Творчество Писемского А.Ф. как писателя демократа

Чернышевский в цитированной выше статье по поводу приведенных  высказываний Писемского писал: «... в  таланте самого г. Писемского отсутствие лиризма составляет самую резкую черту. Он редко говорит о чем-нибудь с жаром, над порывами чувства  у него постоянно преобладает  спокойный, так называемый эпический  тон». Спокойствие Писемского, по мнению Чернышевского, не есть равнодушие. «Но  чувство у него выражается не лирическими  отступлениями, а смыслом целого произведения. Он излагает дело с видимым  бесстрастием докладчика, — но равнодушный  тон докладчика вовсе не доказывает, чтобы он не желал решения в  пользу той или другой стороны, напротив, весь доклад так составлен, что решение  должно склониться в пользу той стороны, которая кажется правою докладчику».

Писемский хорошо знает крестьянскую жизнь, но он не знает, как изменить ее. Вращавшийся среди профессиональных литераторов, Писемский гордился тем, что у него мужицкие взгляды. Работая  над крестьянскими рассказами, он говорил Григоровичу: «Оставили  бы, право, писать о мужиках, где вам, джентльменам, заниматься этим? Предоставьте это нам; это же наше дело, — я  сам мужик!».

Ряд ярких, талантливых выступлений  посвятил Писемскому Писарев, который  ставил Писемского по близости к народу выше Тургенева и Гончарова. В  оценке творчества Писемского он был  необыкновенно последователен. Писарев  написал первую статью о Писемском («Стоячая вода») в 1861 году, когда уже  были опубликованы «Рудин», «Дворянское  гнездо», «Накануне», «Обломов», «Гроза». «Много ли мы подвинулись вперед, — писал Писарев, — с того времени, как написан „Тюфяк“? С тех пор прошло одиннадцать лет, и много воды утекло. Открылись поезды по Московской железной дороге, открылось пароходство по Волге, возникло множество акционерных компаний, появилось в свет и упало множество журналов и газет, взят Севастополь, заключен Парижский мир, поднят крестьянский вопрос, родились воскресные школы, появились в университете женщины; а между тем, читая повесть Писемского, поневоле скажешь: знакомые все лица, да и до такой степени знакомые, что всех их можно встретить в любой губернской зале дворянского собрания, где так бесцветно, безжизненно, вяло».

Считая, что Писемский  глубже всех русских писателей проник в явления современной жизни, Писарев на заре 60-х годов, в эпоху  всеобщего подъема, привлекает творчество Писемского для борьбы за действительный прогресс общества, для разоблачения темных сторон действительности. Писарев  справедливо подчеркивал то обстоятельство, что, «читая повести Писемского, вы никогда, ни на минуту не позабудете, где  происходит действие: почва постоянно  будет напоминать о себе крепким  запахом, русским духом, от которого не знают куда деваться действующие лица, от которого порой и читателю становится тяжело на душе». «Читая же „Дворянское гнездо“ Тургенева, — говорил Писарев, — мы забываем почву... следим за самостоятельным развитием честных личностей Лизы и Лаврецкого...».

Писарев в своих критических  статьях о Писемском отражал тем не менее то общее мнение передовых людей 60-х годов, согласно которому творчество Писемского обогащало сознание читателей, бросало в них «искру негодования против грязных и диких сторон нашей жизни»2 и уже одним этим было застраховано от заболевания. И значительно позже, в середине 60-х годов, когда после «Взбаламученного моря» критики разных направлений стремились похоронить всё творчество Писемского, Писарев, не будучи уже прежним безапелляционным пропагандистом Писемского, в известной статье «Посмотрим!» вновь и с тех же позиций подчеркивал общественное значение «Тюфяка», «Богатого жениха» и других произведений писателя.

. 

ГЛАВА 2 ТВОРЧЕСТВО А.Ф. ПИСЕМСКОГО В КОНТЕКСТЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ  ЛИТЕРАТУРЫ

2.1 ОБЗОР ТВОРЧЕСТВА

Первый роман Писемского «Боярщина» (опубликованный в 1858 г., но написанный в 1845) уже содержит многие из его достоинств. Там даже больше повествовательного напряжения, чем в поздних вещах, и имеется немалый элемент мелодрамы, который в зрелых произведениях отсутствует, но вновь появляется в драмах, написанных в шестидесятые годы. Героиня, в отличие от будущих героинь, идеализирована и так же беспомощна, чиста и идеальна, как героини Зинаиды Р-вой. Сюжет тоже напоминает произведения этой писательницы – это контраст между великодушной, страстной и смелой женщиной и мелким мужчиной, который готов ее любить, пока он ни за что не должен отвечать, но недостаточно мужественен, чтобы встретить лицом к лицу трагические последствия страсти. Провинциальное общество написано с силой и презрением, и тут Писемский уже проявил то искусство, в котором он впоследствии превзошел всех прочих, – умение рассказать живо и убедительно, как растут и распространяются злословие и клевета. Здесь же появляется первый из сильных людей из народа, крестьянин-помещик Савелий, как говорят, – воспоминание автора об отце.

Второй его роман (напечатанный первым) – «Тюфяк» – свободен от мелодраматического и идеалистического наследия «Боярщины». Это отчетливо-неприятная история. В ней нет симпатичных персонажей, нет и злодеев. Все одинаково низки и мелки, но винить в этом некого – разве что неискренность всех этих людей, которые хотят казаться лучше, чем они есть. История несчастливого брака двух равно ничтожных и жалких людей рассказана с необыкновенной силой, и, несмотря на заурядность героев, поднята до уровня трагедии.

После «Тюфяка» в печати появилась целая серия повестей, из которых можно выделить юмористическую и ироническую «Брак по любви» (1851), где Писемский развенчивает якобы героя, мелкого человека под романтической маской, и якобы героиню, молодую девушку, которая ищет удовольствий и мужа и выступает под маской Гретхен. Следующее произведение – «Виновата ли она?» (1855), где он снова с неумолимым реализмом живописует печальную судьбу чистой женщины в той среде, где общая норма – низость и мелочность, и где она бессильна против клеветы и сплетен.

В те же годы Писемский написал  свои «Очерки из крестьянского быта», которые ввели в литературу совершенно новое отношение к народной жизни, прямо противоположное сочувственному снисхождению Григоровича и Тургенева. Крестьянин (надо помнить, что крестьяне той губернии, откуда происходит Писемский, не землевладельцы, они зарабатывают деньги в городе, где бывают торговцами и ремесленниками) представлен не как несчастный, которому надо сочувствовать, потому что он человек, и жалеть, потому что он страдает, но как сильный и сметливый человек, по нравственной силе и по силе характера превосходящий того, кто стоит выше его на социальной лестнице, не затронутый пошлостью провинциального «тонкого обхождения», не отравленный слабостью выхолощенных чувств, человек, который знает, чего хочет, может поддаваться страстям, но может и управлять ими. Величайшее из народных творений Писемского – драма «Горькая судьбина». Но и «Очерки» содержат такие шедевры по созданию характеров, по энергии повествования и по колоритности русского языка, как Питерщик и Плотничья артель.

«Тысяча душ» (1858) – роман, куда Писемский вложил особенно много. Это история Калиновича, талантливого и многообещающего молодого человека, не лишенного благородства и безудержно честолюбивого. Единственное его желание – стать «кем-то», Parvenir. В литературе ему не повезло, зато ему удалось жениться на богатой наследнице (владелице «тысячи душ»), с мощными семейными связями, но с сомнительным прошлым. Благодаря ее семейным связям, и особенно ее любовнику и двоюродному брату князю Ивану, Калинович достигает важного положения в официальном мире, где уже чувствует себя достаточно независимым, чтобы освободиться от тех, кто помог его карьере. Он покидает жену. Назначенный губернатором, он становится рьяным борцом за честность и неподкупность. Он преследует по суду бесчестного и могущественного князя Ивана, но, увлекшись борьбой против своего врага, сам выходит за пределы законности и вынужден оставить службу. История эта, столь же неподслащенная и безжалостная по своему неидеализированному взгляду на человечество, как и все истории Писемского, имеет, однако, противовес своей мрачности и грязи – образ первой невесты, а потом любовницы Калиновича Насти, воплощение отважной женственности, один из самых прелестных образов русской литературы.

«Взбаламученное море», окончательно поссорившее Писемского с радикалами, не так хорошо принято критиками и читателями, как «Тысяча душ». Первые три части написаны на самом высоком уровне – сильный и энергичный рассказ, героиня – Софи Линева – один из самых интересных характеров, нечто вроде русской Бекки Шарп, но с душой. Писемскому удалось мастерски передать и ее глубочайшую порочность, и трогательное, почти детское очарование. Последние три части романа гораздо слабее. Это грубая и несправедливая сатира на молодое поколение, обезображенная личной обидой автора.

Последовавшие романы еще  ниже по своей художественной ценности. Возможно особенно отметить, благодаря историческим сюжетам, но не по выполнению, «Люди сороковых годов» (1869) и «Масоны» (1880).

2.2 АНАЛИЗ РОМАНА  «ТЫСЯЧА ДУШ»

Первая половина «Тысячи  душ», посвященная уездной жизни, написана с особенной яркостью и  выразительностью. Нравы уездного города, расслоение провинциального общества, духовный мир его отдельных представителей развертываются широко, естественно, просто, в полнокровных образах, всё запоминается надолго. Глуха и безотрадна старая российская провинция, куда приезжает окончивший университет Калинович: взяточники, подхалимы и завистники чиновники, давно забывшие даже школьные науки; тугодумы и толстосумы купцы; живущие мелкими доходами и сплетнями домохозяева; выжившие из ума помещики и среди них прохвосты и авантюристы типа князя Раменского, стремящиеся пристроиться к барышам купцов, которые всё настойчивее теснят дворянство. Но и среди этого безотрадного провинциального мира есть простые русские люди. Такова в романе семья Годневых. Основным содержанием «Тысячи душ» Писемский сделал общественный путь главного героя, общественную жизнь вообще, а не личные переживания. Интимная жизнь Калиновича, его любовь к Настеньке Годневой, женитьба на Полине, разрыв с ней не являются основным содержанием романа. Все эти события личной жизни подчинены главному: стремлению героя сделать карьеру, добиться видного общественного положения и материального благополучия. На этом пути Калиновичу приходится совершать ряд подлостей, приводящих его к своеобразному кризису и перерождению. В последней части романа он является уже общественным деятелем. Таким образом, не трагедия личной жизни, а крушение общественных устремлений составляет основную тему романа. П. В. Анненков в своей большой статье о «Тысяче душ» говорит: «Может статься, что русскому искусству суждено изменить эту программу и создать новую, по которой частное событие и сфера отвлеченных вопросов права, психическая история лица и деловые интересы могут быть примирены и безразлично попадать в главные пружины романа, не нарушая тем законов свободного творчества». Роман Писемского построен так, что личная жизнь главного героя Калиновича развертывается как деятельность преимущественно служебная. При этом и деятельность губернского правления, и уездной школы, и столичной редакции, и департамента, и других многочисленных участков общественной жизни показаны необыкновенно выразительно, составляя в целом общую картину государственного организма. Замечателен образ главного героя. Деятельный, энергичный, Калинович не брезгует никакими средствами для достижения поставленной цели. Стремясь первоначально к личному комфорту (о чем в конце концов мечтают и Эльчаниновы, и Шамилов), он приходит в дальнейшем к собственной программе служения обществу — путем осуществления идеи государства, стоящего над сословиями, путем безупречно честной государственной службы искоренить злоупотребления, изменить нравы общества. Художник-реалист Писемский не ставил своей целью дать сусальный портрет исправителя нравов. В своем романе писатель показал, что путь к власти, к высокому общественному положению для человека незнатного происхождения лежит через серию подлостей и преступлений. Общество охотно забывает потом эти преступления отдельного человека, если он в новом своем положении не станет пытаться вести борьбу с многочисленными преступлениями ему подобных, с преступлениями, обусловленными всей государственной системой. Но горе ему, если, поверив в призрачную идею бесстрастного государственного долга, он попытается искупить прошлые свои подлости настоящей борьбой с вековыми пороками своего класса, если он попробует всерьез исправлять государственную машину. Он сразу останется одиноким и будет смят, уничтожен своим же общественным кругом, всей той государственной машиной, которую он пробует исправить. Калинович совершенно закономерно гибнет в неравной борьбе. Работа государственного аппарата не может быть улучшена одиночками. С одной стороны, бюрократическая среда не может вырастить свободного от социальных пороков государственного деятеля, а с другой стороны, не всегда такие деятели способны понять истинные болезни общества, истинные методы их лечения. Они неизбежно гибнут в неравной и бесплодной борьбе с традицией и рутиной. В широкую картину расшатанного общественного строя провинции вставлены удивительные по психологической отделке портреты отдельных лиц. Все внимание публики и критики было поглощено героем, особенно историей его служебной деятельности. В фигуре Калиновича все - в прямом несогласии с сущностью романа и намерениями автора, отрицавшего художественный дидактизм, - видели отражение модной идеи конца 50-х годов: идеи "благородного чиновника", изображенного здесь, однако, в довольно сомнительном свете. Добролюбов, находя, что "вся общественная сторона романа насильно пригнана к заранее сочиненной идее", отказался писать о нем. Настенька, по общему признанию - наиболее удачный положительный образ Писемского. Быть может, благоприятные внешние обстоятельства, ознаменовавшие эту эпоху в жизни Писемского, дали ему уже почти не повторявшуюся в его деятельности способность стать и трогательным, и мягким, и чистым в изображении рискованных моментов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Художественно-антропологические  модели ведущих русских писателей  периода 1840–1870-х гг. – естественно-стадиальная  у И. А. Гончарова, метафизическая и  историософская у Ф. М. Достоевского и «космо-антропологическая» у И. С. Тургенева – определенным образом отражаются в оригинальной формуле человека у А. Ф. Писемского. Человек в художественном мире Писемского явлен в единстве его «чувства жизни» (биологической составляющей) и социально-исторического бытования. Определяющим отличием «человека Писемского» от созданных ведущими русскими писателями середины века антропологических «структур» является его быто-культурная «заземленность», укорененность в ментальном и бытовом пространстве русской провинции. Человек в прозе Писемского – «низовая» проекция высоких художественно-концептуальных образцов, разрабатываемых великими современниками писателя, вместе с тем сохраняющая их духовную и интеллектуальную энергию. В этом смысле актуальным остается высказанное нами положение о функциональном своеобразии художественности Писемского, которое выражается в двуединстве классически-реалистической концепции человека и беллетризованного контекста.

 Писемский создал оригинальную  концепцию человека, которая, тем  не менее, укладывается в русло  магистрального движения русского  классического реализма: от человека  «среды» – к человеку психологически  и мировоззренчески сложному, не объяснимому рационально, способному к неограниченному личностному развитию, – человеку духовному. Таков главный вывод нашей работы. Перспективой настоящего исследования может стать изучение системности художественной антропологии русского классического реализма и разработка общей «теории человека» в литературе этого периода. Другим направлением исследований, в ходе которых допустимо привлечение выводов диссертации, является функционирование категории «биологического» человека в русском натурализме и неоромантизме

1880–1900-х гг. Вершинные  романы Писемского – «Тысяча  душ», «В водовороте» и «Масоны»  – стали фактами национальной  духовной культуры; изучение личностного  мира их героев в рамках  культурологического подхода также  представляет определенный научный  интерес.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Лебедев, А. Разумные эгоисты Н.Г. Чернышевского. – М., 1973.
2. Тамарченко, Г.Е. Чернышевский-романгист. – Л., 1976.
3. Вайскопф, М. «Солнцев дом» Веры Павловны // Вопросы литературы. –1997. – №6. С. 353–359.
4. Елиферова, М. Что делать с Чернышевским? (Заметки читателя) // Вопросы литературы. – 2007. – №5.
5. Писарев, Д.И. Погибшие и погибающие (любое издание).
6. Пустовойт, П.Г. А.Ф. Писемский в истории русского романа. – М., 1969. – Гл. 4.
7. Аннинский, Л.И. Три еретика. – М., 1988. – Ч. 1.
8. Могилянский, А.П. Писемский. Жизнь и творчество. – Л., 1991. – 160 с.
9. Дергачев, И.А. Книги и судьбы. – Свердловск, 1973. – С. 4–23.
10. Королева, В. «Очень замечательный талант». К 165-летию со дня рождения Ф.М. Решетникова // Урал. – 2006. – №8.
11. Писемский, А. Ф., Полное собрание сочинений, т. 1-9, изд. 3-е, СПб., 1910