов комсомола). Разумеется, в условиях, когда роль даже законных представительных и законодательных органов неуклонно падает, эта игра в политику не переходит ни во что, связанное с реальной властью. Содержание же политологического обучения (особенно в провинции) будет становиться все более официальным и государственно-центричным.

Ученые политологи сейчас в России почти не нужны, востребованы политические комментаторы, манипуляторы, провокаторы и т.д. Конечно, политическая наука останется. Но большой ли интерес  писать о выборах, если их итог предрешен, лучше уж исследовать мировую политику или взять «чисто академическую тему».

Для развития политологии  в регионах такой поворот в  российской политике особенно неблагоприятен. В 1990-е годы многие столичные коллеги  со снобизмом смотрели на так называемую «политическую регионалистику». Действительно, разнообразие текстов, которые попадали под эту шапку, зачастую не относились к науке вообще. Но был объект для исследования - конкурентный и непредсказуемый политический процесс в регионах; и был растущий интерес к этому, который выводил провинциальных обществоведов из затхлой догматики «схоластического теоретизирования». Вместе с тем, российская политическая регионалистика демонстрировала несомненную способность развиваться от атеоретических очерков и «плотных описаний» к построению более сложных моделей и компаративистике. Конечно, применение методов сравнительной политологии к кросс-региональным исследованием было неким подобием «политологии для бедных», но, тем не менее, это была политическая наука. Теперь ее, похоже, не будет, а произойдет возврат к советской идеологической модели. И благодарить за это надо не только «путинский режим». Бюрократия, конечно, преследует собственные интересы, но для своего реванша она нуждалась в идеологическом оправдании. И аргументы для реставрации псевдосоветской модели были ею получены также и от отечественных обществоведов с научными степенями.

Другая крайность - это  ситуация, когда у человека есть и чувство «политического», и  ярко выраженная гражданская, не конформистская позиция, а вот знаний, увы, не хватает. Никого не хочу обидеть, но на интернет-сайтах и в прессе постоянно приходится читать материалы, в которых авторы «изобретают велосипед» или конструируют самые немыслимые определения, либо выступают с очень-очень оригинальными предложениями. Автора этих строк, например, более всего впечатлило предложение изъять из оборота слово «демократия»… Наоборот, именно в стране, где демократическая перестройка из раза в раз кончается неудачей, необходимы усилия для развития теории демократии.

Другой способ бытования  политических идей - это развитие их вне традиционных площадок и дискуссионных, порой в самых неожиданных (на первый взгляд!) местах. Предлагаем вспомнить  о традиционной «литературоцентричности» отечественной культуры и посмотреть на ряд художественных произведений, прежде всего на современную российскую фантастику. В романах Кирилла Бенедиктова или Захара Оскотского гораздо больше интересных социально - политических идей, чем в иных диссертациях по социологическим или политическим наукам. Опять «поэт в России больше чем поэт».

Вопросы развития политической науки, так же как и вопросы  широкого политического просвещения, должным образом не решаются, ибо  в современной РФ между наукой о политике и актуальным политическим процессом порой дистанция огромного  размера. Недостаток научной рефлексии  здесь может иметь роковые  последствия, ибо власть может начать верить со временем в те мифы, которые  сама же и распространяла для широкого употребления.

Могут ли политики быть заинтересованы в объективных политических исследованиях (наряду с пропагандистскими комментариями, от которых, скорее всего, не убежишь). Да, могут, если они умные, и еще, если им приходится конкурировать друг с  другом в публичном пространстве. Например, помимо университетских или  академических структур в изучении политики могли бы принять участие  партийные фонды при политических партиях, - если это действительно  партии, а не «клоны» созданные  единственной «партией власти». Эти  «фабрики мысли» могли бы значительно  потеснить вертлявых «политтехнологов и экспертов», гонящих «заказуху», причем при сохранении плюрализма идей. При постоянных дискуссиях. Постоянныё спор - это естественное состояние любой науки. Поэтому для развития политической науки помимо свободы дискуссии между специалистами нужны определенные политические предпосылки, демократия нужна.

Пока же нынешняя «реальная  политика» каждодневно заявляет о себе. И так будет до тех  пор, пока политическая реальность не станет иной. Хорошо это или плохо, но данное состояние не продлится  слишком долго, и за ним нас  будет ждать новая стадия инволюционного паралича, для преодоления которого, может быть, властями и даже обществом  будет востребована политическая наука. С чем связаны эти надежды? Как ни странно - с надвигающимся  на страну кризисом, который может  дать нам шанс.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

 

Политическая наука в  России все-таки существует и довольно быстро развивается, несмотря на тот  «низкий старт», с которого приходилось  начинать. При этом и сообществу политологов в целом, и его  отдельным представителям зачастую приходится просто вести борьбу за выживание, и речь идет не только о  деньгах, а скорее - о политическом и культурном контексте, в которых  существует политическая наука в  современной России. Вынуждена существовать.

Политология - это наука. Это - не просто высказывания на политические темы, не политические «технологии», не телепропаганда, а именно совокупность научных дисциплин, изучающих политику. В нынешней России политологии и специалистов по ней мало, просто очень мало. Естественно, что многие не согласятся, ведь комментарии разнообразных людей, которые называют и даже считают себя «политологами» мы слышим со всех сторон. Но это как раз и настораживает. Ведь если каждый считает себя человеком, разбирающимся в определенной области, значит, сама эта сфера находится в глубоком кризисе, в ней не достает специалистов, и она отдана на растерзание профанам.

В перспективе массового  мнения современное российское государство  зиждется на фигуре популярного суверена и негативном «общественном договоре»  с населением страны: люди условно  лояльны власти и закрывают глаза  на невыполнение ею своих базовых  функций, пока та не оказывает на них  чрезмерного давления. Пока что основные социальные группы держат паузу в  отношении власти, что вызвано  благоприятной экономической конъюнктурой, сохраняющимся кредитом доверия  к суверену, психологической и  идеологической усталостью, отсутствием  политической альтернативы («партии  нового типа»). Последнее обстоятельство делает невозможной в России революцию, зато будет стимулировать хаос в  ситуации острого кризиса. Его развитие с большой вероятностью примет форму совокупности множества конфликтов различной природы, характера, интенсивности. Кардинальное отличие новой Смуты от старых русских Смут состоит в том, что она происходит в ситуации русского этнического надлома.

Именно последнее обстоятельство, наряду с предоставлением нам  шанса вырваться из состояния  нынешнего безвременья, создает  дополнительные опасности. Мы можем  и не вырваться, погибнуть под  обломками. В состоянии нынешнего  неустойчивого равновесия, кризис может  случиться в любой момент, его  в принципе невозможно предсказать, тем более, с нашим нынешним теоретическим  оснащением. Значит, надо самим больше заботиться об этой оснастке, больше думать о том, как ситуация может развиваться, и каковы варианты ее возможных последствий. Мы не оракулы и можем ничего знать  точно, но, как показывает зарубежный и отечественный опыт, авторитарный режим может начать разрушаться  неожиданно, стремительно и очень  быстро.