Автор работы: Пользователь скрыл имя, 19 Марта 2014 в 16:36, доклад
В соответствии с идейно-тематическим содержанием строится система образов романа, в центре которой оказывается главный герой — Юрий Андреевич Живаго. Часто его называют alter ego автора, сравнивают с лирическим героем стихотворений. С другой стороны, в нем видят продолжение того типа героя русской литературы XIX века, которого принято называть «лишним человеком». Обе эти позиции имеют свои обоснования. Сам Пастернак, по воспоминаниям его близкой знакомой Ольги Ивинской, говорил, что в образе Юрия Андреевича он соединил черты личности Блока, Есенина, Маяковского и самого себя. Показателен и тот факт, что он доверяет герою не только выражение своих взглядов, мыслей, раздумий по самым важным проблемам, но даже «отдает» ему подлинные шедевры своей лирики.
В соответствии с идейно-тематическим
содержанием строится система образов
романа, в центре которой оказывается
главный герой — Юрий Андреевич Живаго.
Часто его называют alter ego автора, сравнивают
с лирическим героем стихотворений. С
другой стороны, в нем видят продолжение
того типа героя русской литературы XIX
века, которого принято называть «лишним
человеком». Обе эти позиции имеют свои
обоснования. Сам Пастернак, по воспоминаниям
его близкой знакомой Ольги Ивинской,
говорил, что в образе Юрия Андреевича
он соединил черты личности Блока, Есенина,
Маяковского и самого себя. Показателен
и тот факт, что он доверяет герою не только
выражение своих взглядов, мыслей, раздумий
по самым важным проблемам, но даже «отдает»
ему подлинные шедевры своей лирики. Но
все же Живаго — это романный герой, в
котором автор воплотил черты определенной
личности той эпохи. Это типичный интеллигент,
человек умный, образованный, наделенный
чуткой душой и творческим даром. Оказавшись
в водовороте исторических событий, он
как будто «стоит над схваткой», не может
полностью примкнуть ни к какому стану
— ни к белым, ни к красным. Живаго хочет
крикнуть и белому, гимназисту, еще почти
мальчику, и красным, большевикам, «что
спасение не в верности формам, а освобождении
от них». Поразительна по силе сцена боя
партизанского отряда, в котором вопреки
своей воле оказался Юрий Андреевич. Он
находит зашитые в одежде тексты 90 Псалма
и у убитого партизана, и у воевавшего
против партизан гимназиста. Они стреляли
друг в друга, но взывали к помощи и защите
у единого Спасителя.
Позже Живаго обнаруживает,
что сохранять свою обособленность, отделенность
от «стадности» становится все труднее.
«Что же мешает мне служить, лечить и писать?»
— думает он и приходит к поразительному
выводу: «…не лишения и скитания, не неустойчивость
и частые перемены, а господствующий в
наши дни дух трескучей фразы». Порой кажется,
что он действительно «лишний», безвольный
человек, не сумевший найти свое место
в новой жизни, в отличие от друзей юности
Дудорова и Гордона. Но это лишь внешний
срез, за которым просматривается то, что
и делает Живаго героем романа: в условиях
всеобщей обезличенности он остается
личностью, среди крайней жестокости,
которую несет за собой революция и гражданская
война, он сохраняет доброту и человечность.
Он способен и сочувствовать народным
бедам, и осознавать неизбежность происходящего.
В общей историко-философской концепции
Пастернака именно такой человек способен
постигать суть событий, а будучи творческой
личностью, может выразить ее в своих стихах,
помогая разобраться в окружающем мире
другим. Сам он при этом становится жертвой
времени — недаром он умирает в 1929 году,
который называют годом «великого перелома».
Однажды А. Блок сказал, что Пушкина «убило
отсутствие воздуха», и Пастернак буквально
реализует эту метафору. В той атмосфере
полной несвободы, торжества посредственности,
разрыва культурных и духовных связей
личность, подобная Юрию Живаго, не может
жить. Но и многие годы спустя его друзья
помнят о нем. Склонившись над потрепанной
тетрадью стихов Живаго, они вдруг ощущают
«счастливое умиление и спокойствие»,
«свободу души», которая так и не наступила
даже после Великой Отечественной войны,
хотя все ее ожидали, но которую пронес
через свою жизнь давно умерший Юрий Живаго
и сумел передать в своих стихах. Эти финальные
строки — утверждение незаурядности героя
романа, плодотворности его существования
и неистребимости и бессмертия великой
культуры, вечных истин и нравственных
ценностей, которые составляли основу
его личности.
Антиподом Живаго в романе является
Антипов-Стрельников. Он воплощение типа
«железных борцов» революции. С одной
стороны, ему присуща огромная сила воли,
активность, готовность к самопожертвованию
во имя великой идеи, аскетизм, чистота
помыслов. С другой стороны, для него характерна
неоправданная жестокость, прямолинейность,
способность диктовать всем то, что воспринимается
им как «революционная необходимость»,
и силой «загонять» в новую жизнь даже
тех, кто вовсе не стремится в нее вписаться.
Судьба его оказывается трагична. Павел
Антипов, превратившись из робкого, романтического
молодого человека, влюбленного в Лару
и исповедующего гуманистические идеи
свободы, равенства и братства, в жестокого
борца, карателя Стрельникова, оказывается
жертвой ложной, мертвящей революционной
идеи, противоречащей, по мнению автора,
естественному ходу истории и самой жизни.
Хорошо понимающая внутреннюю мотивацию
поступков своего мужа Лара отмечает:
«С каким-то юношеским, ложно направленным
самолюбием он разобиделся на что-то такое
в жизни, на что не обижаются. Он стал дуться
на ход событий, на историю. … Он ведь по
сей день сводит с ней счеты. … Он идет
к верной гибели из-за этой глупой амбиции».
В результате Антипов во имя
борьбы за революцию отказывается от жены
и дочери, от всего, что в его представлении
мешает «делу жизни». Он даже берет другое
имя — Стрельников — и становится воплощением
жестокой силы революции. Но оказывается,
что на самом деле он безволен и бессилен
в своем стремлении управлять ходом истории.
«Переделка жизни! — восклицает Юрий Живаго.
— Так могут рассуждать люди, … ни разу
не узнавшие жизни, не почувствовавшие
ее духа, ее души. …А материалом, веществом,
жизнь никогда не бывает. Она … сама вечно
переделывает и претворяет, она сама куда
выше наших с вами тупоумных теорий». В
итоге Антипов-Стрельников приходит к
полной безысходности и кончает жизнь
самоубийством. Так автор показывает,
что фанатичное служение революции может
привести только к смерти и по сути своей
противостоит жизни.
Тема любви в произведении,
безусловно, связана с женскими образами.
Действительно, с первых же эпизодов, помимо
мальчиков, здесь появляются девочки -
Надя, Тоня. Вторая часть романа открывается
главой «Девочка из другого круга» - появляется
Лариса Гишар. В конце мы знакомимся с
еще одним образом - третьей жены Живаго,
Марины.
Тоня Громеко стала первой женой
героя. Мы знаем, что они выросли вместе,
дружили с детства. Но в один прекрасный
момент Юрий вдруг обнаружил, что «Тоня,
этот старинный товарищ, эта понятная,
не требующая объяснений очевидность,
оказалась самым недосягаемым и сложным
из всего, что мог себе представить Юра,
оказалась женщиной».
Тоня была простой, трогательной,
знакомой и родной. Она, казалось, была
предназначена Живаго самой судьбой. Мы
помним, что перед смертью Анна Ивановна,
мать Тони, благословила Юрия и свою дочь
на брак: «Если я умру, не расставайтесь.
Вы созданы друг для друга. Поженитесь.
Вот я и оговорила вас…»
Возможно, именно эти слова
и заставили Юру, да и Тоню тоже, по-новому
отнестись друг к другу. Между ними вспыхнуло
влечение, влюбленность. Это было первое
чувство в жизни героев: «Платок издавал
смешанный запах мандариновый кожуры
и разгоряченной Тониной ладони, одинаково
чарующий. Это было что-то новое в Юриной
жизни, никогда не испытанное и остро пронизывающее
сверху донизу».
Мы видим, что первое восприятие
Тони было у Живаго скорее чувственным,
чем эмоциональным. Я думаю, что именно
таким отношение героя к своей жене и осталось
на протяжении всей их совместной жизни.
Любовь Юрия к Тоне была тихой,
чистой и, в какой-то степени, благодарной.
Ведь эта женщина, добрая, понимающая,
искренняя, была жизненной опорой Юрия
Живаго. Однако, при всей своей любви к
этой женщине, герой испытывает чувство
вины. Можно сказать, что его светлое чувство
было омрачено одной тяжестью – виной
за любовь к другой – Ларисе Гишар, Ларе.
Воплощением жизни, любви, России
выступает в романе Лара — возлюбленная
Живаго. Она между двумя героями-антиподами
— Живаго и Антиповым-Стрельниковым. О
прототипе Лары Пастернак писал в письме
Р. Швейцер в 1958 году, отмечая, что Ольга
Всеволодовна Ивинская «и есть Лара моего
произведения», «олицетворение жизнерадостности
и самопожертвования». В интервью английскому
журналисту 1959 года писатель утверждал:
«В моей молодости не было одной, единственной
Лары… Но Лара моей старости вписана в
мое сердце ее (Ивинской) кровью и ее тюрьмой».
Как и в судьбе автора, так и в судьбе героя
существуют две любимые, необходимые ему,
определяющие его жизнь женщины. Его жена
Тоня — это олицетворение незыблемых
основ: дома, семьи. Лара — это воплощение
стихии любви, жизни, творчества. Этот
образ продолжает традицию лучших героинь
русской классической литературы (Татьяна
Ларина, Наташа Ростова, Ольга Ильинская,
«тургеневские девушки» и т.д.). Но судьба
ее также оказывается неразрывно связана
с судьбой России. Д.С. Лихачев утверждает,
что в романе Лара — символ России и самой
жизни. В то же время — это вполне конкретный
образ, со своей судьбой, которая составляет
одну из основных сюжетных линий. Показательно,
что она — сестра милосердия, которая
помогает раненым во время первой мировой
войны. В ней органично сочетается стихийное,
природное начало и тонкое чувство культуры,
ей посвящены лучшие стихи Живаго. Любовь
ее к Юрию Андреевичу выстрадана и обретена
через тяжкие испытания грехом, унизительной
связью с Комаровским, влиятельным адвокатом,
воплощающим полную беспринципность,
цинизм, грязь и пошлость буржуазного
общества. Лара идет без любви на брак
с Антиповым, чтобы освободиться от Комаровского.
С Юрием ее изначально связывает любовь,
которая и есть воплощение радости жизни,
ее олицетворение. Их соединяет чувство
свободы, являющееся залогом бессмертия.
Хотя их любовь с точки зрения общепринятых
норм запретна (Живаго женат на Тоне, а
Лара замужем за Антиповым, хотя отношения
с Живаго развиваются в тот момент, когда
Лара считает мужа погибшим), она для героев
оказывается освящена всем мирозданием.
Вот, например, как Лара у гроба Живаго
говорит об их любви: «Они любили друг
друга не из неизбежности, не «опаленные
страстью», как это ложно изображают. Они
любили друг друга потому, что так хотели
все кругом: земля под ними, небо над их
головами, облака и деревья». В финале
случайно попавшая на похороны Юрия Живаго
Лара оплакивает его, но эта сцена потрясает
не только глубиной чувства, выражаемого
в народно-поэтических традициях, но и
тем, что героиня обращается к умершему
как к живому («Вот и снова мы вместе, Юрочка.
… Какой ужас, подумай! … Подумай!»). Оказывается,
что любовь это и есть жизнь, она сильнее
смерти, важнее «перестройки земного шара»,
которая в сравнении с «загадкой жизни,
загадкой смерти», человеческим гением
всего лишь «мелкие мировые дрязги». Так
еще раз в финале подчеркивается главный
идейнообразный стержень романа: противопоставление
живого и мертвого и утверждение победы
жизни над смертью.Художественные особенности
и жанрово-композиционное своеобразие
романа с момента его первой публикации
и до сего времени являются предметом
жарких дискуссий и споров. После публикации
романа в 1988 г. в «Новом мире» на страницах
«Литературной газеты» развернулась оживленная
полемика, одним из ключевых вопросов
которой стало определение жанровой природы
этого произведения. Утверждалось, что
в данном случае «определить жанр — значит
найти ключ к роману, его законы». Было
высказано несколько точек зрения, которые
продолжают обсуждаться и в настоящее
время: «это не роман, а род автобиографии»,
«роман — лирическое стихотворение» (Д.С.
Лихачев); «роман-житие» (Г. Гачев); «не
только поэтический и политический, но
и философский роман» (А. Гулыга); «символический
роман (в широком, пастернаковском смысле)»,
«роман-миф» (С. Пискунова, В. Пискунов);
«модернистское, остросубъективное произведение»,
лишь внешне сохраняющее «структуру традиционного
реалистического романа» (Вяч. Воздвиженский);
«поэтический романа», «метафорическая
автобиография» (А. Вознесенский); «роман-симфония»,
«роман-проповедь», «роман-притча» (Р.
Гуль).
Но в жизни Живаго была
и еще одна женщина – его третья жена Марина.
Любовь к ней – некий компромисс героя
с жизнью: «Юрий Андреевич иногда в шутку
говорил, что их сближение было романом
в двадцати ведрах, как бывают романы в
двадцати главах или двадцати письмах».
Марину отличала покорность
и полное подчинение интересам Юрия Андреевича.
Она прощала доктору все его странности,
«к этому времени образовавшиеся причуды,
капризы опустившегося и сознающего свое
падение человека».
Чем-то эта героини напоминает
Агафью Пшеницыну из романа Гончарова
«Обломов». Пшеницына также поддержала
Обломова в последние годы его жизни, дала
ему уют и тепло, в котором Илья Ильич так
нуждался. Конечно, это не была святая
любовь, а всего лишь уютное существование.
Но иногда оно бывает необходимее всего.
Таким образом, через весь роман
«Доктор Живаго» проходят три женских
образа, связанных с фигурой главного
героя – Юрия Живаго. Тоня, Лара, Марина…
Такие разные, но сумевшие, каждая по-своему,
поддержать героя, подарить ему свою любовь,
стать его спутницей на определенном этапе
жизни.