Проблемы нравственно-религиозного воспитания

будут способствовать движению человечества ко все большему благу, когда в их

основу будет положено учение о смысле и назначении человеческой жизни,

соответствующее современному этапу развития. Однако, по мысли  Толстого, в

позитивистском, опытном  научном знании отсутствует вопрос достойного человека

смысла жизни, человек  рассматривается как существо конечное. Позитивистской

наукой, в том числе, как считал Толстой, и педагогикой, отторгаются такие

родовые характеристики, как духовность и нравственность, поэтому вопрос о

смысле и не актуализирован, его как бы нет во внедуховном  позитивистском

знании. В школах «воспитывают один разум», а «главное идет, как хочет» [4,

с.187].

Условно педагогическое творчество Толстого можно разделить  на два больших

периода.

Первый — с конца 50-х — начала 60-х годов (создание Яснополянской школы,

журнал «Ясная Поляна», 1862) и до середины 70-х годов (создание «Азбуки» и

«Новой Азбуки»).

Второй период — последние 30 лет жизни, время создания религиозно-

нравственного учения.

В многочисленных дискуссиях, спорах, ориентируясь на опыт предыдущих лет,

Толстой вырабатывал  свое миропонимание, которое повлияло на осознание

сверхзадачи всего творчества как обретения высшего смысла жизни и родовой

сущности человека, духовности, созидаемой самим же человеком в  своем опыте.

Возникшее в эти годы у Толстого желание написать теоретический  трактат

свидетельствовало о  мучительном поиске новых детерминант психологического

развития, новых категорий  для описания душевного мира человека,

субъективности как  ведущего принципа психологической  реальности. Ответы на

эти вопросы мы находим  во всем последующем художественном творчестве

писателя.

В педагогических статьях  журнала «Ясная Поляна» (1862) он попытался  научно

осмыслить уникальную ситуацию психологического развития и становления

человека («закон движения вперед образования»), выявить этапы  и условия,

личностно-деятельностную и аксиологическую природу становления

субъективности, предвосхитив идею о зоне ближайшего развития. При  этом

Толстой отмежевался от психофизического параллелизма, угадывая необходимость

целевых и ценностных детерминант психологического развития, заявляя о

единственном вечном законе, написанном в сердцах людей, законе прогресса или

совершенствования, способности  человека к самоизменению, саморазвитию при

ориентации на христианский образ человека.

Педагогическая деятельность обострила духовное зрение писателя, подтолкнула к

своеобразному эксперименту на поприще столь дорогого ему  народного

образования, основанного  на желании «спасти тонущих» — будущих Пушкиных,

Остроградских, Филаретов, Ломоносовых и понять, почему существовавшая

народная школа не стремится к этому.

«Начиная учить детей  в русской деревне, — откровенно писал он, — я не мог, не

бывши набитым дураком, принять в основании ни немецко-протестантскую

лютеровскую систему, ни классическую, ни иезуитскую, ни новейшую

теоретическую систему  воспитания. Еще менее мог я  серьезно принять за систему

славянский курс букваря, часовника и псалтыря и связанные  с этим курсом

семинарские приемы»[12, с.403].

Исследовательское пространство педагогических исканий и деятельности было

столь обширно, что позволило  Толстому творчески заимствовать, переосмысливать

множество продуктивных идей, уже высказанных до него, и  в то же время

действительно сказать то, что до него никто не сказал.

Педагогическая деятельность Толстого — «поэтическое», «прелестное  дело»,

«страстное увлечение» — позволила ему увидеть и  понять то, что не сознавалось

даже столь знаменитыми  его современниками (А.Дистервегом, Н.Г. Чернышевским,

К.Д. Ушинским). Связаны  ли ответы на вопрос «чему и как  учить?» с уровнем

умственного и нравственного  развития детей, с развитием собственно

человеческих характеристик? В чем состоят эти собственно человеческие

характеристики? На основе каких методических рекомендаций, педагогических и

философских теорий происходит ориентировка учителей-практиков? Толстой  пришел

к выводу, который не был  понят его современниками: преподавательская

деятельность искажена, направлена на ложные цели. Необходима «новая

философия», «новое сознание», т.е. практически новое понимание  сущности

человека и иное понимание  целей обучения и воспитания, связанных  со

становлением собственно человеческого в человеке.

Традиционное авторитарное воспитание тормозит творческое и нравственное

развитие детей, что, по мнению Толстого, было определенным регрессом,

«возвращением к дикости».

По мнению Толстого, эмпирический подход к мышлению, положенный в  основу

многочисленных методических руководств, приводит к «беспорядочному  опыту».

Этому необходимо противопоставить выявление «существенных условий  всякого

преподавания... когда  законы ... однородных... явлений сообщаются учащимся...

при обучении языку —  законы слова, в математике — законы чисел... законы

сложения и разложения». Толстого интересовали «способы передачи знания» —

«путем слова, пластического  искусства, рисования и лепки ...путем  музыки,

пения, т.е. науки о  том, как передать свое настроение, чувство»[13, с.447].

В Яснополянской школе  Толстой организовал экспериментальное обучение, в

результате которого сделал многочисленные выводы по различным  методикам

преподавания. Он неоднократно подчеркивал, что задача преподавателя

заключается в организации  такой учебной деятельности детей, когда они

самостоятельно достигают  определенных результатов, проходя в краткой,

сокращенной форме путь открытия, идеи: «Найти эти обобщения, и от них,

представляя новые факты, переводить на высшие — вот, следовательно, задача

педагогики. Задача одинаковая в одном человеке с задачей  науки в

человечестве, но не обратная, как будто предполагаются всеми учебными книгами

и руководствами» [13, с.35]. Этот вывод Толстого подтвердили  работы

известного психолога  В.В. Давыдова о формировании содержательных обобщений и

понятий. Толстому принадлежат  поистине уникальные высказывания о роли в

процессе мышления образного, конкретного и отвлеченного, а  также об опасности

оперирования словами-терминами  прежде, чем у ребенка произошло  осмысление

того или иного понятия.

В «Дневнике Яснополянской  школы» Толстой описал, как он перестроил

преподавание всех учебных  предметов, включая Закон Божий.

Итогом первого и  второго периодов педагогической деятельности Толстого явился

комплекс учебных книг для народной школы — «Азбука» и «Новая Азбука».

Необходимость подобной работы он объяснял отсутствием хорошей учебной

литературы: в России «нет ни одной новой статьи для  детского чтения, ни одной

грамматики русской, ни славянской, ни славянского лексикона, ни арифметики,

ни географии, ни истории  для народных школ». Толстой с  тревогой обращал

внимание своих современников  на то, что «все силы положены на руководства  к

обучению детей тому, чему не нужно и нельзя учить детей  в школе, чему все

дети учатся из жизни» [13, с.309]. Выражая свое недоумение, Толстой  обращался

к современникам: «Каким образом люди честные, образованные, искренне любящие

дело и желающие добра, каковыми я считаю огромное большинство  моих

оппонентов, могли стать  в такое странное положение и  так глубоко

заблуждаться»[13, с.310].

Итак, Толстой стоял  у истоков формирования утверждающегося в настоящее время

взгляда, что духовные образования личности — это фундамент  и смысловой аспект

всей научной картины  мира, но не был понят современниками.

     2.2 Основные положения нравственно-религиозного учения Л.Н. Толстого.

Выше были рассмотрен понятия «религия» и «нравственность» в общепринятой

трактовке. Далее мы определим  основные положения нравственно-религиозное

учение Л.Н. Толстого, и для этого рассмотрим,  как  данные понятия

интерпретируются в  его трудах.

Толстой считает, что религия есть установленное человеком между собой и

вечным бесконечным  миром или началом и первопричиной его известное

отношение. Если религия  есть установленное отношение человека к миру,

определяющее смысл  его жизни, то нравственность есть указание и разъяснение

той деятельности человека, которая сама собой вытекает из того или другого

отношения человека к  миру[12, с. 124].

Нравственность не может  быть независима от религии, потому что  она не только

есть последствие религии, т. е. того отношения, в котором человек признает

себя к миру, но она  включена уже в религии. Всякая религия  есть ответ на

вопрос: каков смысл  моей жизни? Нравственность заключена  в даваемом религией

объяснении жизни и  потому никак не может быть отделена от религии.

Христианская этика — та, которую мы сознаем вследствие нашего религиозного

миросозерцания,— требует  не только жертвы личности для совокупности

личностей, но требует  отречения от своей личности и  от совокупности личностей

для служения богу [12, с. 126].

Мнение многих мыслителей, в том числе Н.И. Пирогова, состоит в том, что

нравственность существует самостоятельно, а религия помогает осуществлять

нравственное воспитание. Толстой высказывает противоположную  точку зрения. Он

говорит: «Тепло происходит от солнца; печи же производят тепло только тогда,

когда в печи положены дрова, т. е. работа солнца. Точно так  же и

нравственность происходит от религии. Социальные же формы жизни  производят

нравственность только тогда, когда в эти формы жизни  вложены последствия

религиозного воздействия на людей — нравственность».

Л.Н. Толстой утверждает, «что люди, считающиеся среди нас  самыми

образованными в сущности, люди самые невежественные, знающие множество того,

что никому не нужно знать, и не знающие того, что прежде всего нужно знать

всякому человеку».

Происходит это удивительное и печальное явление от того, что  в нашем,

называемом христианским, мире не только опущен, но отрицается тот главный

предмет преподавания, без  которого не может быть осмысленного приобретения

каких бы то ни было знаний. Опущена и отрицается необходимость религиозного

и нравственного преподавания, т. е. передачи молодым поколениям учащихся

тех, с самых древних  времен, данных мудрейшими людьми мира, ответов на

неизбежно стоящие перед каждым человеком вопросы: первый — что я такое,

какое отношение мое, моей отдельной жизни ко всему  бесконечному миру; и

второй — как мне  сообразно с этим моим отношением к миру жить, что делать и

чего не делать.

Ответы же на эти два  вопроса — религиозное учение, общее всем людям, и

вытекающее из него учение нравственности, тоже одинаковое для всех народов,

ответы эти, долженствующие составлять главный предмет всякого образования,

воспитания и обучения, отсутствуют совершенно в образовании христианских

народов. И еще хуже, чем отсутствуют: заменяются в нашем обществе самым

противным истинному религиозному и нравственному обучению собранием грубых

суеверий и плохих софизмов, называемых законом Божьем.

«Стоит только людям  серьезно отнестись к вопросам жизни, и одна и та же — и

религиозная и нравственная — истина во всех учениях, от Кришны, Будды,

Конфуция и Христа, Магомета и новейших религиозных мыслителей, откроется

им».

Только при таком  разумном, религиозно-нравственном учении, поставленном в

основу образования, может  быть разумное, и не вредное людям, а разумное

образование. При отсутствии же такой разум-. ной основы образования  не может

и быть ничего другого, как  только то, что и есть теперь, —  нагромождение

пустых, случайных, ненужных знаний, называемых наукой, которые  не только не

полезны, но приносят величайший вред людям, скрывая от них необходимость

одних нужных человеку знаний. Нравится нам это или не нравится, разумное

образование возможно только при постановке в основу его учения о религии и

нравственности...

И потому Толстой полагает, «что первое и главное знание, которое свойственно

прежде всего передавать детям и учащимся взрослым, —  это ответ на вечные и

неизбежные вопросы, возникающие  в душе каждого приходящего к  сознанию

человека. Первый: что  я такое и каково мое отношение к бесконечному миру? И

второй, вытекающий из первого: как мне жить, что считать всегда, при всех

возможных условиях, хорошим и что всегда, и при всех возможных условиях,

дурным?» [13, с. 454-455].

Ответы на эти вопросы  действительно есть в учениях религии и нравственности —

не в религии и учении нравственности какого-либо одного народа известного

места и времени, а  в тех основах религиозных  и нравственных учений, которые —

одни и те же — высказаны  всеми лучшими мыслителями мира.

До тех пор, пока эти два предмета не станут в основу образования, не может

быть никакого разумного  образования. Что же касается дальнейших предметов

знания, то порядок их преподавания выясняется сам собой  при признании основой

всякого знания учения о  религии и нравственности. Вероятно, что при такой

постановке дела первым после религии и нравственности предметом будет