Автор работы: Пользователь скрыл имя, 10 Июня 2013 в 20:11, реферат
Несмотря на бурное развитие книгопечатания в эпоху Петра I основной круг чтения массового русского читателя составляли традиционные рукописные сборники повестей, или «гистории», как их стали называть в это время. И надо сказать, что процесс изготовления этих сборников в переходную эпоху очень интенсифицировался. По составу рукописных сборников повестей может быть реконструирован жанровый состав массовой русской беллетристики первой четверти XVIII в., в недрах которой сформировался тип безавторской гистории Петровской эпохи — и при очевидной своей зависимости от древнерусской повествовательной традиции (анонимность и рукописность — характерные признаки повестей Петровской эпохи, роднящие ее с древнерусской литературой), а также от западноевропейской модели жанра (типологический авантюрный сюжет), безавторские гистории, ориентированные на свою историческую современность и создаваемые людьми своей эпохи, отразили и новизну русского общественного быта в начале XVIII в., и новый тип сознания своих безымянных авторов.
МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
КИНО И ТЕЛЕВИДЕНИЯ»
КАФЕДРА ИСКУССТВОЗНАНИЯ
РЕФЕРАТ ПО ДИСЦИПЛИНЕ: ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
«Новый тип героя в «гисториях» первой трети XVIII века»
Выполнил:
Студент I курса ФТКиТ группы 217
Белик А.О.
Проверил:
Семенцов В.В.
Санкт-Петербург
2013
Несмотря на бурное развитие книгопечатания в эпоху Петра I основной круг чтения массового русского читателя составляли традиционные рукописные сборники повестей, или «гистории», как их стали называть в это время. И надо сказать, что процесс изготовления этих сборников в переходную эпоху очень интенсифицировался. По составу рукописных сборников повестей может быть реконструирован жанровый состав массовой русской беллетристики первой четверти XVIII в., в недрах которой сформировался тип безавторской гистории Петровской эпохи — и при очевидной своей зависимости от древнерусской повествовательной традиции (анонимность и рукописность — характерные признаки повестей Петровской эпохи, роднящие ее с древнерусской литературой), а также от западноевропейской модели жанра (типологический авантюрный сюжет), безавторские гистории, ориентированные на свою историческую современность и создаваемые людьми своей эпохи, отразили и новизну русского общественного быта в начале XVIII в., и новый тип сознания своих безымянных авторов.
Одним из наиболее типичных образцов жанра является «Гистория о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли». Композиционно произведение распадается на две неравные части: первая, более лаконичная, повествует о жизни молодого дворянина Василия Кориотского, пошедшего на государеву службу, а вторая, более пространная — о его невероятных приключениях в Европе. Первая часть имеет ярко выраженный бытоописательный характер; вторая, более условная, выстроена отчасти по образцу русских народных былин и разбойничьих сказок, отчасти же — по образцу западноевропейской любовно-авантюрной повести. Однако на фоне этой хорошо ощутимой повествовательной традиции становится еще очевиднее новизна реальных примет быта Петровской эпохи, зафиксированных в повести, а также новизна героя и принципов повествования.
Новшества начинаются буквально с зачина повести: «В Российских Европиях некоторый живяше дворянин…». Очевидно, что Россия могла быть названа «Российскими Европиями» не раньше, чем к исходу царствования Петра I, и только в «Российских Европиях» могла осуществиться та типичная биография молодого дворянина Петровской эпохи, начальный этап которой вполне традиционен — герой уходит из дому от “великой скудости”, но дальнейшие события непосредственно обусловлены новизной русского бытового уклада, потому что на службу Василий Кориотский поступает не куда-нибудь, а во флот. Флот — символ всего нового в русской жизни начала XVIII в., любимое детище Петра, самый удобный трамплин для карьеры, поскольку именно матросы и флотские офицеры чаще всего отправлялись за границу для получения образования.
В духе старых московских обычаев обрисовано почтительное отношение Василия к цесарю. Когда последний пригласил Василия сесть рядом с собой, то герой ответил ему: «Пожалуй, государь, великий царь меня недостойного остави, понеже я ваш раб и недостойно мне с вашею персоною сидеть, а достойно мне перед вашим величеством стоять». Впрочем, эти традиции холопского отношения к царю не были еще изжиты и в начале XVIII в., и Петру I немало приходилось с ними бороться.
Эти традиционные
черты в облике Василия не
являются основными. Отец
Причиной повсеместного уважения к российскому
матросу и его феерических достижений
становятся его личные достоинства —
ум, образованность и инициатива, те самые
качества, которые именно в Петровскую
эпоху начали позволять рядовым гражданам
выдвигаться на авансцену русской общественной
жизни. Новый критерий ценности человеческой
личности, выработанный Петровской эпохой,
со всей своей убедительностью воплощен
в личности и биографии Василия Кориотского.
Кроме реальной новизны русского общественного
быта в повести о российском матросе нашел
свое отражение и новый тип личности, порожденный
новым временем русской истории. Его новизна
более всего заметна, может быть, потому,
что проявляется она на фоне достаточно
хорошо ощутимых традиционных черт положительного
героя фольклорных жанров и древнерусской
повести. В качестве приказчика голландского
купца, торгующего в Европе с «великой
прибылью», Василий весьма напоминает
героя новгородских былин, предприимчивого
и удачливого «гостя» на разбойничьем
острове он — «удалой добрый молодец»,
герой разбойничьих фольклорных сказок.
С положительным героем древнерусской
повести российского матроса роднят такие
традиционные добродетели, как отцелюбие
(«чти отца своего»): «Государь мой батюшко!
Прошу у тебя родительского благословения»,
благочестие: «И как он, Василий, от великого
ужаса, лежа на острове, очнулся и взыде
на остров и велие благодарение воздав
Богу, что его Бог вынес на сухое место
живого» и чинопочитание: «Пожалуй, государь
великий царь, меня недостойного остави,
понеже я ваш раб, и недостойно мне с вашею
персоною сидеть, а достойно мне пред вашим
величеством стоять».
Эта живая преемственность образа нового
«героя времени» Петровской эпохи по отношению
к образцам положительных героев фольклора
и древнерусской повести подчеркивает
те свойства характера Василия, которые
могли сформироваться только в Петровскую
эпоху, с ее европеизированным бытом, ассамблеями,
раскрепощением женщины от замкнутой
домашней жизни и культом галантности
и «политеса», определившими новый тип
эмоциональной культуры и культуры любовных
отношений. Согласно идеалу Петровской
эпохи в отношении к прекрасной королевне
Ираклии Василий обрисован как «учтивый
кавалер». Европейская культура любовного
чувства, которое проявляет себя в коленопреклонении,
игре на арфе, стихотворном воспевании
прекрасной дамы и утонченной любезности
взаимоотношений, нашла свое воплощение
в повествовании о взаимной любви российского
матроса и прекрасной королевны.
Эта новая эмоциональная
культура проявлена в Василии настолько
ярко, что Ираклия сразу видит в нем воспитанного,
учтивого, благородного и утонченного
человека — совокупность признаков нового
идеала, обозначавшаяся в Петровскую эпоху
понятием
Достоверная типичность
психологического склада нового человека,
придает новый смысл традиционно-условному,
сказочно-авантюрному повествованию о
невероятных успехах российского матроса
в Европе. В любое другое время русской
истории общая схема жизненного пути Василия
от «великой скудости» до женитьбы на
флоренской королевне и царствование
во Флоренции могла быть воспринята только
как вариация на распространенный сказочный
сюжет. В Петровскую эпоху такая сказка
имела совершенно реальную возможность
сделаться былью. Всем хорошо была памятна
судьба посадского сына Алексашки Меншикова,
который начал свой жизненный путь, торгуя
подовыми пирогами, а при Петре I стал вторым
по силе и влиянию человеком в государстве.
И если российский император Петр I мог
жениться на прекрасной мариенбургской
пленнице Марте Скавронской, которая после
его смерти царствовала под именем Екатерины
I, то почему бы королевне Ираклии Флоренской
земли не выйти замуж за российского матроса
и не принести ему в приданое королевский
престол Флоренции? В этом ощущении неограниченных
социальных возможностей умного, образованного,
нравственного и инициативного человека
тоже живет реальный дух Петровской эпохи.
Но, пожалуй, самое главное, чем историческая
эпоха первого тридцатилетия XVIII в. определила
поэтику возникшей в это время безавторской
гистории и чем ярче всего характеризуется
принадлежность этого жанра к новой литературе,
является доминантное положение категории
героя в системе эстетических категорий
повествования. И сюжет, и композиция,
и стилистика повести определены центральным
положением характера, задачей его максимально
полного раскрытия. Все сюжетные эпизоды
повести — служба во флоте и пребывание
у голландского купца, жизнь на разбойничьем
острове и пребывание при австрийском
дворе, чудесное избавление от козней
Флоренского адмирала, служба в работниках
у бедной старушки в богадельне и, наконец,
женитьба на Ираклии и царствование во
Флоренции — выстроены по принципу контраста,
перепада жизненных ситуаций от счастья
к несчастью, от бедности к благополучию,
в которых лучше всего могут проявиться
личные достоинства и свойства характера.
Причем между собой эти эпизоды соединяются
кумулятивно, по типу простого последовательного
нанизывания типологических авантюрно-сказочных
и бытовых положений. В каждом из них есть
свой второстепенный персонаж, соотнесенный
с образом Василия по принципу аналогии
или контраста: отец Василия в зачине повести,
голландский купец, разбойники, цесарь,
Флоренский адмирал, бедная старушка и
Флоренский король — все эти персонажи
строго замкнуты рамками своего сюжетного
эпизода и появляются в повести (за исключением
Ираклии) по одному разу с единственной
целью: раскрыть новую черту в духовном
облике центрального героя, который является
единственным объединяющим началом этого
пестрого и разнообразного повествования.
Это центральное, первопричинное положение
категории героя, которая обусловливает
и сюжет, и композицию, и стиль повести,
является одним из наиболее ярких показателей
нового культурно-исторического мировоззрения,
принесенного в русский быт западническими
реформами Петровской эпохи. Пусть “гистория”
пока что остается анонимной и рукописной
в традициях древнерусской культуры, образ
ее героя и вся структура повествования
неоспоримо свидетельствуют о том, что
идеология персонализма, понимание ценности
индивидуальной личности уже стали достоянием
массового культурного сознания в те годы,
когда безымянный автор создавал свою
повесть.
«Гистория о российском матросе Василии
Кориотском...», стоящая в преддверии новой
русской литературы, обозначила собой
робкие и на первых порах трудно различимые
истоки одного из важнейших идеолого-эстетических
направлений развития русской литературы
не только XVIII, но и XIX в.: поиски эпохального
типа личности, стремление постигнуть
человека через его историческую эпоху,
а историю и суть исторической эпохи —
через формируемый ею тип личности. Говоря
высоким слогом — российский матрос Василий
Кориотский является первым «героем нашего
времени» в новой русской литературе.
Таким образом, безавторские гистории
Петровской эпохи лежат у истоков одной
из наиболее мощных жанровых традиций
русской литературы — традиции исторического
романа и романа о современности.
Список использованной литературы:
Информация о работе Новый тип героя в «гисториях» первой трети XVIII века