Автор работы: Пользователь скрыл имя, 27 Января 2013 в 04:39, сочинение
Свою идею о том, что любовь – это всегда и непременно – вначале громада, глыба, лавина страстей, обрушивающихся на человека, а потом – так же неизбежно – расставание, разрыв, - Цветаева воплотила в «Поэме Горы» и «Поэме Конца».
«Поэма Конца» — вторая «пражская» поэма Цветаевой, посвящённая К.Б. Родзевичу. Ей предшествовала «Поэма Горы». Между этими поэмами имеется несомненная внутренняя связь.
Свою идею о
том, что любовь – это всегда и
непременно – вначале громада, глыба,
лавина страстей, обрушивающихся на человека,
а потом – так же неизбежно
– расставание, разрыв, - Цветаева воплотила
в «Поэме Горы» и «Поэме Конца».
«Поэма Конца» — вторая «пражская» поэма
Цветаевой, посвящённая К.Б. Родзевичу.
Ей предшествовала «Поэма Горы». Между
этими поэмами имеется несомненная внутренняя
связь.
В тетради Цветаевой есть
запись: «Теперь — Поэму Расставания.
И тут же план:
1. Встреча у фонаря.
2. Кафе. Окно в пустоту.
3. Путь набережной... Мост (в бесконечность).
4. Последние улицы.
5. Другой фонарь.
6. Гора (изгородь).
7. Последний жест».
Весь крестный путь —
этапами, расставание становится не только
темой, но и структурой.
Ключевое слово содержится уже в названии поэмы. Первоначально Марина Цветаева хотела назвать поэму «Поэмой Расставания», «Поэмой Последнего Раза». Почему в окончательном варианте всё-таки «Поэма Конца»? В названии кроется определённая недосказанность: это может быть конец любви, конец жизни, конец света. Слово «конец» звучит глобально. Это понятие в силу своей многозначности, заключённого в нём метафорического смысла и становится предметом художественного постижения в цветаевской поэме.
Первая глава — своеобразный камертон, задающий тональность поэмы. Здесь несколько раз повторяется слово «преувеличенно»: «Преувеличенно-плавен Шляпы взлёт», «Преувеличенно- низок Был поклон», «Преувеличенно-нуден Взвыл гудок». Преувеличенность как фальшь, как диссонанс в поведении любимого человека распространяется на окружающий мир и болез ненно воспринимается лирической героиней. Отсюда — особый драматизм, с самого начала характеризующий развитие сюжета поэмы — «напряжённое переживание какой-то дисгармонии». Но затем совершается метаморфоза, и смысл ключевого слова парадоксально переворачивается:
(Преувеличенность жизни
В смертный час)
То, что вчера — по пояс,
Вдруг — до звёзд (Преувеличенно, то есть
Во весь рост)
Здесь уже «преувеличенность» понимается как предельное напряжение сил, наивысший накал чувств, гипертрофированная острота восприятия, связанная с ощущением «конца». «Преувеличенность чувств» определяет эмоциональный тон поэмы.
Мотив «конца» является в поэме центральным и структурообразующим. «Конец» — это некий предел, и цветаевскую поэтику можно охарактеризовать как поэтику предельности.
В поэме ощущение конца присутствует постоянно: «дальше некуда», «дням конец». Значение предельности имеет постоянно повторяющееся в поэме определение «последний»:
«последний гвоздь», «последняя набережная», «последний мост», «последняя мостовина», «в последний раз», «последнею кровью», «последний фонарь», «последнейшая из просьб».
Поэтика предельности предполагает определённую систему поэтических средств: преобладание гипербол , большое количество антитез, которые подчёркивают остроту конфликта, «рваный» синтаксис, передающий эмоциональный накал.
Большую роль в поэме играют
звуковые и словообразовательные гиперболы,
очень много эпитетов-
Движение к «концу» — главный пространственный вектор поэмы. Таким образом, внешний сюжет становится проекцией внутреннего, психологического сюжета — сюжета переживания «конца». Не случайно не семантика смерти, а семантика длящихся мучений, мотив мучительного ожидания смерти определяет образный фон сюжета.
Значительное место в сюжете поэмы занимает противопоставление обыденного и поэтического, «преувеличенного» сознания. Поэтому диалог у Цветаевой строится особым образом: со столкновением, спором двух сознаний связана система антитез и звуковых оппозиций, реплики лирической героини напоминают исправление речевых ошибок героя.
Несоответствие между драматическим объяснением героев и окружающей обстановкой (фоном) нарастает в пятой главе, где возникает образ жующего кафе. Мир безучастен к душевной драме, в этом мире обывателей такая драма и невозможна, любовь опошлена и заземлена.
(Я, без звука: Любовь — это значит лук Натянутый — лук: разлука)
Это одна из ключевых звуковых метаморфоз в поэме. Здесь смысловые ассоциации: любовь как натянутый лук, готовый лопнуть — разлучиться, с натянутой до предела тетивой, которая в любой момент может разорваться, — скреплены звуковыми сближениями. Звуковая метафора создаётся не только путём звукового повтора: [л’у], [лу], [лу], но и путём столкновения этимологически родственных слов: «лук — разлука». Истинная любовь, по Цветаевой, — это миг духовной близости, всегда грозящий из-за непомерности чувств разрывом.
По мысли лирической героини, только смерть ещё может объединить любящих:
— Уедем. — А я: умрём, Надеялась. Это проще!
Сталкиваются два глагола: «уедем» и «умрём»
с общей морфемой, объединённые семантикой
ухода. Но уход (выход), предложенный героем
— это компромисс. «Умрём» лирической
героини — это отрицание всяческих компромиссов,
поэтому она первой предлагает расстаться.
Это один из самых драматических
моментов в поэме, когда человек делает
выбор, решается на действие и берёт на
себя ответственность за своё решение.
Итак, драматический конфликт находит
выражение в диалогичности, которая
проявляется на разных уровнях — внутреннем
и внешнем и становится универсальным
принципом поэтики. Разрыв становится
единственным способом разрешения конфликта
между героями.
«Поэма Горы» и «Поэма Конца» самой Цветаевой противопоставлены как мужское и женское: «Гора — мужской лик, с первого горяча, сразу высшую ноту, а «Поэма Конца» уже разразившееся женское горе, грянувшие слёзы». В «Поэме Конца» межличностный конфликт осложняется внутренним конфликтом: мужское начало в героине (твёрдость, гордость, волевое решение) вступает в конфликт с ее женской природой (чувственностью, нежностью, телесной, физической привязанностью). Поэтому и стратегия преодоления боли в «Поэме Конца» иная: в «Поэме Горы» — отомстить за любовь, в «Поэме Конца» — вернуть и отстоять любовь, пережить пик любовного чувства в момент разрыва.
В систему пространственных образов «конца» включается набережная. Набережная — пограничное пространство между жизнью и смертью. Здесь лирическая героиня стиснута смертью с обеих сторон: с одной стороны, возможность смерти физической (река — «всеутолительница жажд») и психологическое ощущение смерти — смерти любви, с другой. Но здесь происходит первый шаг на пути к сближению с героем: лирическая героиня просит возлюбленного взять её за руку.
Набережная заканчивается мостом. Мост как промежуточное состояние между жизнью и смертью тоже является «предельным» пространством. Уже в первой строфе трижды повторяется эпитет «последний». Затем появляется мотив тени, который тесно связан с мотивом смерти.
По контрасту с воспоминаниями о счастливом прошлом любящих в 10 главе возникает ощущение абсурдности происходящего:
Что
мы делаем? — расстаёмся. Ничего мне
не говорит
Сверхбессмысленнейшее слово: Рас-стаёмся.
— Одна из ста?
Просто слово в четыре слога. За которыми
пустота.
Здесь разрыв слова
на части доводит его до предельного
абсурда.
«На- меренно ложное
членение, представленное сочетанием
одна из ста как попыткой интерпретации
буквенного состава приставки и корня,
написанных по старой орфографии (рас-стаёмся:
раз = один, ста = 100) подчёркивает цветаевскую
идею нечленимости, невнятности этого
слова, а значит его бессмысленности».
Именно бессмысленность слова определяет бессмысленность действия, им обозначаемого:
Расставание — по-каковски? Даже смысла такого нет,
Даже звука! Ну, просто полый
Шум — пилы, например сквозь сон.
Победа путём отказа - характерная стратегия в творчестве Цветаевой.
В чём заключается духовная победа лирической героини? Поединок с роком можно выиграть, только противопоставив ходу судьбы свой собственный сценарий с иной версией тех же событий. Тривиальная ситуация разрыва между мужчиной и женщиной из-за взаимного непонимания превращается в трагическое расставание любимых и любящих. Лирическая героиня через свою немую исповедь открывает любимому их телесную неотторжимость, заражает его своей болью и счастливыми воспоминаньями о совместном прошлом.
Герой, которого доселе не касалась трагическая сторона любви, теперь страдает так же сильно, как героиня. Совместный плач — последняя высшая близость, которая останется с героями навечно:
Союз Сей более тесен, Чем влечься и лечь.
Самой Песней Песен
Уступлена речь
Нам, птицам безвестным, Челом Соломон
Бьёт, ибо совместный
Плач — больше, чем сон.
Духовная трагедия разрешается катарсисом. В отличие от классической трагедии, катарсис переживает не только зритель (читатель), его совместно испытывают герои поэмы. И в этот момент наивысшей, уже запредельной близости они расстаются.
Мотив «конца» не только организует психологический сюжет поэмы. Им обусловлен весь ассоциативный строй произведения: библейские и мифологические ассоциации в поэме (столб - крест, крестный путь, распятие, Голгофа) связаны с мотивом предела. Они переводят конфликт поэмы в систему координат Вечности.
В поэмах Цветаевой первой половины 20-х годов сталкиваются две вселенные: вселенная души и жизнь, в которой «ничего нельзя». Это противостояние находит выражение в романтических оппозициях: любовь-жизнь, верх-низ, а также в многочисленных звуковых антитезах, столкновениях, диссонансах.