Основные списки повести временных лет. Характеристика Лаврентьевского списка

             Киево-Печерский монах, игумен  одного из нижегородских монастырей, Дионисий в 1374 г. был поставлен  епископом восстановленной в Суздальско-Нижегородском княжестве епископии, ведавшей тремя главными городами княжества — Суздалем, Нижним-Новгородом и Городцом. В 1377 г. Дионисий добился учреждения в Суздальско-Нижегородском княжестве вместо епископии — архиепископии, т. е. сделал суздальскую церковь независимой от московского митрополита. Для обоснования своих претензий на эту независимость Дионисий и задумал составление летописного свода, поручив это дело монаху Лаврентию. Из того же замысла Дионисия объясняется и весь труд Лаврентия над литературным портретом самого Юрия.

            Право на выделение в автономную  от митрополита архиепископию  Византия признавала за областями  и землями с известным историческим  и культурным престижем, в том  смысле, как этот престиж тогда понимался: прочности светской власти должна была соответствовать прочность и давность христианского культа, внешним подтверждением чему лучше всего могли служить, в глазах Византии, частные культы местных святых. В поисках такого престижа для своей Суздальско-Нижегородской земли, — перед попыткой превратить ее в архиепископию, — Дионисий и должен был обратить особое внимание на ктитора главных монастырей и храмов в этой земле, строителя одного из ее городов и первого из князей, владевших всеми тремя городами сразу. Недаром в приданных Лаврентием князю Юрию чертах так много того, что могло импонировать как раз грекам: в качестве династа суздальско-нижегородских князей он им выставлен как второй Мономах, родственник византийских василивсов; в своих политических неудачах он не только оправдан как мученик, вроде св. Бориса и Глеба, но и наделен одной специфической добродетелью, у тех отсутствовавшей: преданностью епископу больше, нежели жене и детям; а это не что иное, как заимствование из поучений патриарха Луки Хрисоверга Андрею Боголюбскому в той к нему грамоте (1160), которой постоянно пользовались потом на Руси в качестве нормы княжеско-епископских отношений. Наконец, Лаврентием был придан Юрию агиографический оттенок, с прямым даже упоминанием о мощах Юрия.

          Составление Лаврентьевской летописи неразрывно, как видим, связано с учреждением на Руси по инициативе Дионисия второго архиепископства. И так как осуществлению проекта в 1382 г., несомненно, предшествовал сравнительно очень долгий период его обдумывания и всесторонней подготовки, то и есть основания признать одним из актов этой подготовки составление Лаврентьевской летописи. Если, действительно, как можно думать, уже предшественник патриарха Нила, патриарх Макарий, ведя с Дионисием переговоры между 1378 и 1379 гг., звал его уже тогда в Византию, то к сборам его туда как раз в указанный срок, в 1377 г. и могло быть приурочено спешное изготовление Летописца, который мог в переговорах с патриархом понадобиться как документ. А так как поездка Дионисия состоялась не в тот момент, а два года спустя, когда спешно изготовленный список мог быть и перебелен и дополнен, то наша Лаврентьевская летопись и осталась дома.

            Чем, однако, кончилась связанная  с нею попытка этого смелого  печерянина повернуть складывавшееся тогда общерусское государство с московской дороги на нижегородскую?

             Роль Москвы могла быть не  ясна современникам лишь до 1380 г. Год Куликовской победы должен  был многое прояснить. Вернувшись  из дипломатической своей поездки только через два года, Дионисий не мог сразу же не оценить в полной мере то, что в его отсутствии произошло. Этим, должно быть, и объясняется явный перелом в его политический ориентации, начиная с 1383 г.: он опять едет в Константинополь, но уже не по делам суздальской архиепископии, а «о управлении митрополии русскыа». На этот раз поставленный в митрополиты сам, Дионисий на обратном пути в Киеве попадает в плен к Владимиру Ольгердовичу и умирает в 1384 г. в «нятии», по словам летописи, т. е. в заключении, пережив только на год Дмитрия Константиновича суздальского. Созданное им архиепископство заглохло само собой, по мере политического распада Суздальско-Нижегородского княжества. В тот же год, когда одного из сопротивлявшихся еще суздальских князей, «отчичей», московские воеводы ловили по «татарским местам» и дебрям, в Суздале случайно найдены были замурованными в стене вывезенные Дионисием в 1382 г. из Царьграда «Страсти господни» — серебряный кивот с изображениями нескольких праздников и надписью, кое в чем напоминающей заключительную приписку Лаврентия. «Божественные страсти, — говорится в надписи, — перенесены изо Царяграда смиренным архиепископом Дионисьем в святую архиепископью в Суздаль, в Новгород, в Городец... при святом патриарсе Ниле, при великом князи Дмитрии Константиновиче». Тот же, что у Лаврентия, перечень городов в титуле Дионисия, то же наименование князя Дмитрия Константиновича «великим», как будто Москва и не существует. Находку с торжеством как трофей перенесли в Москву.[9] Сходная участь ожидала Летописец Лаврентия: тоже предназначенный, по замыслу своих составителей, оспаривать у Москвы ее ³

первенство, он послужил, однако, едва ли не для укрепления собственной  московской летописной

традиции: по крайней мере, москвичи быстро переняли, что в нем было нового в чисто литературном отношении. Подобно агиографической переработке статьи 1239 г. суздальцем Лаврентием, свои агиографические к ней дополнения из жития своего московского княжеского патрона, Александра Невского, делает и составитель одного из московских сводов. В виде своеобразного сборника собственных княжеских житий начинает тогда же строить свое летописание Тверь. Смоленский справщик Авраамка подражает Лаврентию в послесловии. Наконец, Лаврентьевская летопись вся целиком как источник привлекается составителями больших общерусских сводов Фотия и его продолжателей.

            Лаврентьевская летопись является  ценнейшим памятником древнерусского  летописания и культуры. Последним  и наиболее качественным изданием  ее текста является публикация 1926—1928 гг.[10], выполненная под редакцией акад. Е. Ф. Карского. Труд этот давно уже стал библиографической редкостью, и даже фототипическое воспроизведение его, предпринятое в 1962 г. под наблюдением акад. М. Н. Тихомирова (тираж 1600 экз.), не могло удовлетворить потребностей историков, лингвистов, работников культуры и просто читателей, интересующихся русской историей. Переиздание I тома Полного собрания русских летописей, осуществленное издательством «Языки русской культуры», призвано восполнить указанный пробел.

         Рукопись  хранится в Российской национальной  библиотеке под шифром F. п. IV. 2. Пергаменный  кодекс, в малую «десть», на 173 листах, писан в основном двумя  писцами: первый писец переписал  лл. 1 об. — 40 об. (первые 8 строк), второй — лл. 40 об. (начиная с 9-й строки) — 173 об. Исключением являются только лл. 157, 161 и 167: они вставные, нарушают естественный порядок разлиновки и имеют в конце пробелы, что свидетельствует о неумении писца пропорционально распределить текст на площади листа. Текст на лл. 157—157 об., 167—167 об. переписал третий писец (впрочем, его почерк очень похож на почерк первого писца), а на лл. 161—161 об. — второй писец, но его продолжил (с конца 14-й строки оборота листа) третий писец. Первые 40 листов рукописи писаны в один столбец, последующие — в два столбца.

          Основной (второй) писец назвал себя в  приписке на лл. 172 об. — 173: это  был монах Лаврентий, переписавший  летопись в 1377 г. для суздальско-нижегородского  великого князя Дмитрия Константиновича, по благословению Суздальского епископа Дионисия. По имени писца летопись и получила в научной литературе название Лаврентьевской.

             В настоящее время в рукописи  Лаврентьевской летописи обнаруживаются  пропуски: между лл. 9 и 10 отсутствуют  6 листов с текстом 6406—6429 гг., после л. 169—5 листов с текстом 6771—6791 гг., после л. 170—1 лист со статьями 6796—6802 гг. О содержании утраченных листов можно судить по сходным с Лаврентьевской Радзивилов ской и Троицкой летописям.

            В литературе имеется и другое суждение — не о механическом, а о творческом характере работы Лаврентия и его помощников над летописью в 1377 г. Некоторые исследователи[11] предполагают, в частности, переработку в составе Лаврентьевской летописи рассказа о Батыевом нашествии на Русь. Однако, обращение к Троицкой летописи, независимо от Лаврентьевской передающей их общий источник, не подтверждает этого мнения: Троицкая в рассказе о событиях 1237—1239 гг. совпадает с Лаврентьевской. Более того, все специфические особенности рассказа о Батыевом нашествии в составе Лаврентьевской летописи (идейная направленность, литературные приемы составителя) органично вписываются в историко-культурный фон XIII в. и не могут быть выведены за пределы хронологических рамок этого столетия. Внимательное изучение особенностей текста повести о Батыевом нашествии на Русь в составе Лаврентьевской летописи приводит к выводу о создании ее в начале 80-х гг. XIII в.

              О судьбе самой рукописи Лаврентьевской  летописи известно немного. На  загрязненном л. 1 можно разобрать запись «Книга Рожесвенсково монастыря Володимерь скаго», которая не очень уверенно датируется концом XVI — началом XVII в. Но в XVIII в. рукопись оказалась в собрании Новгородского Софийского собора, где с нее в 1765 г. в Новгородской семинарии была сделана копия (хранится в БАН под шифром 34.2.32). В 1791 г. из Новгорода в числе прочих рукописей Лаврентьевская летопись была отправлена в Москву и попала к обер-прокурору Синода гр. А. И. Мусину-Пушкину. В 1793 г. А. И. Мусин-Пушкин издал по этой рукописи Поучение Владимира Мономаха, в начале же XIX столетия граф преподнес манускрипт в дар императору Александру I, который и передал его в Публичную библиотеку. Это произошло во всяком случае до 1806 г., так как 25 сентября 1806 г. директор библиотеки А. Н. Оленин подарил копию с Лаврентьевской летописи графу С. С. Уварову (копия хранится в БАН под шифром 32.11.10: подносная запись на л. 1 выполнена рукой А. Н. Оленина, сама рукопись переписана археографом А. И. Ермолаевым — при этом следует обратить внимание, что использована бумага с датами 1801 и 1802 гг.).

                   Запись о принадлежности рукописи  Лаврентьевской летописи Владимирскому  Рождественскому монастырю послужила  основанием для предположения,  что монах Лаврентий писал во Владимире и что труд его остался во владении Рождественского монастыря[12]. Между тем обнаруживаются явные следы нахождения Лаврентьевской летописи в XVII в. в нижегородском Печерском монастыре, где она была непосредственно использована при составлении особого Печерского летописца. Печерский летописец известен нам в двух списках: 1) РГБ, ф. 37 (собр. Т. Ф. Большакова), № 97, 70—80-е гг. XVII в.; 2) ГИМ, собр. Московского Успенского собора, № 92, кон. XVII в. Если учесть, что Дионисий до своего поставления в епископы был архимандритом именно Печер ского монастыря и что в этом монастыре летопись Лаврентия сохранялась вплоть до XVII в., можно с полным основанием предположить, что великокняжеский свод был переписан в 1377 г. в нижегородском Печерском монастыре местными монахами.⁴

 

 

Министерство  образования и науки Российской Федерации

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Оренбургский государственный педагогический университет»

 

                                          Факультет филологический

                                                              

 

 

 

Доклад по истории  русского литературного языка

 

ОСНОВНЫЕ СПИСКИ ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ.

ХАРАКТЕРИСТИКА  ЛАВРЕНТЬЕВСКОГО СПИСКА.

 

 

Специальность: 050100.62 Русский язык и литература

 

Форма обучения: очно-заочная

 

Выполнила студентка

Жанаева Бибигуль Аскаровна

2 курс, 202 группа

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Оренбург, 2014 г.

[1] Поппэ А. А. А.  Шахматов и спорные начала  русского летописания //Древняя  Русь. Вопросы медиевистики. 2008. №  3 (33). С. 76–85.

[2] Конявская Е. Л.  Проблема авторского самосознания  в летописи // Древняя Русь. Вопросы  медиевистики. 2000. № 2. С. 65–75.

[3] Изд.: Лаврентьевская  летопись, 2 изд., в. 1—3, Л., 1926—28.

 

 

[4] Комарович В. Л., Лаврентьевская  летопись, в кн.: История русской  литературы, т. 2, ч. 1, М. — Л., 1945; Насонов  А. Н., История русского летописания  XI — начала XVIII в., М., 1969, гл. 4.

[5] Обозрение русских  летописных сводов XIV—XVI вв. Л., 1938 г., стр. 9

[6] Летописание XIV века. Сборник статей по русской  истории, посв. С. Ф. Платонову, 1922. — Лаврентьевская летопись. Ученые  записки ЛГУ, № 32, серия исторических  наук, вып. 2, 1939.

[7]  «Литература Рязанского  княжества XIII—XIV вв.» гл.5, стр. 76.

[8] В. Л. Комарович.  Китежская легенда. Опыт изучения  местных легенд. Изд. Акад. Наук  СССР, 1936, стр. 107.

[9] Симеоновская летопись  под 6909 г.; надпись издана акад. А. С. Орловым в «Библиографии  русских надписей XI—XV вв.». Изд.  Акад. Наук СССР, 1936, стр. 81—82.

 

[10] Е. Ф. Карский  «Наблюдения в области синтаксиса  Лаврентьевского списка летописи».  Ленинград.,1929.

[11] В. Л. Комарович,  Г. М. Прохоров

[12] Насонов А. Н.  История русского летописания  XI — начала XVIII века. М., 1969, с. 168—178.