Автор работы: Пользователь скрыл имя, 27 Октября 2015 в 19:44, статья
Многообразие типов человеческого познания для современной гносеологии очевидно, это практика, мировоззрение и наука. Ряд эволюционных теорий познания (К. Лоренц, К. Поппер, У. Ма- турана, Фр. Варела и др.) убедительно доказывает существование специфического познания, присущего миру животных. Нужно признать, что границы познания совпадают с границами жизни. Если принцип необходимой связи познания и языка справедлив, то следует согласиться с наличием особого языка животных и отказаться от представления об универсальности словесных репрезентаций. Нахождение иной достаточно широкой основы сопряжено с поиском её специфических видов.
ТИПЫ ПОЗНАНИЯ И ВИДЫ ЯЗЫКА
Д.Ю. Ляпунов
Многообразие типов человеческого познания для современной гносеологии очевидно, это практика, мировоззрение и наука. Ряд эволюционных теорий познания (К. Лоренц, К. Поппер, У. Ма- турана, Фр. Варела и др.) убедительно доказывает существование специфического познания, присущего миру животных. Нужно признать, что границы познания совпадают с границами жизни. Если принцип необходимой связи познания и языка справедлив, то следует согласиться с наличием особого языка животных и отказаться от представления об универсальности словесных репрезентаций. Нахождение иной достаточно широкой основы сопряжено с поиском её специфических видов. Если познание структурируется на соответствующие типы, то имеет ли место должное членение в области языка? Все эти вопросы требуют должного обсуждения.
Классическая семиотика способна стать универсальной теорией языка. Как известно, идеи достаточно широкой семиотики высказал американский мыслитель Ч. С. Пирс (1839-1914). За основу своих построений он взял понятие «знак». В некоторой зародышевой форме оно фигурирует уже у античных философов и, прежде всего, у Аристотеля. Язык он представил в виде речи и письма, содержанием того и другого стали знаки. Речь - «это знаки представлений в душе», письмо - «знаки того, что в звукосочетаниях» [1]. Но одно дело привлечь и использовать слово, совсем другое - определить его и объяснить. Второй аспект у Аристотеля даже не предполагается, представление о знаке использовано им как неопределяемое. Такая практика для зарождающейся науки была неизбежной. К концу XIX в. ситуация в лингвистике и философии языка радикально изменилась, возникли возможности для широкой и системной рефлексии. Ими превосходно распорядились Пирс и ряд других учёных.
Концепция американского мыслителя построена на схеме триадического отношения между объектом, знаком и интерпретирующей мыслью (интерпретантой). Объект есть та единица реальности, к которой относится знак. В этом отношении знак репрезентирует объект, т. е. вводит его посредством себя в мир сознания. Со знаком связано значение - то, что знак сообщает. Интер- претанта есть идея, которую знак порождает [2]. Более простую схему предложил швейцарский лингвист Ф. де Соссюр (1857-1913). Языковая реальность у него основывается на бинарном отношении: «означающее» и «означаемое», где первое как чувственный знак сам по себе произволен, и он наделяется вторым как рациональным значением, которое уже не есть что-то произвольное. Если брать человеческий язык, то означающее суть слова и их конструкции, а означаемые - значения имен и предложений, указывающие на свойства объектов [3]. Датский языковед Л. Ельм- слев (1899-1965) «означающее» заменил термином «план выражения», а «означаемое» - «план содержания». И всё же, несмотря на все нововведения, лингвисты признали, что элементарная языковая целостность имеет двуосевой характер (Р. Якобсон). Чувственно-психическое содержание знака обязательно дополняется его рациональным значением, или смыслом.
Основатели классической семиотики вложили в свою теорию большой идейный потенциал. Так, Пирс неоднократно подчеркивал широту своей концепции. «Но мы можем взять знак в таком широком смысле, что его интерпретантой будет не мысль, но действие или опыт, или мы можем настолько расширить значение знака, что его интерпретантой будет простое чувственное качество» [4]. Нам представляется, что пирсов- ское понимание знака действительно универсально и оно способно объяснить как словесное мышление, так и эмпирический опыт, включающий ощущения и восприятия.
Идейная широта Пирса явно действует в его классификациях знаков. В первой группе (знаки как они есть сами по себе) особо примечательны «квалисайны» и «симсайны». Если первые знаки имеют качества чувственных явлений, то вторые представляют индивидуальные объекты. Квалисайны как ощущения, звуковые и зрительные восприятия, занимают особое отношение к объекту. По сути, они представляют собой иконические знаки, похожие на обозначенные ими объекты [5]. Иконы являются знаковой формой человеческого опыта, который во многом остаётся бессловесным и сугубо личностным (М. Полани).Мы убеждены в том, что пирсовская трактовка иконических знаков вполне применима к животным. В период жизнедеятельности Пирса тема «язык животных» активно не обсуждалась. В свете современных эволюционных эпистемологий она стала актуальной, и если следовать логике Пирса, то язык животных может существовать в виде иконических знаков и индексов. Но такой подход требует предварительного обсуждения единства познавательных аппаратов животных и человека.
Союз ментальной психики и интеллекта присущ высшим животным. В данной теме мы исходим из концепции В. Ф. Юлова. Автор делит психику как все многообразие чувственности на бытийственную и ментальную области. Если первая включает в себя Я-самость (инстанция в индивиде, принимающая жизненные решения), волю, потребности и интересы, эмоции и аффекты, то вторая представлена состояниями веры и сомнения, а также многообразием сенсорных впечатлений [6]. Последние являют собой содержание, общее для человека и животных. Если взять животных, то их органы чувств превращают сти- мульные воздействия внешней среды во внутренние сигналы, с которыми может иметь дело интеллект. Он придаёт им жизненно важные значения и тем самым делает поведение успешным. Сенсорные сигналы ментальной психики и можно считать языком животных.
Специфика языка животных. Органы чувств - это необходимые «окна» любого организма во внешний мир. У каждой группы жизни сформировались свои языковые «окна». В низах эволюционного древа господствуют относительно простые, контактные чувственные модальности: осязание, тактильность и вкус. Они дают информацию на небольших расстояниях. Многие животные используют прямые касания: пауки колеблют паутину в определенном ритме. Осетры и другие рыбы используют свои чувствительные усы для поиска пищи в донном иле. Определенный круг применений имеют запахи. По запаху овцы и другие животные отличают своих детенышей, запа- ховые метки обозначают границы территорий. Обоняние феромонов (гормонов) служит пусковым сигналом для спаривания. Змеи дегустируют воздух, высовывая и убирая назад язык, тем самым они чувствуют слабые доли химических веществ от других животных (пища - враги).
Более широкий спектр возможностей предоставляют дистантные органы чувств. Сигналами для них выступают звуковые волны и физические поля. Слуховая рецепция используется множеством сложных групп жизни - птицами, морскими животными, млекопитающими. Весьма эффективна чувствительность к электрическим и магнитным полям. Акулы ощущают чрезвычайно слабые электрические поля, исходящие от живых клеток в морской воде (1/15 млрд доля вольта на 1 см3 воды).
Содержание познания животных сводится к ощущениям и восприятиям - самым простым формам эмпирического опыта. Кроме них исследователи признают у животных наличие представлений. Англичанин Н. Хейс предпочитает термин «естественные категории». Обучение конкретизирует эти программы, доводя их до знания частных видов [7].
Язык способствует обучению животных в социальных коммуникациях. Все единицы жизни пребывают в биосообществах. Для общения с себе подобными требуются определенные знаки. Сенсорная чувственность предназначена выполнять две функции: а) отражать значимые факторы внешней среды; б) передавать сообщения другим особям. Их взаимная дополнительность очевидна. Качество коммуникативных связей определяется местом таксона в эволюционном древе. Чем ниже положение, тем проще формы сигнализации. Так, светлячки во время брачного сезона общаются посредством света, используя фотохимическое устройство на брюшке.
Зачаточные формы сложных знаков. Этологи признают, что у высших животных есть нечто подобное человеческому словесному языку. Самый богатый репертуар языковых знаков у обезьян. Кроме касаний, мимики, жестов и поз шимпанзе способны производить и воспринимать 32 звука. Под влиянием человеческой культуры обезьяны демонстрируют высокие способности научению языку. В 1972 г. американские ученые супруги Гарднеры научили шимпанзе Уошу жестовому языку глухонемых. Освоила она и смысловые манипуляции с пластиковыми символами на магнитной доске. Карликовый шимпанзе Кан- зи научился нажимать на клавиши пишущего устройства и стал выстраивать осмысленные предложения из двух-трех слов («Канзи - открыть дверь»). Многие ученые полагают, что между языком человека и языком животных нет непроходимой пропасти.
Вербальный язык возник в человеческой практике. Древние люди изобрели общественные знаки, ядром которых стало слово (речь). Это позволило человеку задерживать свои ответы на вызовы внешней реальности. Речь дала возможность конституироваться особой внутренней жизни, т. е. сознанию. Сохранив выразительную и сигнальную роли, новые знаки породили дескриптивную функцию, когда возможную ситуацию можно описывать без привлечения актуальных впечатлений извне. Такая репрезентация выключает органы чувств из внешней деятельности и превращает их в экран, который рассматривается изнутри [8]. Если у животных чувственность работает только как прозрачное стекло, через которое видна внешняя среда, то ментальная чувственность человека действует гибче, демонстрируя возможности двух режимов - «прозрачного» и «непрозрачного». В последнем случае вербальные и невербальные знаки, подобно амальгаме зеркала, блокируют хаотический поток внешних стимулов, позволяя представлять искусственные «предметы»: рисунки, тексты, чертежи и т. п.
Особенности языка науки. Элементы науки возникли уже в античном обществе, они развивались в Средние века, в Новое время стали оформляться в социальный институт. Ныне наука признаётся особым типом познания со своими ценностными идеалами. При всём единстве с этническими языками научный язык несёт своеобразие.
Язык науки развивается от естественных форм к искусственным. Возникшая наука поначалу использовала только достоинства естественного языка в его этнических формах. Вместе с тем у него обнаружился ряд недостатков: а) наличие нескольких значений у одних и тех же слов;
б) отсутствие явных правил и господство интуитивных догадок; в) игровая грамматика, где много исключений из неявных правил; г) непрерывный диалог скрытых вопросов и ответов; д) терпимость к логическим парадоксам. Самой главной угрозой для науки стала стихия нечеткости. Выход из затруднительного положения ученые нашли в стратегии ограничения игровой стихии языка. У нее нашлось несколько путей реализации и один из них - использование «мертвых» языков. Вот почему в научном лексиконе так много латинских и древнегреческих слов. Когда английский физик М. Фарадей (1791-1867) стал создавать новую дисциплину - электродинамику, то все новые термины: «анод», «катод», «электрод» и другие - он взял из древнегреческого языка. Другим способом является формализация как введение искусственных знаков. В широком историческом контексте все знаки человеческого языка искусственны, ибо являются продуктами культуры. Но дихотомия «естественное/искусственное» вполне оправданна, если к первому отнести все то, что используют для общения не ученые, а искусственным будет то, что сознательно разрабатывается учеными. Такой процесс называется формализацией. Общие истоки формализации представлены формированием числовых знаков, хотя у разных народов они были разными, везде, заменяя слова, они давали простоту и экономность записи. Важным этапом развития математики стало освоение буквенных знаков.
Итак, язык науки соответствует ряду норм - требований. Он должен: а) стремиться к смысловой однозначности; б) включать основные термины - понятия с логическими определениями;
в) предполагать частичную формализацию.
Духовные ценности мировоззрения существуют в языке символов. Мировоззрение имеет тот же возраст, что и человек разумный. Оно стало ядром духовного содержания культуры. Исходным началом творчества выступил образ души, древние предки открыли феномен сознания и оценили его в качестве ведущего элемента человека. Более того, образ души был превращен в универсальную меру ценности всего. На этом пути родились мифемы духов, превратившиеся затем в образы богов, а затем в единого Бога. Такое развитие вызвало к жизни мораль, искусство и другие формы духовности. Если образ души еще был отражением реального феномена сознания, то основанные на нем последующие когниции становились продуктами произвольного ценностного конструирования. Моральные правила, представления о духах, богах и другие конструкты нельзя охарактеризовать как истинные или ложные (такие оценки присущи практическому опыту и науке). Всё это компенсируется творческой проективностью, где создаются формы возможной человеческой культуры.
Духовные ценности несут сложное содержание, где явное и прямое значение подчинено и замещено скрытым условным смыслом. Еще более высокая условность там, где речь идёт о трансцендентных предметах философской онтологии (эйдосы, Единое, монады и т. п.). Их проблемно-неопределённое существование утверждается не эмпирическим опытом, а формами теоретической веры. Такие смыслы можно выразить только символическими категориями.
Итак, язык животных строится в основном на сигнальных знаках, язык практики реализует обыденный и специальный лексикон, для языка науки характерны точность, формализуемость, терминология; язык символов обслуживает мировоззрение. Если у типов познания есть чёткие различия, то различия видов языка не во всём их выражают.
Примечания
1. Аристотель. Об истолковании // Соч.: в 4 т. Т. 2. М.: Мысль, 1978. С. 92.
2. Пирс Ч. С. О знаках и категориях // Избранные философские произведения. М.: Логос, 2000. С. 170-171.
3. Соссюр Ф де. Труды по языкознанию. М.: Наука, 1977. С. 52, 113.
4. Пирс Ч. С. Указ. соч. С. 170.
5. Там же. С. 172.
6. Юлов В. Ф. История и философия науки: учеб. пособие. Киров, 2008. С. 168-215.
7. Хейс Н. Принципы сравнительной психологии. М.: Алетейя, 2006. С. 314-321.
8. Куайн У. В. О. Слово и объект. М., 2000. С. 174-178.