Отношения создателя словаря В.И. Даля и А.С. Пушкина

В. И. Даль и Пушкин

  Есть красивая легенда о том, что именно в день смерти Александра Сергеевича Пушкина «будущий словарь Даля пополнился еще одним словом, толкование которого он записал тут же, в квартире Пушкина, на отдельном листке бумаги: «Бессмертие – непричастность смерти,  свойство неумирающего,  вечно сущего, живущего; жизнь духовная, бесконечная, независимая от плоти. Всегдашняя или продолжительная память о человеке на земле, по заслугам или делам его.  
  Незабвенный, вечнопамятный» .

Даль Владимир Иванович –  собиратель и хранитель народного  языка. Пушкин Александр Сергеевич  – создатель современного литературного языка. Выдающиеся представители девятнадцатого века были крепко связаны узами дружбы и общим представлением о значении великого русского языка, заботе о нем. Поводом к сближению двух детей Родины послужило издание «Русские сказки из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый», написанное Далем. Их знакомство должно было состояться благодаря знакомству через Жуковского, но Владимир Иванович перенес этот момент. Он пришел к Пушкину со своим сборником «Сказок...»: лично представиться и подарить свою рукопись. Александр Сергеевич обрадовался такому подарку и подарил Владимиру Ивановичу рукописный вариант своей новой сказки «О попе и работнике его Балде» с автографом: «Твоя отъ твоихъ! Сказочнику казаку Луганскому, сказочникъ Александръ Пушкинъ». Пушкин открывал книгу то с начала, то с конца, то с середины (как придется) и радостно посмеивался. Читал его сказки, восхищался пословицами и поговорками, катал на языке причудливо сложенные Далем слова и время от времени приговаривал: «Что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей!».  Пушкин расспрашивал Даля о его работе и очень заинтересовался его собирательством разговорных слов. «Так сделайте словарь! – восклицал тогда Пушкин. - Позарез нужен словарь живого разговорного языка! Да вы

уже сделали треть словаря! Не бросать же теперь ваши запасы!». По его наставлению он и принялся за создание своего знаменитого Словаря. Отсюда и берет начало их крепкая, хоть и непродолжительная из-за смерти Александра Сергеевича, дружба.

  Когда ранней  осенью 1883 Пушкин приехал в далекую Оренбургскую губернию для обследования изучения исторических мест восстания Емельяна Пугачева,  они встретились снова. Даль как раз переводится в Оренбург чиновником особых поручений при военном губернаторе В.А. Перовском.  В воспоминаниях самого Владимира Ивановича Даля: «Пушкин прибыл нежданный и нечаянный и остановился в загородном доме у военного губернатора В. Ал. Перовского, а на другой день перевёз я его оттуда, ездил с ним в историческую Берлинскую станицу, толковал, сколько слышал и знал местность, обстоятельства осады Оренбурга Пугачёвым; указывал на Георгиевскую колокольню в предместии, куда Пугач поднял было пушку, чтобы обстреливать город, — на остатки земляных работ между Орских и Сакмарских ворот, приписываемых преданием Пугачёву, на зауральскую рощу, откуда вор пытался ворваться по льду в крепость, открытую с этой стороны; говорил о незадолго умершем здесь священнике, которого отец высек за то, что мальчик бегал на улицу собирать пятаки, коими Пугач сделал несколько выстрелов в город вместо картечи, — о так называемом секретаре Пугачёва Сычугове, в то время ещё живом, и о бердинских старухах, которые помнят ещё «золотые» палаты Пугача, то есть обитую медною латунью избу. Пушкин слушал всё это — извините, если не умею иначе выразиться, — с большим жаром и хохотал от души следующему анекдоту: Пугач, ворвавшись в Берды, где испуганный народ собрался в церкви и на паперти, вошёл также в церковь. Народ расступился в страхе, кланялся, падал ниц. Приняв важный вид, Пугач прошёл прямо в алтарь, сел на церковный престол и сказал вслух: «Как я давно не сидел на престоле!» В мужицком невежестве своём он воображал, что престол церковный есть царское седалище. Пушкин назвал его за это свиньёй и много хохотал…». Даль для Пушкина был живым лексиконом. Он не только показывал ему места восстания, но и помогал встречаться, знакомиться,  вести и налаживать  беседы с определенными, нужными Александру Сергеевичу людьми для задуманной им «Истории Пугачева», которую цензура заставила переименовать в «Историю пугачёвского бунта». Жители того края, репрессированные за поддержку Пугачева, опасались каждого неизвестного им человека. К тому же большинство из них были старообрядцами, и Александра Сергеевича они первоначально за длинные ногти на руках приняли за антихриста.  А Даль за время службы уже успел войти в доверие местного населения. Без Владимира Ивановича Пушкин не справился бы. А потом, приехав домой с полученными от первоисточников знаниями, коих нельзя было найти ни в одном архиве, Пушкин быстро написал «Историю Пугачева». Благодарный за помощь, он в 1835 году выслал в Оренбург три подарочных экземпляра книги: губернатору Перовскому, капитану Артюхову, который организовал поэту отличную охоту, потешал охотничьими байками, угощал домашним пивом и парил в своей бане, считавшейся лучшей в городе и Владимиру Ивановичу Далю за непосильный вклад в его просвещение. Да и сам Даль узнал тогда много новых песен, пословиц, поговорок, слов для своего Словаря.

  Даль продолжал служить чиновником особых поручений Оренбургского военного губернатора, а все свое свободное время посвящал литературе. В то время он писал много и удачно – его произведения с удовольствием читали как в Петербурге, так и в Москве. Кроме литературных знаний Владимир Иванович продолжал изучать великий и могучий русский язык, постоянно пополняя «Словарь живого великорусского языка». Их дружба с Пушкиным  и не думала обрываться. Даль выступал на стороне Пушкина при создании им «Современника», отстаивая передовое художественно-эстетическое направление журнала. «Чувство, питаемое всеми нами, должно воспламенять каждого из нас к благородному соревнованию на поприще полезного и изящного», – писал Даль в одной из своих статей для «Современника». И когда в начале 1836 года Пушкин получил разрешение «издать четыре тома статей чисто литературных» - это и будет «Современник», - Даль отозвался радостно:

Дошли, наконец, благородные  слухи

До степеней, которые глухи и сухи...

Позже, через 2-3 года В.И.Даль с трепетным вниманием прочтет  созданные Пушкиным «Историю Пугачева» и «Капитанскую дочку», где, разумеется, узнает и знакомые места, и общих знакомых.

  В 1836 году губернатор Перовский был возведен в сенаторы и перебрался в столицу. С собой он взял и Даля, определив его, как «надежного человека», к своему брату Льву Перовскому - министру внутренних дел, у которого Владимир Иванович занял пост начальника министерской канцелярии, то есть стал правой рукой министра.

Пушкин радостно приветствовал  возвращение друга, не раз наведывался к нему, все интересовался, как же проходит написание далевского Словаря. Об одной из их встреч известно достоверно. За несколько дней до дуэли Пушкин услышал от Даля, что шкурка, которую ежегодно сбрасывает с себя змея, называется по-русски «выползина». Ему понравилось это слово, и великий поэт среди шуток с грустью сказал Далю: «Да, вот мы пишем, зовемся тоже писателями, а половины русских слов не знаем!»... На другой день Пушкин пришел к Далю в новом сюртуке. «Какова выползина! - произнес он, смеясь своим веселым, звонким, искренним смехом. - Ну, из этой выползины я не скоро выползу. В этой выползине я такое напишу...».

  А через время после  этой встречи Владимир Иванович  узнал, что Пушкин смертельно  ранен на дуэли с Дантесом. Его встретил Башуцкий и с порога наградил такой печальной вестью. Даль сразу бросился к его дому на набережной Мойки, где уже собралась толпа людей в передней и в зале. Там он и провел последние сорок восемь часов с великим поэтом и дорогим другом. Даль старался исправить медицинскую ошибку, вернуть Александру Сергеевичу жизненные силы и надежду на выздоровление. Но было уже поздно: великосветские лекари в первый же день ранения значительно надломили душевные и физические силы поэта, что Даль был бессилен. Пушкин тогда радостно приветствовал друга и, взяв его за руку, умоляюще спросил: «Скажи мне правду, скоро ли я умру?» И Даль отвечал ему: «Мы за тебя надеемся, право, надеемся, не отчаивайся и ты». Пушкин благодарно пожал ему руку и сказал облегченно: «Ну, спасибо». Он зримо взбодрился и даже попросил морошки, а Наталья Николаевна ликующе возгласила: «Он будет жив! Вот увидите, он будет жив, он не умрет!».  К сожалению, она была неправа. Но Александр Сергеевич заставил всех сдружиться со смертью, с мыслью неизбежной потери. Плетнев тогда говорил: «Глядя на Пушкина, я в первый раз не боюсь смерти». Великий поэт за эти двое суток то оживал, давая веру, то снова угасал, задувая ее, но Александр Иванович Тургенев, очень близкий Пушкину человек, тут же в соседней комнате писал: «Друг его и доктор Даль облегчал последние минуты его». Надежды не было. Даль не отходил от умирающего друга до последнего его вздоха. Все другие врачи под разными предлогами вышли из комнаты, оставив поэта умирать на руках друга.

К сожалению, некоторые пушкинисты до сих пор не считают Даля другом Пушкина. Называют его просто знакомым поэта. Но такая оценка идет вопреки событиям последних дней Александра Сергеевича.

Если бы Даль был лишь "простым знакомым" поэта, то почему именно он оказался его самым доверенным врачом?

Почему именно Владимир Даль, а не домашний доктор Пушкиных, закрыл глаза почившему великому русскому поэту?

Почему некролог о смерти поэта составил не придворный лейб-медик  Николай Арендт, приглашенный к умирающему Пушкину, и не домашний врач Спасский, а Даль?

Почему умирающий Александр  Сергеевич передал свой золотой  перстень-талисман с изумрудом не кому-либо из родных, а Далю со словами: «Даль, возьми на память»? А когда Владимир Иванович отрицательно покачал головой, Пушкин настойчиво повторил: «Бери, друг, мне уж больше не писать». Впоследствии по поводу этого пушкинского подарка Даль писал поэту В.Одоевскому: «Как гляну на этот перстень, хочется приняться за что-либо порядочное».

И почему пушкинский сюртук-выползину, в котором Пушкин незадолго до смерти являлся к Далю, в котором он был ранен пулей убийцы, супруга поэта Наталья Николаевна передала именно ему, Казаку Луганскому? 

  Владимир Иванович  Даль не был Александру Сергеевичу  Пушкину просто знакомым. Они  были крепкими друзьями, объединенными  не только сюртуками и перстнями.  Их любовь и уважение к русскому  языку, любовь и уважение  друг  к другу затронуло немало сердец. И пусть Даль в конце медицинской  записки о последних часах  жизни Пушкина и написал, что  «Жизнь угасла», их дружба продолжала  существовать. Она оставила глубокий  отпечаток  в русской литературе.  Память об этих выдающихся  гениях, их единение душ будет  жить в глубинах русской могучей  истории вечно.