Ушинский Константин Дмитриевич (1824-1870)

Ушинский Константин Дмитриевич (1824-1870).

Много прекрасных и, к сожалению, неизвестных подвижников породило русское народничество в деле просвещения народа. Мало кому-нибудь что-либо скажут такие имена, как Гугель Егор Осипович или Ободовский Александр Григорьевич. Но немного даже и в европейской культуре найдется личностей такого масштаба, как Ушинский Константин Дмитриевич.

Как в Польше - Корчак, в Швейцарии -- Песталоцци, в Англии -- Ланкастер или в Моравии -- Коменский, в России были две звезды, и первая из них -- Ушинский К.Д., вторая -- Макаренко А.С.

Великий русский педагог Ушинский К. Д. -- основоположник русской педагогической науки, до него в России не существовавшей. Он создал теорию и совершил переворот, фактически революцию в русской педагогической практике.

Его друг и ближайший соратник Л. Н. Модзалевский справедливо писал о нем: «Ушинский -- это наш действительно народный педагог, точно так же, как Ломоносов -- наш первый народный ученый, Суворов -- наш народный полководец, Пушкин -- наш народный поэт, Глинка -- наш народный композитор».

Константин Дмитриевич Ушинский родился в семье мелкопоместного дворянина, отставного военного, участника Отечественной войны 1812 года. К моменту рождения будущего педагога семья жила в Туле, но вскоре отца Ушинского назначили судьей в уездный город Новгород-Северский, и вся семья Ушинских перебралась на Черниговщину.

Здесь, на берегу Десны, в небольшом имении, приобретенном отцом, недалеко, версты четыре от уездного города, прошло детство и отрочество Ушинского. Каждый день, отправляясь в гимназию уездного города Новгород-Северского, он проходил или проезжал по этим волшебным красивейшим местам, полным преданиями глубокой старины и древней истории.

Когда-то Новгород-Северский был столицей пограничного Северского княжества, служившего защитой Киеву от половцев. Именно из Новгорода-Северского ушел в поход против половцев князь Игорь. «Слово о полку Игореве», слово о русской беде, о разобщенности -- это слово о полку города Новгород-Северского, богатейшего края с развитой по тем временам инфраструктурой. Цветущее земледелие, скотоводство, богатая торговля, ремесла, одним словом к Х1 веку, а именно тогда, в знаменитом «Поучении детям» Владимира Мономаха мы встречаем первое письменное упоминание об этом городе, это был один из богатейших и красивейших городов Древней Руси.

Окончив гимназию, Ушинский в 1840 году уезжает в Москву и вливается в ряды славного тогда московского студенчества. Он поступает на юридический факультет Московского университета именно тогда, когда профессором и кумиром московской молодежи был профессор философии права и государства Петр Григорьевич Редкин.

Это был человек из блестящей, золотой эпохи надежд Александра I. Окончив Нежинскую гимназию Безбородко, и поступив в 1828 году в Московский университет, он был послан по инициативе Сперанского в Дерпт, а затем в Германию для подготовки к профессорской деятельности. В Берлинском университете Редкин П.Г. слушал лекции Гегеля по философии права, а также лекции Ганса, Савиньи, Эйхгорна и вернулся в Россию законченным гегельянцем. Став доктором права, он читал в Московском университете курс энциклопедии права. Лекции его собирали всю думающую Москву и были необычайно популярны. Любимым предметом его чтений была философия права и государства, которую он излагал в духе учения Гегеля. О философской системе Гегеля он написал первую в русской литературе статью, опубликованную в «Москвитянине» за 1841 год. Тогда же, в 1841 году, Редкин стал издавать «Юридические Записки», а чуть позже, в 1843 году «Библиотеку для воспитания». Этот собеседник Герцена и Белинского, проповедник любви к науке и просвещению народа сильно повлиял на Ушинского К. Д. и на выбор им стези народного учителя.

Учился Ушинский блестяще. Но с детства его здоровье было очень слабым, а городская жизнь и усиленные занятия действовала на него пагубно. К концу академического года он обычно харкал кровью, и лето старался проводить дома, в Малороссии, в благотворном для него климате.

В двадцать лет Ушинский окончил университет и был оставлен для подготовки магистерского экзамена. Он читает Декарта и Руссо, Дидро и Гольбаха по-французски, Милля и Бэкона по-английски, Канта и Гегеля по-немецки. Он запоем читает Белинского, слушает лекции Грановского и внимательно прислушивается к тем судьбоносным спорам о путях исторического развития России, в которых оформлялись тогда два великих русла русской культуры и истории -- западническое и славянофильское. Ушинский серьезно интересуется литературой, обожает театр и мечтает о распространении грамотности среди простого народа. Но главный вопрос, который он никак не может разрешить, -- что есть сознание, что его формирует, можно ли откорректировать его формирование.

В июне 1844 г. совет университета присудил ему степень кандидата юриспруденции. В 1846 году, 22 лет от роду Ушинский -- глубоко и блестяще образованный философ, продолжающий стажировку в московском университете, назначается и. о. профессора камеральных наук на кафедру энциклопедии законоведения, государственного права и науки финансов в ярославский Демидовский юридический лицей.

Основан лицей был 1805 году Павлом Григорьевичем Демидовым под именем Ярославского Демидовского высших наук училища. По уставу 28 января 1805 г. училище это занимало место непосредственно после университетов, но в 1811 г. аттестаты этого училища были приравнены к аттестатам университетов, также, как и аттестаты других открытых в это время лицеев -- Царскосельского, лицея Безбородко в Нежине, Ришельевского лицея в Одессе, Катковского лицея в Москве.

Как термин, понятие «камеральный», был оформлен в Германии в XVIII веке, когда названием «камеральные науки» стали обозначать совокупность знаний, необходимых для надлежащего и успешного управления так называемой камерой или камеральным, то есть государственным имуществом. Государственное имущество имело первенствующее значение в качестве источников дохода государства. Поэтому государству необходим был контингент лиц, специально подготовленных для должностного управления государственными или камеральными имуществами. Этой задаче, подготовке молодых и энергичных чиновников-администраторов или, как их сейчас называют менеджеров или управленцев, и были подчинены введенные в университетах и в лицеях кафедры камеральных наук. Главная цель камеральной науки -- изучение способов извлечения наибольшего дохода из государственного имущества. Она распадалась на две части:

• экономию, или изучение чисто хозяйственных, практически-технических дисциплин (сельское хозяйство, лесоводство, горное дело, торговля и т. п.)
• учение о государственном управлении, в которое входили, с одной стороны, наука о полиции, изучавшая меры, направленные к поднятию общего благосостояния, а с другой стороны -- все то, что в настоящее время составляет предмет финансовой науки.

Молодой профессор быстро завоевал симпатии лицеистов. Блестящее владение предметом, умение логично и интересно изложить труднейшие вопросы истории философии и теории познания, глубокая эрудиция и простота в обращении, человечное отношение к ученикам, неравнодушие к их проблемам сделали его любимцем лицеистов.

Четыре года провел Ушинский в стенах лицея между двух огней. С одной стороны, его, призывавшего своих учеников к изучению жизни, изучению потребностей народа и помощи ему, обожали лицеисты. С другой стороны, все косное и провинциальное, что противилось новым взглядам, ополчилось в мелочной изматывающей травле против столичного гегельянца и вольнодумца и объединилось против Ушинского вокруг начальства, которое сочло такое направление его деятельности вредно влияющим на юношество и подстрекающим ее к протесту против существующих порядков.

Попечитель лицея пишет на молодого педагога донос за доносом. В результате, Ярославль становится для Ушинского тюрьмой, ибо над ним учинен негласный надзор. В 1850 году Ушинский подает прошение об отставке и покидает лицей, не желая подчиняться требованиям начальства, которые должны были «убить живое дело» образования.

Оставшись без работы, Ушинский перебивается мелкой литературной поденщиной -- переводами, рецензиями и обзорами в журналах. Попытка устроиться в любое другое уездное училище у всех администраторов сразу вызывала подозрение, так как необъяснимо было, чтобы молодой профессор из Демидовского лицея менял свою престижную и высокооплачиваемую должность на незавидное нищенское место в уездном захолустье.

Промучившись полтора года в провинции, Ушинский перебирается в Петербург в расчете на то, что в столице больше школ, гимназий и училищ и, следовательно, больше шансов и работу найти, и единомышленников. Но там без знакомств и связей ему с большим трудом удается устроиться лишь на должность столоначальника департамента иноземных вероисповеданий. Ушинский -- чиновник, мелкий столоначальник, в этом было что-то абсурдное.

Случайная встреча под новый, 1854 год, с бывшим коллегой по Демидовскому лицею все изменила. Это был настоящий новогодний подарок, встреча с человеком, ценившим дарования Константина Ушинского по высшему разряду и обещавшего ему помочь найти новую работу. 1 января 1854 года Ушинский К.Д. увольняется из департамента иноземных вероисповеданий, так как его пригласили на должность преподавателя русской словесности в Гатчинский сиротский институт.

Это было ведомство императрицы, куда входили приюты, богадельни, больницы, дома призрения. Гатчинский сиротский институт тоже относился к ним. В его стенах воспитывались и получали образование одновременно 650 мальчиков-сирот, одетых в одинаковые мундирчики с погончиками и с блестящими пуговицами, на которых было вырезано гнездо пеликана - символ сиротства. Институт славился суровыми порядками, строгой дисциплиной, регулярной муштрой и маршировками. За провинности сирот сажали под арест в карцер, где условия были самые жестокие: никакой пищи, кроме хлеба и воды, и то через день. На прогулку за стены института воспитанников выпускали лишь в субботу и воскресенье. Порядки в институте были жесткими: этого требовал устав императорского благотворительного заведения, где из воспитанников старались сделать людей, верных «царю и отечеству».

Впоследствии Ушинский так охарактеризовал институтские порядки: «Канцелярия и экономия наверху, администрация в середине, учение под ногами, а воспитание - за дверьми здания».

Ушинскому удалось кое-что изменить в этой казарме для сирот за пять лет своего пребывания в Гатчине. Некоторые традиции, заложенные им, прочно привились воспитанникам, передавались из поколения в поколение, и вплоть до 1917 года были еще весьма сильны.

Ушинскому удалось начисто искоренить фискальство, столь характерное для учебных заведений закрытого типа. Если кто-то совершал проступок, причинивший вред товарищам, он был обязан найти в себе мужество и самому в нем признаться. Этот неписанный закон строго соблюдался учащимися.

Ушинскому удалось совершенно изжить воровство. Самым суровым наказанием для вора было презрение товарищей. Даже если случались драки, то прийти на помощь, защитить слабого, восстановить справедливость считалось доблестью. Чувство искреннего товарищества, которое К. Д. Ушинский считал основой воспитания, в институте было очень развито до конца его существования.

Чудодейственное влияние нового педагога на поведение и учебу сирот, возымело действие. Через год Ушинского повышают в должности и назначают инспектором классов. Однажды он обратил внимание на два больших шкафа, которые 20 лет стояли опечатанные, и что в них хранилось, никто не знал. Ушинский на свой страх и риск снял печати со шкафов и обнаружил в них то, что дало последний толчок в его поисках самого себя и своего места в этом мире.

В шкафах хранились бумаги Егора Осиповича Гугеля, бывшего инспектора Гатчинского института. О нем давно уже все забыли, а если и вспоминали, то не иначе как о «чудаке-мечтателе, человеке не в своем уме». К его шкафам никто не решался прикоснуться, как к зачумленным. Об этом человеке помнили только то, что он плохо кончил. Ушинский нашел там «полное собрание педагогических книг». Вот что писал он об этой своей находке, сыгравшей в его жизни большую роль: «Это было в первый раз, что я видел собрание педагогических книг в русском учебном заведении. Этим двум шкафам я обязан в жизни очень, очень многим, и - - Боже мой! -- от скольких бы грубых ошибок был избавлен я, если бы познакомился с этими двумя шкафами прежде, чем вступил на педагогическое поприще! Человек, заведший эту библиотеку, был необыкновенный у нас человек. Это едва ли не первый наш педагог, который взглянул серьезно на дело воспитания и увлекся им. Но горько же и поплатился он за это увлечение. Покровительствуемый счастливыми обстоятельствами, он мог несколько лет проводить свои идеи в исполнение; но вдруг обстоятельства изменились, -- и бедняк-мечтатель окончил свою жизнь в сумасшедшем доме, бредя детьми, школой, педагогическими идеями. Недаром же после него закрыли и запечатали его опасное наследство. Разбирая эти книги, исписанные по краям одною и тою же мертвою рукою, я думал: лучше было бы, если бы он жил в настоящее время, когда уже научились лучше ценить педагогов и педагогические идеи».

Егор Осипович Гугель родился в Германии и пяти лет от роду был привезен в Россию, был сначала учителем немецкого языка в инженерном училище, затем инспектором классов в Гатчинском сиротском институте. Он «заболел» детьми, это был педагог от Бога. Духовный последователь Песталоцци, он осуществил свой первый в России опыт «школ для малолетних детей» -- это был не «детский сад», тогда не существовало такого понятия и не было в социуме такой идеи, это была и не школа. Просто Гугель со своим товарищем П. Гурьевым в небольшом домике Гатчинского парка собрали десять мальчиков 4-6 лет не для обучения, а для придания «правильного направления в развитии детских способностей». Этот двухлетний опыт практической работы и описания его позже в первом в России «Педагогическом журнале», издаваемом ими же, и обнаружил преемник Гугеля, Ушинский.

Никому не нужные бумаги, к которым по невежеству боялись притронуться и просто по лени не уничтожили, полностью поступили в распоряжение Ушинского. Ему в руки попало сокровище -- полное и лучшее по тем временам собрание педагогической литературы. Читая бумаги умершего инспектора, Ушинский открывает свой путь.

Он пишет страстную, едва ли не лучшую свою статью «О пользе педагогической литературы». Все продуманное за много лет, все идеи и мысли, все вылилось в точные четкие формулировки, в глубокий пафос веры в народ. Статья имела огромный успех. Ушинский становится постоянным автором «Журнала для Воспитания», публикуя статью за статьей и развивая свои взгляды на систему воспитания в России.

В это время, в связи с военной катастрофой в Крыму, в преддверии реформ Александра II, в наивысший момент обвального критиканства всего и вся, система образования и воспитания была у всех на устах наряду с другими горячими темами социальной жизни России. Все требовали перемен и обновления, в педагогической сфере в том числе. Русская школа переживала затянувшийся застой. Она была задавлена чиновниками от просвещения, видевшими в каждой новой идее проявление вольнодумства. Статьи Ушинского зачитывают до дыр, он становится известен, мнение его авторитетно.

В 1859 году его, уже известного педагога приглашают на должность инспектора классов Смольного института. К сожалению, в Смольном повторилась та же ситуация, что и в Ярославле. Сработал тот же алгоритм неприятия нового, с одной стороны, и тяги ко всему новому, с другой стороны.

Вокруг Ушинского сгруппировались лучшие педагогические силы института. При их поддержке молодому подвижнику удалось многое изменить в Смольном институте. Несмотря на название Смольного «институт благородных девиц», в нем имелось отделение и для «неблагородных», для мещанских девиц. Основываясь на четких принципах своей педагогической системы -демократизации народного образования и народности воспитания, Ушинский уничтожил разделение на благородных и неблагородных и ввел совместное обучение для всех девиц. Кроме того, он ввел преподавание учебных предметов на русском языке. Он открыл специальный новый педагогический класс, в котором воспитанницы получали подготовку именно специально педагогическую для работы в качестве воспитательниц. Ушинский пригласил в институт новых талантливых преподавателей, ввел в практику работы совещания и конференции педагогов. Воспитанницы получили право проводить каникулы и праздники у родителей. В затхлую атмосферу классных дам с приходом Ушинского ворвалась свежая струя. Воспитанницы начали читать Гоголя, Лермонтова, других писателей, о которых ничего раньше не слышали. Они стали задавать преподавателям вопросы, что было строжайше запрещено.