Женские образы в житийных повестях XVII века («Повесть о Марфе и Марии», «Повесть об Ульянии Лазаревской»)

Орловский государственный университет

Кафедра истории русской литературы XI-XIX вв.

 

 

 

 

Женские образы в житийных повестях XVII века («Повесть о Марфе и Марии», «Повесть об Ульянии Лазаревской»)

 

 

Дипломная работа студентки 5 курса  Журавлевой И.

Научный руководитель – доктор филол.наук, профессор Антонова М.В.

 

 

 

 

 

 

 

Орел, 2002

 

Содержание

Введение

Образ женщины в произведениях древнерусской литературы встречается не столь часто. В соответствии с принципами создания человеческого характера в средневековье персонаж мог быть показан либо с положительной, либо только с отрицательной стороны. Героини древней книжности не стали исключением. С одной стороны, на страницах поучений, слов и посланий мы находим собирательный образ «злой жены» – сварливой и некрасивой (как у Даниила Заточника в XIII веке) или блудницы и любодеицы (как у митрополита Даниила в XVI веке). С другой стороны, русскими книжниками созданы высокие идеальные характеры женщин: это мудрая княгиня Ольга, поэтичная Ярославна, святая Феврония. В роду замечательных женских образов средневековой русской литературы стоят Ульяния Лазаревская и сестры Марфы и Мария, которые стали героинями произведений, написанных в первой половине XVII века.

Объектом данной квалификационной работы являются образы женщин в легендарно-агиографических произведениях – «Повести об Ульянии Лазаревской» и «Повести о Марфе и Марии».

Цели и задачи работы состоят в следующем:

• представить общий очерк развития житийного жанра в древнерусской книжности, чтобы понять механизм формирования легендарно-агиографической повести;
• дать обзор доступной исследовательской литературы о произведениях и сделать выводы о степени изученности женских образов в них;
• рассмотреть черты, определяющие святость и праведность героинь;
• проанализировать, как в образах героинь реализуются представления православия о женщине-христианке.

Поставленные цели и задачи являются новыми в изучении образов Ульянии Осорьиной и сестер Марфы и Марии. Этот аспект обращения к персонажу древнерусской литературы вообще представляется актуальным на современном этапе развития национальной духовности, когда стало возможным изучение православных основ отечественной культуры и литературы.

Работа состоит из введения, 3 глав и заключения. Список изученной литературы состоит из 19 наименований.

 

Глава 1. Эволюция житий и особенности  образования агиографического жанра  на русской почве

Житие как жанр средневековой литературы представляет собой сюжетное повествование о человеке, которого церковь за его подвиги возвела в степень “святого”. В основе жития лежала биография героя, чаще всего исторического лица, известного самому автору лично или по рассказам его современников. Целью жития было прославить героя, сделать его образцом для последователей и почитателей. Необходимая идеализация реального персонажа вела к обязательному нарушению жизненных пропорций, к отрыву его от земного и плотского, превращению в божество. “Чем дальше отдалялся житийный автор по времени от своего героя, тем фантастичнее становился образ последнего”.¹ “Житие не биография, а назидательный панегирик в рамках биографии, как и образ святого в житии не портрет, а икона”². Живые лица и поучительные типы, биографическая рамка и назидательный панегирик в ней, портрет и икона — это необычное сочетание отражает самое существо житийного художественного способа изображения. Это же сочетание поясняет и тот факт, что более реальными и жизненными были древние жития, близкие по времени написания к эпохе жизни и деятельности своего героя.

Необходимо подчеркнуть важность житийного жанра, поскольку именно в нем на протяжении всего средневековья рассказывалось о человеке. Герой жития, независимо от его богатства или бедности, от социального положения и учености, воспринимался любым читателем как себе подобный. Читатель мог видеть себя в этом герое, мог ему завидовать, брать с него пример, вдохновляться его подвигами. Судьба человека и более того — попытки заглянуть в его внутренний мир, поэтизация духовного подвига не могли не привлекать к этому виду литературы сердца и умы. Это было единственное в средние века повествование о человеческой судьбе. Если “в рамках летописания складывались основы историзма русской литературы и ее патриотического понимания героики воинского и гражданского подвига, то с равным правом можно сказать, что в русле агиографической традиции формировался интерес русской литературы к внутреннему миру человека, ее нравственный оптимизм, ее доверие, а отсюда и высокая требовательность к человеку как существу по самой своей природе “духовному”, альтруистическому и нравственно ответственному”.³

§1. Композиционный житийный канон

В византийской литературе жития сформировались на основе традиции античного исторического жизнеописания, эллинистического романа и похвальной надгробной речи. По объему излагаемого биографического материала, как правило, выделяют два вида жития :

1) биографическое (биос),

2) мученическое (мартириос).

Биос дает описание жизни христианского подвижника от рождения до смерти, мартириос рассказывает только о мученической смерти святого. Последняя форма - более древняя, связана с гонениями на первых христиан. В основе этого типа житий лежат “протоколы” допросов христиан, поэтому они как бы документированы. Полная биография не берется, рассказывается только о мучениях святого.

Житие вместе с историческими хрониками  и литургическими гимнами долгое время было ведущим жанром в византийской литературе. Зачастую житийный материал настолько отходил от необходимого восхваления идеального героя, что смыкался с апокрифической литературой. Уже к Х в. в Византии нарастает ощущение необходимости упорядочить жанровые рамки и состав житийных повестей. Нормализация и своеобразное подведение итогов было осуществлено Симеоном Метафрастом (X в.), составившим огромный сборник житий святых, расположенных помесячно, отредактированных и исправленных им. В монументальном труде Метафраста был отработан ставший столь популярным впоследствии, житийный канон: трехчленность, вводное самоунижение агиографа, обращение к богу и святым за помощью, многочисленные цитаты и параллели из священных книг. За обязательным вступлением следовало столь же обязательное по канону описание рождения героя от благоверных родителей, учение, уход из дома, первые духовные подвиги и т. д. Отработан и канонизирован был также и высокий риторический стиль житийного повествования и нравоучительно-идеализирующий характер сюжета.

Основной репертуар русских  нормативных житий писался этому обязательному канону. Всякое житие должно было иметь, как уже было сказано, вступление, изложение и заключение. Вступление начиналось с обращения к читателям-“мучениколюбцам”, с призывом прославить святого. Часто во вступлении авторы перечисляли причины, по которым отважились приступить к описанию жизни святого, несмотря на свою греховность и неученость. Это именно то традиционное самоуничижение, которое стало постоянным приемом не только в жанре жития. Потом следовало перечисление источников, по которым писалось житие, а затем шли многочисленные цитаты из святых книг, библейские параллели, сравнения с апостолами, другими святыми и подвижниками. Эти общие, абстрактные пассажи, описательные моменты зачастую повторялись без изменений во многих житиях, создавая необходимую, по мнению агиографа, пышную рамку, прославляющий ореол. Отступления от канона в этой части шли по линии почти полного сокращения абстрактного, описательного, неопределенного. Нередко от всей первой части оставалось одно традиционное, а иногда и искреннее, сомнение автора в своих силах, замечание о грешности, недостойности.

Основной текст открывался рассказом  о рождении святого от праведных родителей: “рожен от отца благочестива и нищелюбца, паче ж кротка” в “Повести о житии Александра Невского”, “сын некоего христолюбца” в “Житии Стефана Пермского”. Далее следовало описание прилежного усвоения будущим святым церковной грамоты, раннее послушание и первые подвиги: “И егда же бысть 6 лет отроча и даша и в первое учение и научился всей грамоте и церковьному устроению, яко ж и мало время поучивъся и премудр бысть” (“Житье святаго человека Божия Алексия”).

К идеализированному образу святого  относилась и красивая внешность, вызывавшая многие соблазны и искушения. С самого начала герой предназначен для свершения больших дел, что проявляется уже в необыкновенной, религиозной одаренности ребенка, в раннем аскетизме, доброте, терпении, бескрайней набожности. “И бысть отрок доброразумичен зело, успеваше же разумом душевным, и верстою телеси и благостию” —о Стефане Пермском. “Но возраст его паче иных человек, а глас его, яко труба в народе, а лице его, яко лице Иосифа, иже бе поставил его егупетски царь втораго царя во Египте. Сила же бе ему часть бе от силы Самсоня, и премудрость бе ему Соломоня” — об Александре Невском.

Следует традиционный уход из дому и  приключения героя, иногда довольно занимательные, но описанные всегда с целью способствовать утверждению и прославлению христианских идей. Обязательно присутствуют испытания, а иногда и мучения героя, которые он переносит смиренно и безропотно. Часто, особенно в позднейших списках житий, дается нечто вроде лирического отступления, в котором агиограф выражает свои чувства и мысли о невинно терпящем. В русские жития XIV века подобные пассажи входили как проявление второго южнославянского влияния, но вскоре они становятся традиционными и неизменно повторяющимися. Например, в “Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русьскаго” автор вопрошает: “Кому уподоблю великого сего князя Дмитрея Ивановича, царя Русьскыя земли, и настолника великому княжению, и собирателя христьяньского? Приидите, любимци, церковнии друзи, к похвалению словеси, по достоянию похвалити держателя земли Русьской…”

Кончается житие обыкновенно явлением богоматери или одного из небесных посланцев, указывающих народу на праведника, а перед или после этого описана праведная кончина героя. Почти ко всякому житию присоединено описание посмертных чудес, которые происходят от его мощей. Это большей частью самостоятельные, вполне законченные рассказы, связанные с основным костяком жития только именем главного героя, имеющие свой оригинальный сюжет и свою систему действующих лиц. Эти рассказы подчас изобиловали отступлениями от канона, моментами реалистического изображения, сюжетной занимательности. Вместе с рассказами о чудесах, то есть об исцелениях, о болезнях, несчастиях, людском горе и страданиях, в жития проникали фантастические, сказочные моменты и мотивы из частной, обыденной жизни низших слоев общества.

В заключении обычно давалось последнее обращение к читателям — призыв к восхищению праведностью и чудесами героя, все кончалось молитвой к герою с просьбой о покровительстве, похвалой праведнику и завершалось заключительным “аминем”.

Каноническая схема жития служила, таким образом, наилучшим планом для изображения идеального героя и идеализированного мира, в котором он совершал свои праведные дела. Но с самых первых шагов в развитии житийного жанра канон нарушался под влиянием жизненных фактов. Нарушения эти обыкновенно почти не касались главного героя, но тем более осязательно затрагивали других действующих лиц. И чем талантливее был агиограф, тем значительнее было отступление его произведения от церковного шаблона.

§2. Жанровый житийный канон и типы сборников

Жития можно классифицировать в зависимости от того, полностью ли описывается в нем биография святого, все ли этапы его жизни последовательно перечисляются, выдерживается ли обязательная трехчленность построения, в таком случае — это “полное” (агиобиография) житие. Если же выбран только один эпизод из жизни “святого” по желанию или по незнанию автора, а для восполнения отсутствующего материала добавлены или поучения, нравоучения, или занимательные приключения, то это уже житие-эпизод, житийная новелла. Если же житие повествует только о мученической смерти святого, не обращаясь к его полной биографии, то здесь мы имеем дело с самым древним его видом, основанным на протоколах допросов первых христиан – мартирией.

В соответствии с обликом центрального персонажа и типом его подвижнической деятельности, то есть типом святого, можно выделить жанровые разновидности житий биографического характера. Разновидности подвига и соответственно разновидности святых выстраиваются в иерархическую систему в соответствии с их авторитетностью. Назовем некоторые из них.

Мученик - мученическое житие, биографическая мартирия, “страсти”.

Исповедник - исповедническое житие, святой не принял мученического венца.

Святитель - святительское житие, житие архиерея, епископа.

Преподобный - преподобническое житие, святой, подобный Христу, пострадавший за веру, принявший смерть за веру, часто создатель монастыря или пропагандист христианства.

Столпник - столпническое житие; способ подвижничества, когда святой усердно молится на специально для этих целей воздвигнутом столпе, умерщвляя плоть, возвышает дух.

Христа ради юродивый - жития Христа ради юродивых; особый тип подвижничества, когда человек налагает на себя обязательство жить подаянием и терпеть унижения, притворяясь умалишенным, юродивым.

Житийное  повествование было одним из самых популярных жанров в эпоху Средневековья во всех литературах мира. В славянских литературах жития читались и переписывались на протяжении Х—Х1Х веков, Жития святых обычно включались в состав сборников: “четьих миней”, “патериков” и “прологов”. “Четьи-минеи” содержали обыкновенно пространные жития, расположенные помесячно, в календарном порядке празднования дней памяти святых. “Патерики” или “отечники” содержали небольшие рассказы об отдельных подвигах святых или эпизодах из жизни монахов, отшельников и т.п., иногда фантастического или даже несколько анекдотического характера. Особенно интересен был “Киево-Печерский патерик”, широко читались в России и Болгарии и переводные патерики “Римский”, “Синайский”, “Египетский”. В патериках “Скитском”, “Иерусалимском”, “Алфавитном” преобладали собрания слов и нравоучительных изречений христианских подвижников, но включались в них и рассказы о подвигах святых. На славянской почве в XIV веке были составлены “Сводный патерик” и “Афонский патерик”. Сюжеты патериков использовались в мировой литературе, например, Данте в “Божественной комедии”, русскими классиками Львом Толстым и Н.С. Лесковым. “Прологи” были сборниками кратких житий. Название родилось в XII веке на Руси, когда, при переводе греческого “синаксаря”, переводчиком название вступительной части (“прологос”) было принято за наименования подобного типа сборников. Ошибка закрепилась навсегда в литературной традиции. Наконец, переписывались и отдельные жития, но реже, чем в составе целых сборников.