Страхов Николай Иванович

Страхов, Николай Иванович

Страхов, Николай Иванович

— сатирический писатель ΧVIII века. Сведения о внешних событиях его жизни  довольно скудны, даты рождения и смерти неизвестны; воспитание получил, по-видимому, в доме отца. Как писатель и мыслитель, С. принадлежал к гуманистам, во главе которых должен быть поставлен Н. И. Новиков. Вместе с тем С. является одним из первых русских литераторов в европейском и нынешнем смысле слова. Занятия литературой для него были не чем-то побочным, не дилетантством, не придатком к какой-либо иной деятельности, а единственной профессиею, единственной целью. Он не занимал никакой службы, явление для своего времени исключительное, был писателем и литератором, только этим и больше ничем. Человек образованный, знавший несколько иностранных языков, он внимательно следил как за русской, так и за иностранной литературой и на литературной поприще дебютировал двумя переводами: — "Вексфильского священника" Гольдсмита (М., 1786 г.) и "Арсас и Исмения" "из Монтескюи" (М., 1787 г.). Красной нитью через все его последующие произведения проходит обличение общественных пороков и недостатков, сатирический взгляд на общество и негодование на безнравственность современников. В 1791 г. появилась его "Переписка моды, содержащая письма безруких мод, размышления неодушевленных нарядов, разговоры бессловесных чепцов, чувствования мебелей, карет, записных книжек" и пр. и в 1795 г. — "Карманная книжка для приезжающих на зиму в Москву старичков а старушек, невест и женихов, молодых и устарелых девушек, щеголей, вертопрахов, волокит, игроков...". (Ныне эти книги составляют библиографическую редкость; подробное содержание их можно найти у Губерти: "Материалы для русской библиографии", в. II). Уже в этих произведениях С. едко смеялся над внешним лоском, перенятым у "господ французов", расточительной тратой денег, идущих на удовлетворение нелепых прихотей, бичевал "тупоумие, праздность и скуку" господ, весь жизненный интерес которых сосредоточивался на "науке о волосоподвивании", раскрывал их цинизм и безнравственность, с сарказмом и язвительностью обрушивался на дошедшее до крайних пределов пристрастие к моде (его фраза, ставшая ходячей: "ныне одни портные выкраивают и сшивают достойных и именитых людей"), на роскошь, разврат, картеж, исковерканность языка на французский манер, наконец, беспощадно относился к продажности и подкупности чиновников вообще и судей в частности. В одном из этих же произведений он, первый в России, поднял вопрос о литературном воровстве, плагиате, в широких размерах практиковавшемся в то время некоторыми нашими писателями из иностранных источников. По цензурным условиям сатирические выпады С. были облечены в более или менее иносказательную форму, но иногда у него прорываются отдельные блестки, решительно ничем не прикрытые и попадающие прямо в цель. Полная остроумия сатира доставила С. известную репутацию среди просвещенных слоев тогдашнего общества, современные газеты отнеслись к нему с чрезвычайной похвалой, и все это создало благоприятную почву для успеха его журнала "Сатирический Вестник", который он начал издавать в 1790 г. Журнал выходил в неопределенные сроки, под цензурой сначала "красноречия профессора" А. А. Барсова, затем — "логики и метафизики профессора" A. M. Брянцева и продолжался до 1792 г., когда появилась его IX и последняя часть. Он имел настолько значительный успех, что разошелся до последнего экземпляра, и скоро понадобилось второе издание, которое и вышло в 1795 г., — обстоятельство для того времени исключительное. Виднейшее место в своем журнале С. отводил отрицательным сторонам воспитания в тогдашних высших и средних общественных кругах. "Воспитание детей своих начинают здесь не с головы, а с ног", говорит "Сатирич. Вестник", разумея под этим главнейшее стремление родителей научить своих детей прежде всего танцам и привить им внешний лоск; следствием этого, по мнению С., было с одной стороны то, что мужское молодое поколение, "не зная счета деньгам", превращается в щеголей и, немного лишь оперившись, "настраивает богатые кареты, нашивает множество кафтанов, навешивает на себя гирлянды цепочек, головы преображает в ранжереи, волосы и пукли в висящие вавилонские сады и всю свою силу и цель жизни полагает в изучении науки страсти нежной". С другой стороны, подобное же воспитание девушек вело к тому, что все их стремления сводились исключительно к заполучению "богатого и породистого жениха", и родители начинали для этой дели вывозить "сей товар (дочерей) зимою по большим городским ярмонкам". Эти щеголи и щеголихи "уверяют, что Сибирь есть город Костромского наместничества, а Камчатка — большое село в Кашинском уезде" и пр. Теперь объект сатиры С. кажется общеизвестным, и даже избитым, но, сохраняя историческую перспективу, необходимо признать, что для своего времени такие сатирические выходки были свежи, новы, попадали в цель и имели значение. Вторым объектом сатиры С. служила принявшая эпидемические размеры картежная игра, дошедшая до того, что "неупражняющиеся в ней почитаются дураками или худо воспитанными людьми, и в обществе появляется новый тип — благовоспитанного шулера, которого ругают везде, но везде и принимают". С особой силой опускает С. бич негодования на мотовство, ставшее настолько "законным и общепринятым", что "многие люди тем и знамениты, что имеют многие тысячи долгу", и внешним образом выражавшееся между прочим в том, что "на 5000 дворян число парикмахеров, поваров, камердинеров, слуг и служанок простирается здесь (в Москве) более, нежели до 100000 человек". Резко бичует "Сатирический Вестник" также подкуп и взяточничество, особенно новый вид его, созданный введением рекрутского набора; иллюстрацией этому может служить следующая краткая выдержка из VІ выпуска журнала: "У некоего Обдиралова из вершков, недостающих к росту рекрутов, вышло полного росту сто крестьян". Более всего, конечно, достается привилегированному сословию, дворянству, служилому и поместному. Необразованность, грубость, отсутствие всяких интересов, кроме чувственных, прикрытая внешним лоском и блеском полуазиатская дикость, суеверие, утрированное крепостничество и жестокость к крестьянам почти всех слоев этого сословия составляют один из главнейших объектов беспощадной сатиры С. Но самая важная историческая заслуга С. состоит в том, что в главнейшем вопросе времени, в вопросе о крепостном праве, он занял позицию, резко отличавшуюся от господствовавшего образа мыслей. Убежденный противник всякого рабства, в том числе и крепостного, он в этом смысле с полным правом может быть поставлен наряду со своим знаменитым, пострадавшим за подобные убеждения предшественником, — Новиковым. Основной взгляд С. на крепостное право сводился к тому, что наличность этого института унижает человеческую личность и ее достоинство и разоряет сотни и тысячи людей по прихоти одного какого-нибудь самодура-"галантома". Несмотря на все цензурные ограничения и стеснения, он в своем журнале все-таки отдельными, проскальзывавшими от бдительности традиционного красного карандаша местами давал резкую критику этой исторической ненормальности. В отделе публикаций в "Сатирич. Вестнике" он поместил однажды такое известие: "Для продания мужиков в рекруты и разорения оных отбыл в деревню г. Моторыгин", а в в другом месте говорит, что дворяне-помещики, собирая вокруг себя толпу прихлебателей, шутов и слуг, содержат и одевают их на счет "глада и наготы несчастных и грабимых ими земледельцев". Однако есть элемент в воззрениях С. на крепостное право, который с одной стороны отличает его от Новикова, с другой же ставит его для своего времени одиноким, а в историческом смысле — первым мыслителем, поднявшим свой голос против крепостного права совершенно с иной точки зрения. В то время как Новиков по поводу разительных явлений крепостничества выражал свою "гражданскую скорбь", более чуткой человеческой душой, С. вместе с тем первый выдвинул, первый формулировал и первый подчеркнул экономическую сторону вопроса, громаднейший ущерб для государственного и национального богатства при существовании крепостного права, пользуясь которым господствовавшее сословие целую армию рабочих рук отнимало от производительного труда, заставляя нести дворовую службу, труд же от остальной массы населения эксплуатировало для удовлетворения своих нужд на барщине и тем самым лишало крестьян всякой возможности расширять, улучшать и интенсировать их хозяйство. Иллюстрировать эту сторону воззрений С. можно хотя бы следующей выдержкой, касающейся обращения значительной части крестьян в слуг, дворовых и шутов: "От сего самого государства и целые гражданские общества лишаются таких людей, коих ремесло состоит в обрабатывании той земли, произведения которой питают их, поддерживают их деятельность, способствуют их изобилию, спокойствию, порядку, тишине и целому благосостоянию".

Журнал С. касался не только внешних проявлений общественной жизни. Немало внимания он посвящал некоторым сторонам искусства, в том числе театру, и в области театральной критики высказал несколько чрезвычайно здравых соображений, только через 50 лет повторенных, уже при других условиях, более веским голосом Белинского. С. же принадлежит и первый протест против различных условностей и против той "болезни", которая спустя 30 лет была фиксирована Грибоедовым в стихах о "княгине Марье Алексеевне". Хотя и более многословно, но не менее определенно отметил эту общественно-психологическую черту и С. "Что скажут другие?" — пишет он: "Сие краткое словцо (?) столь примерным образом действует над умами здешних жителей, что нет почти ни одного худого дела или приключения, которое последовало бы не от словца: что скажут другие?"... "Что скажут другие — многих заставляет пренебрегать к самому себе собственное сказание совести; что скажут другие — судью заставляет брать взятки, дворянина — разорять мужиков, девушек — не по склонности жертвовать своим сердцем, мужчин — жениться вопреки своей воле. Что скажут другие — заставляет жить не так, как хочется, и думать не так, как надобно... Из излишнего уважения людских мнений составляется для души цепь невольничества, которая творит сердце робким к добру и содержит в недействии рассудок, великость духа и истинные чувствования".

После прекращения журнала С. занимался  литературой менее интенсивно. В  различное время он написал еще  следующие произведения: "Мои  с.-петербургские сумерки" (СПб. , 1810 г.), "Рассматриватель жизни  и нравов" (СПб. , 1811 г.) и стоящее  особняком среди остальных его сочинений — "Нынешнее состояние калмыцкого народа с присовокуплением калмыцких законов" (СПб. , 1810 г.).

Несмотря на то, что талант H. И. Новикова и его произведения должны были оставить всякого последователя в тени, С. тем не менее и при такой величине сумел сохранить и свою оригинальность, и свое значение, — как гуманист и сатирик он должен быть поставлен рядом со своим знаменитым предшественником.

Наиболее ценным исследованием  о деятельности С. является статья Серг. Тимофеева, "Последний представитель сатиры прошлого века" "Историч. Вестник", 1888 г., август. Кроме того: A. H. Неустроев, "Историческое розыскание о русских повременных изданиях и сборниках за 1703—1802 гг.", СПб. , 1875 г., стр. 686—690. — Η. В. Губерти, "Материалы для русской библиографии", вып. II, Москва, 1881 г., стр. 395—406, "Московск Ведом.", 1790, № 36—от 4 мая. — Ф. Толль, "Настольный словарь", т. III, СПб. , 1864 г., стр. 547.

А. Зарин.

{Половцов}

Страхов, Николай Иванович

— сатирический писатель XVIII в.; перевел  и составил "Рассматриватель жизни и нравов" (СПб., 1811), "Нынешнее состояние калмыцкого народа с присовокуплением калмыцких законов" (СПб., 1810), "Вакефильский священник Гольдсмита" (М., 1786), "Переписка моды, содержащая письма безруких мод и пр." (М., 1791), "Карманная книжечка для приезжающих на зиму в Москву старичков и старушек, невест и женихов и пр." (М., 1795), "Мои с.-петербургские сумерки" (СПб., 1810). Издавал с 1790 по 1792 г. "Сатирический вестник", которого вышло VI частей в 1790 г., VII и VIII в 1791 г. и IX ч. в 1792 г.; последняя издана вновь в 1795 г. В своей сатире С. возмущался главным образом против щеголей и петиметров, против взяточничества и лихоимства подьячих, против ненормальности воспитания детей у чужеземцев-гувернеров. Немногими, но яркими чертами он описывает несчастное положение крестьян и злоупотребления помещиков. С. непосредственно примыкает к Новикову и вносит в свой журнал новые взгляды, которые по обстоятельствам времени не мог высказать Новиков. Ср. "Исторический вестник" (1888, август, ст. "Представитель сатиры"); Неустроев, "Розыскания о русских повременных изданиях" (686—690 стр.); Губерти, "Материалы для русской библиографии" (в. II, ст. 395—406).