Автор работы: Пользователь скрыл имя, 12 Июня 2015 в 10:07, реферат
К наибольшим удачам следует отнести стихотворения остросатирические, зачастую макабрические («Выпрямитель горбов», «Попугай», «Разговор глухих», «Нос»). Значительное место в поэзии Кузнецова занимали открытая провокативность («Пень, иль волк, или Пушкин мелькнул?»), игра с цитатами из классической русской поэзии и словесными клише.
Пространные названия сборников Кузнецова критики рассматривали как заведомо лишенные однозначности либо вовсе не поддающиеся интерпретации цельные построения, что отчасти верно, тем не менее, в названиях прослеживается отдельный, не вполне выстроенный сюжет (блуждание отпущенной на волю души в пространствах и закоулках причудливого анизотропного мира). Достаточно перечислить сами названия, учитывая, что этот метасюжет сильно инверсирован: «Отпущу свою душу на волю» (1981), «Ни рано, и поздно» (1985), «Душа верна неведомым пределам» (1986).
1. Биография
2. Награды и премии
3. Библиография
4. Стихотворения
5. Ссылки
6. Примечание
Учреждение образования
«Минский государственный торговый колледж»
Доклад:
«Жизнь и творчество Ю. П. Кузнецова»
Подготовил:
учащийся группы 3191
Дулевич Владислав
Преподаватель:
Кунцевич Инна Александровна
Минск, 2014
Содержание
Биография
Юрий Поликарпович Кузнецов родился 11 февраля 1941 года в станице Ленинградская Краснодарского края. Отец – кадровый военный, мать – школьная учительница.
После того, как в 1941 году отец Кузнецова ушел на фронт, семья отправилась на его родину в село Александровское на Ставрополье, а чуть позднее перебралась в Тихорецк. Там в доме деда и бабушки прошло детство и ранняя юность Кузнецова. Отец в 1944 году погиб в Крыму и воспоминания о нем, а также о войне, по признанию Кузнецова, стали важнейшими мотивами его поэзии (первые стихи написаны в девятилетнем возрасте).
После школы Кузнецов служил в армии (1961-1964), работал инспектором детской комнаты милиции (1964-1965), в редакции газеты «Комсомолец Кубани» (1965-1966). Один год проучился в Кубанском университете.
В 1965 году поступил в Литературный институт им. А.М. Горького, который закончил в 1970 (занимался в поэтическом семинаре С.С. Наровчатова). После недолгого пребывания на родине, Кузнецов в том же году вернулся в Москву. Работал редактором в издательстве «Современник» (1971-1976). В 1974 году вступил в Союз писателей СССР, в 1975 – в КПСС.
Тогда же резко меняется поэтика Кузнецова. По всей вероятности, ощущение надвигающейся вселенской катастрофы впервые явилось в период Карибского кризиса (с 1961 по 1963 год Кузнецов находился в составе советского армейского контингента на Кубе), о чем он рассказал в стихотворении, датированном 25 октября 1962 года:
«Я помню ночь с континентальными ракетами,
Когда событием души был каждый шаг,
Когда мы спали, по приказу, нераздетыми
И ужас космоса гремел у нас в ушах».
Однако эсхатологические мотивы найдут воплощение позднее. Ранние стихи, собранные в книге «Гроза», вышедшей в Краснодаре (1966), маловыразительны и лишены какой-либо индивидуальной окраски. Слом поэтики приходится на семидесятые годы. Стихи и поэмы, объединенные в сборники «Во мне и рядом – даль» (1974), «Край света – за первым углом» (1976), «Выходя на дорогу, душа оглянулась» (1978), привлекли внимание читателей и критики.
Работая в пределах дозволенных для советского стихотворца тем (пейзажная лирика, воспоминания о детстве, войне и прочее), Кузнецов выстраивает поэтический мир со сложной топологией. Пространственно-временные координаты остаются теми же, тогда как предметно-персонажные категории таковы, что легко позволяют проникнуть туда, где координаты эти недействительны (среди важнейших образов в поэзии Кузнецова – образ «дыры» в неизвестность, «зияния», «зазора»). Космос его формуется из живой массы, будь то животные или люди, под влиянием беспредельных сил, являющихся из ниоткуда, подобно смерчу:
«Передних вогнал в середину,
А ту проломил в остальных».
Высказывалась мысль, что импульсом к созданию новой поэтики послужило знакомство с работами о славянской мифологии А.Н. Афанасьева либо В.Ф. Миллера. В любом случае, этот поэтический мир существует по законам дохристианским. Отсюда повышенное внимание к базовым категориям родства и семейно-родственным связям, основа которых треугольник «отец-мать-сын». Причем, отношения между ними неравноценны: если отец и его действия вообще не подлежат обсуждению (он как бы отсутствует, вознесенный на недосягаемую высоту положением в семье, уход отца на фронт и гибель его – модификации того же мотива), то отношение матери к отцу – это абсолютное приятие, полная подчиненность и жертвенное следование ее судьбе, которая, по сути, проекция судьбы главы семьи. И потому звучат как проклятие слова лирического героя, на самом деле, всего лишь констатирующие положение вещей, и трагична вся сцена:
«Отец! – кричу. – Ты не принес нам счастья!.. –Мать в ужасе мне закрывает рот».
Удел сына в этой триаде драматичен. Ему надлежит сменить отца (такая замена ничем не облегчит долю матери), словно колос, взойти на земле, политой отцовской кровью. Неизбежная и предначертанная узурпация отцовской власти раскалывает натуру сына, рождает в нем ожесточение и одиночество, что, в свою очередь, сказывается на любовных коллизиях: отношения возмужавшего сына с женщиной в этом мире напряженные и несчастливые.
Только в таком свете можно понять отмеченную критиками двойственность лирического героя – тягу к человеческому общению и полную отрешенность, ибо заменой цельности и единства рода не смогут служить ни самая крепкая дружба, ни общие помыслы. Именно так следует интерпретировать открыто декларативные строки:
«Я пил из черепа отца
За правду на земле,
За сказку русского лица
И верный путь во мгле.
Вставали солнце и луна
И чокались со мной.
И повторял я имена,
Забытые землей».
Ожесточенная полемика, вспыхнувшая вокруг этих стихов, – поэт-фронтовик М.А. Соболь даже выступил с поэтической отповедью «Наследничек» – продемонстрировала, что для истолкования поэтического мира Кузнецова зачастую используют нравственные категории и культурные схемы, ему чуждые.
Мертвые в этом мифопоэтическом пространстве не мертвы окончательно и бесповоротно, это «неполная смерть». Свои и вражеские солдаты, погибшие в бою на горных вершинах, «лежат как живые», «ждут и смотрят» («Вечный снег»), путем особых усилий их можно заставить двигаться и говорить, либо и вовсе привести из далеких краев, где они обитают, к стенам родного дома («Четыреста»). Способен на это живой человек. Недаром лирический герой Кузнецова столь часто выступает в роли соединительного звена между миром живых и миром мертвых.
Предметы, которым здесь принадлежит ведущая роль, из мистического арсенала. Это тень, разрастающаяся или оплотняющаяся (по ней шагают, словно по мосту или по доске), следы, ногти. Поэт обращается к таким пластам сознания, перед какими и сказка непоправимо современна и уже в силу этого релятивна, а потому достойна иронического развенчания. Рассказанная «на теперешний лад», она чудовищна: Иванушка, отыскавший по полету стрелы лягушку за тремя морями, ставит немудреный опыт, вскрыв лягушечье тело и пустив по нему электрический ток:
«В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака».
Познание тут противопоставляется не блаженному неведенью, а древнейшему знанию. Заголовок стихотворения равно отсылает и к науке XX века, и к античной атомистике, тогда как поэт, кажется, подразумевает и не то, и не это.
Перекодирование из языческой (аллегорической) системы в христианизированную символику, из-за несовпадения систем, рождает дисгармонию. Оппозиции «земля – небеса», «свет – тьма» выражают противостояния разнородных начал, а не оценочные категории. Крайности эти неразрывны.
Умозрительные, но последовательно выстроенные литературные построения наиболее удавались Кузнецову. Рассудочные противоположности, собственно, и являлись основными элементами создаваемой им художественной модели, огромное место в этом мире занимали технические приспособления и механизмы – защитные очки, поезда и проч. – сами плоды рассудка. Музыкальность и попросту благозвучие не характерны для этой поэтики, бедные рифмы воплощают, скорее, не звуковой, а смысловой лад («звезду-судьбу», «в отпуску-высоту», «человека-света»).
Нарушение равновесия конструкции (чаще всего в стихах о любви), оборачиваются банальностью, мелодраматизмом. Малоудачны стихи, где варьируются мотивы, традиционно связываемые с поэзией С.А. Есенина: воспоминания об утраченной былой удали («Последние кони»), рассказ о возвращении в родной город после долгого отсутствия («Водолей»).
Равно не удались короткие поэмы «Золотая гора», «Дом», «Женитьба», «Змеи на маяке», «Афродита», «Седьмой», где ведущим является не сюжет, а лирический порыв и череда образов.
К наибольшим удачам следует отнести стихотворения остросатирические, зачастую макабрические («Выпрямитель горбов», «Попугай», «Разговор глухих», «Нос»). Значительное место в поэзии Кузнецова занимали открытая провокативность («Пень, иль волк, или Пушкин мелькнул?»), игра с цитатами из классической русской поэзии и словесными клише.
Пространные названия сборников Кузнецова критики рассматривали как заведомо лишенные однозначности либо вовсе не поддающиеся интерпретации цельные построения, что отчасти верно, тем не менее, в названиях прослеживается отдельный, не вполне выстроенный сюжет (блуждание отпущенной на волю души в пространствах и закоулках причудливого анизотропного мира). Достаточно перечислить сами названия, учитывая, что этот метасюжет сильно инверсирован: «Отпущу свою душу на волю» (1981), «Ни рано, и поздно» (1985), «Душа верна неведомым пределам» (1986).
В затянувшейся идеологической дискуссии семидесятых и восьмидесятых годов имя Кузнецова, человека одаренного, все активнее разрабатывающего своеобразный «славянский миф», выступало в качество серьезного аргумента. С одной стороны, проводилось возвеличивание поэта, с другой, его полное развенчание.
В 1990 г. Кузнецов стал членом правления Союза писателей РСФСР, затем был одним из руководителей Московской писательской организации.
В сентябре 1997 г. Кузнецов был избран академиком Академии российской словесности.
С 1987 г. и до последних дней он вел поэтический семинар в Литературном институте им. А.М. Горького (дневное и заочное отделения, Высшие литературные курсы).
При жизни поэта вышло в свет более полутора десятков поэтических сборников. Занимался Кузнецов и стихотворным переводом (среди авторов, которых он переводил, А. Атабаев, Я. Пиларж, Ф. Шиллер). Избранные переводы собраны в книге «Пересаженные цветы» (1990).
Ю.П. Кузнецов умер 17 ноября 2003 года в Москве.
Награды и премии
Библиография
Стихотворения: