Родился Н.М. Карамзин в родовитой
дворянской семье в 1766 году под Симбирском.
В творческой биографии Николая
Михайловича четко прослеживаются
два периода: первый до 1803 года, когда
он выступал писателем, журналистом
и издателем; второй начинается в 1803
году, когда царский указ утвердил
его в должности историографа.
Он стал третьим по счету, вслед за
Г.Ф. Миллером и князем М.М. Щербатовым,
историографом России-так тогда именовали
историков. Семнадцатилетний поручик уходит
в отставку, и начинается быстрый взлет
писателя Карамзина. "Бедная Лиза"
стала настольной книгой многих грамотных
семей. В начале 90-х годов XVIII века к репутации
модного беллетриста прибавилась слава
талантливого писателя публициста. В 1789
году он побывал в Швейцарии, Германии,
Франции, Англии. Многое запало в душу
восприимчивого 23-летнего путешественника:
непохожие нравы и обычаи, архитектура
и городская жизнь, политический строй
и встречи с интересными людьми. Обогащенный
впечатлениями (Французскую же революцию
ему удалось наблюдать воочию), он, возвратившись
в Москву, два года печатает "Письма
русского путешественника" в издаваемом
им Московском журнале. Письма закрепили
автора в ряду литературных звезд первой
величины. Николай Михайлович стал желанным
гостем в салонах московских вельмож,
и те, по свидетельству современника, обходились
с тридцатилетним отставным поручиком
"почти как с равным". И вдруг совершилось
для многих нечто непонятное: известный
писатель, купавшийся в лучах славы, оставляет
литературу, издательскую деятельность,
светскую жизнь, обрекает себя на долгие
годы заточения в кабинете, чтобы погрузиться
в науку именуемую историей. Впрочем, неожиданным
это решение было для всех, только не для
Николая Михайловича. К нему он готовился
издавна. Чем бы он не занимался, его преследовала
мысль погрузиться в отечественную историю.
В 1790 году в "Письмах русского путешественника",
он изложил свое представление о русской
истории: "Говорят, что наша история
сама по себе менее занимательна: не думаю,
нужен только ум, вкус, талант. Можно выбрать,
одушевить, раскрасить; и читатель удивится,
как из Нестора, Никона и пр. могло выйти
нечто привлекательное, сильное, достойное
внимания не только русских, но и чужестранцев...
У нас был свой Карл Великий: Владимир;
свой Людовик XI: царь Иоан; свой Кромвель
: Годунов, и еще такой государь, которому
нигде не было подобных: Петр Великий".
Интерес Карамзина к истории проявился
и в написании исторических повестей-"Марфа
Посадница", "Наталья-борская дочь".
В 1800 году он признавался, что "По уши
влез в русскую историю; сплю и вижу Никона
с Нестором". В 1803 году, когда Николай
Михайлович принял для себя важное решение,
ему исполнилось 37 лет-возраст по тем временам
достаточно почтенный, когда трудно порывать
с прежним образом жизни, привязанностями,
наконец, материальным благополучием.
Правда, царский рескрипт, дающий Николаю
Михайловичу звание историографа и открывающий
перед ним архивы и бибилиотеки, одновременно
определил и пенсион в размере двух тысяч
рублей в год-сумма весьма скромная, далеко
не покрывающая его прежних доходов. И
еще одно обстоятельство: ремеслу историка
писателю пришлось обучаться уже в процессе
работы, самостоятельно постигая тонкости
исторического исследования. Все это дает
право называть поступок Карамзина подвижническим. Карамзин
поставил перед собой цели приступая
к "Истории государства Российского".
Первую он сформулировал так: "Мудрость
человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь
кратковременна. Должно знать, какие мятежные
страсти волновали гражданское общество
и какими системами благотворная власть
ума обуздывала их бурное стремление,
чтобы учредить порядок, согласить выгоды
людей и даровать им возможное на земле
счастье". Вторая цель изучения истории
смыкается с тем, что писал на этот счет
М.В. Ломоносов: "История дает государям
примеры правления, подданным-повиновения,
воинам-мужества, судьям-правосудия, младым-старых
разум, престарелым-сугубую твердость
в советах". Карамзин, как бы продолжая
и развивая сказанное, считал необходимым
знать историю простолюдинов. Чем же она
полезна рядовым жителям страны? Ответ
любопытен: простых граждан история, считал
Николай Михайлович, "мирит с несовершенством
видимого порядка вещей, как с обыкновенным
явлением во всех веках, утешает в государственных
бедствиях, свидетельствуя, что и прежде
бывали подобные, бывали еще ужаснейшие,
и государство не разрушилось". Николай
Михайлович был последним ученым, возлагавшим
на историю утилитарную задачу изучения
опыта прошедших веков. Карамзин ставил
перед историей и новое требование, оказавшееся
непосильным для большинства ученых и
предшествующего и нынешнего столетия.
Его можно назвать эстетическим. История
должна доставлять удовольствие, наслаждение,
она как бы воскрешает мертвых и их страсти.
"Мы их слышим, любим и ненавидим".
Именно поэтому он придавал такое исключительное
значение искусству изложения. Отсюда
особые требования к самому историку.
Друг Карамзина П.А. Вяземский так передает
рассуждение Карамзина на сей счет: "Таланты
и знание, острый, проницательный ум, живое
воображение все еще недостаточны".
В дополнение к перечисленным качествам
надобно, "чтобы душа могла возвыситься
до страсти к добру, могла питать в себе
святое, никакими сферами не ограниченное
желание всеобщего блага". Иными словами,
Николай Михайлович считал, что историк
должен владеть не только талантом, но
и быть человеком высокой нравственности.
Из-под пера лишь такого автора могут вылиться
строки, способные зажечь читателя. Без
преувеличения можно сказать, что сам
Карамзин принадлежал числу людей кристальной
нравственной чистоты, порядочности и
бескорыстия. Эти черты натуры Николая
Михайловича признавали не только его
друзья, но и враги. Он не воспользовался
дружбой с Александром I, чтобы исхлопотать
себе какие-либо блага, негодовал, когда
его награждали, ибо искренне, без рисовки,
считал, что "главное дело не получать,
а заслуживать". Итак, обоснованием
Карамзиным необходимости изучать историю
заимствовано им у историков XVIII века.
К этому же столетию восходит и его концепция
истории страны (ее на три четверти века
раньше формулировал В.Н. Татищев, а затем
в основных чертах повторил князь М.М.
Щербатов). Н.М. Карамзин впервые ее изложил
в публицистическом сочинении-"Записка
о древней и новой России",- поданном
Александру I в 1811 году с целью убедить
его воздержаться от проведения реформ
М.М. Сперанского. В первой части "Записки"
автор делает краткий обзор истории России-от
ее возникновения до царствования Павла
I включительно. Карамзин повторяет мысль
Татищева о том, что Россия процветала,
процветает и будет процветать лишь под
скипетром монарха: "Россия обосновалась
победами и единоначалием, гибла разновластия,
а спасалась мудрым самодержавием".
Карамзин подкрепил этот тезис сжатым
экскурсом в прошлое страны. Силой, сцементировавшей
единое государство из множества слабых
организмов, было единовластие. Русь, "рожденная,
возвеличенная единовластием, не уступала
в силе и в гражданском образовании первейшим
европейским державам". Утрата единовластия
в удельный период повлекла огромной важности
перемены: "Дотоле боялись россиян,-
начали презирать их". В удельный период
"народ утратил почтение к князьям,
а князья -любовь к народу"; "удивительно
ли, что варвары покорили наше отечество".
Вслед за М.М. Щербатовым Карамзин отмечал
два результата татаро-монгольского ига:
отрицательный - "Земля русская сделалась
жилищем рабов"; положительный -под
эгидой татаро-монгольского созревали
условия для освобождения от их ига и восстановления
единовластия. Оно восстановилось при
Иване III , когда государство приобрело
"независимость и величие". Подобно
князю Щербатову Николай Михайлович Карамзин
разделил долгое царствование Ивана IV
на два этапа, гранью между которыми стала
смерть царицы Анастасии. Исчезло начало,
сдерживавшее необузданный нрав царя,
и наступила мрачная пора зверств, жестокостей,
тиранического режима. В годы смуты, когда
было поколеблено самодержавие, погибала
и Россия. Отношение Карамзина к Петру
Великому и его реформам со временем существенно
изменилось. В "Письмах русского путешественника"
историк восторженно отзывался о пребразованиях
и преобразователе. Он, например, считал,
что для пути, пройденного Россией при
Петре за четверть столетия, без него понадобилось
бы шесть веков. Теперь же, два десятилетия
спустя, Карамзин пишет: "Мы стали гражданами
мира, но перестали быть в некоторых случаях
гражданами России. Виною Петр". В вину
царю-реформатору Николай Михайлович
ставил искоренение древних обычаев. Введенные
же Петром новшества коснулись лишь дворянства
и не затронули народную толщу. тем самым
царь воздвиг стену между дворянами и
остальным населением. Осуждал историк
деспотизм Петра, его жестокость, усердие
преображенского приказа, в застенках
которого гибли люди за бороду и русские
кафтаны. Отрицал Николай Михайлович и
разумность перенесения столицы государства
из Москвы в Петербург-в город, воздвигнутый
на болоте, в местности с плохим климатом,
"на слезах и трупах". Критической
оценке подверг Карамзин и все последующие
царствования. После Петра "пигмеи спорили
о наследстве великана". Говоря о монархах,
царствовавших вслед за Петром, историк
обязательно подчеркивал, обладали ли
они чертами правителей-тиранов. Анна
Иоановна, по его мнению, сделала много
хорошего в пользу дворян -отменила указ
об единонаследии, учредила Кадетский
корпус, ограничила срок службы в армии
25 годами, —но в ее царствование "воскресла
Тайная канцелярия, в ее стенах и на площадях
градских лились реки крови". О Елизавете
Петровне отзывался иронически: "женщина
праздная и сластолюбивая, усыпленная
негою". При Екатерине II самодержавие
смягчилось, исчезли страхи, навеянные
Тайной канцелярией. Императрица очистила
самодержавие от "от примесов тиранства".
Впрочем и у Екатерины II историк обнаружил
непривлекательные черты: она гналась
за внешним блеском (выражаясь современным
языком, -за "показухой") при ней "избиралось
не лучшее по состоянию вещей, но красивейшее
по формам". В страну широким потоком
хлынули чужеземцы, двор забыл русский
язык, расцветал разврат, непомерная роскошь
приводила к разорению дворян. Отношение
историка к Павлу I резко негативное и
прежде всего за пренебрежение к дворянам,
за унижение, которому он их подвергал.
Павел хотел быть Иваном IV, но после Екатерины
это было трудно. Царь "отнял стыд у
казны, у награды -прелесть". Он мечтал
построить себе неприступный дворец, а
соорудил гробницу. Обзор княжений и царствований
Карамзин завершил фразой, получившей
хрестоматийную известность. "Самодержавие
есть палладиум России; цельность ее необходима
для ее счастья; из сего не следует, чтобы
государь, единственный источник власти,
имел право унижать дворянство, столь
же древнее, как и Россия". Двух мнений
об исторической концепции Карамзина
и его общественно-политических воззрениях
быть не может. Он предстает защитником
самодержавия и порожденных им институтов,
прежде всего крепостнических порядков.
Однако это утверждение требует уточнений.
Первое. Не всякая монархия и не всякий
монарх заслуживают положительной оценки.
Карамзин-за монарха просвещенного, человеколюбивого,
высоконравственного, не попирающего
человеческое достоинство подданных. Николай
Михайлович - последовательный сторонник
эволюционного развития, он враждебно
относился к социальным потрясениям и
всякому насилию, даже если оно исходило
от монарха. Отсюда его осуждение действий
якобинцев во Франции и декабристов в
России. "Всякие насильственные потрясения
гибельны, и каждый бунтовщик готовит
себе эшафот",- так он откликнулся на
Французскую революцию. Просвещенный
барин, мягкий и сердобольный, он был сыном
своего века и придерживался традиционно-консервативных
взглядов на крепостное право; отмену
его он связывал с отдаленным будущим,
когда просвещение окажет на крестьян
благотворное влияние, и они получат свободу,
не подвергая существующий порядок вещей
сотрясениям. Отношение Карамзина к самодержавию
и крепостному праву определило оценку
советской историографией его творчества.
Карамзин значился во всех учебниках истории,
как фигура одиозная и реакционная. С ярлыком
реакционера путь Карамзину и его "Истории
государства Российского" к печатному
станку был закрыт. Созданные более полутора
веков назад исторические портреты и яркое
описание событий не утратили своего воздействия
на читателя и в наши дни, интерес к "Истории
государства Российского" не угас. Год
1816 в жизни Карамзина примечателен: историк
доставил в Петербург рукописи первых
восьми томов своего сочинения. Позади
13 лет упорного труда, работа продвигалась
не так быстро, как того хотел автор. он
много раз называл сроки ее завершения
и столько же раз их переносил. Каждый том
давался с большим трудом, что явствует
из его письма брату. Историк в 1806 году
мечтал довести свое сочинение до татаро-монгольского
нашествия и жаловался на недостаток сил:
"Жаль, что я не моложе десятью годами.
Едва ли Бог даст мне довершить мой труд;
так много еще впереди". 1808 год: "В
труде моем бреду шаг за шагом, и теперь,
описав ужасное нашествие татар, перешел...
на десятый век". 1809 год: "Теперь с
помощью Божьею, года через три или четыре
дойти до времени, когда воцарился у нас
знаменитый дом Романовых". 1811 год: "Старость
приближается и глаза тупеют. Худо, если
года в три не дойду до Романовых". Не
дошел не только в три, но и в пять лет-рукопись
восьмого тома заканчивалась 1560 годом.
И это несмотря на то, что неоценимую услугу
автору оказывал директор Московского
архива Министерства иностранных дел
Федор Алексеевича историка и великолепный
знаток древности. По заданию директора
сотрудники музея подбирали необходимые
Карамзину материалы, освобождая его от
черновой работы-кропотливой, изнурительной
и далеко не всегда успешной. Конечно, задача,
стоящая перед историком была огромна.
И тем не менее медленное течение работы
объяснялось и другими обстоятельствами:
отсутствием специальной подготовки,
восполнение которой требовало времени,
а еще-душевного спокойствия, так необходимого
любому художнику слова. Победа Наполеона
в 1807 году под Аустерлицем над русской
армией, нашествие армии "двунадесяти
языков" на Россию в 1812 году, пожар Москвы,
во время которого сгорела библиотека
Карамзина... Долг патриота позвал 46-летнего
Николая Михайловича в ряды ополченцев,
но, по его словам, "дело обошлось без
меча историографического". "История
государства Российского" должна была
печататься в Петербурге, историк вместе
с семьей переехал в северную столицу.
По велению царя для него в Царском селе
был отделан китайский домик, расположенный
в Царскосельском парке, на расходы по
публикации было отпущено 60 тысяч рублей.
Почти два года Николай Михайлович потратил
на чтение корректуры. "Читаю корректуру
до обморока"-писал он 12 марта 1817 года.
Она отнимала все рабочее время историка:
"Боюсь отвыкнуть от сочинения", —писал
он в одном из писем. Наконец, в феврале
1818 года восемь томов были готовы. Ожидание
приговора читателей, покупателей и почитателей
не было ни томительным, ни продолжительным.
Автор удостоился ошеломляющего успеха.
Пушкин писал: "Появление сей книги...
наделало много шума и произвело сильное
впечатление. 3000 экземпляров разошлись
в один месяц ( чего никак не ожидал и сам
Карамзин)". Посыпались отзывы, один
лестнее другого, и исходили они не от
безвестных читателей, а людей, представляющих
духовную элиту того времени. Михаил Михайлович
Сперанский: "История его есть монумент,
воздвигнутый в честь нашего века, нашей
словесности". Василий Андреевич Жуковский:
"... Я гляжу на историю нашего Ливия
(римского историка, автора "Римской
истории"), как на мое будущее: в ней
источник для меня и вдохновения и славы".
Даже декабрист Николай Иванович Тургенев,
которому, разумеется, не могла импонировать
направленность сочинения, восхвалявшая
самодержавие, не удержался от комплиментов:
"Чувствую неизъяснимую прелесть в
чтении... Что-то родное, любезное". Друг
Пушкина Александр Петрович Вяземский
:"Карамзин-наш Кутузов двенадцатого
года, он спас Россию от нашествия забвения,
воззвал ее к жизни, показал нам, что у
нас отечество есть, как многие о том узнали
в двенадцатом году". Интерес к "Истории
государства Российского" объяснялся
не только мастерски написанным текстом,
но и общей обстановкой в стране —разгром
наполеоновской армии и последовавшие
за ним события вызвали рост национального
самосознания, потребность осмыслить
свое прошлое, истоки могущества народа,
одержавшего победу над сильнейшей армией
в Европе. Были и критические отклики,
но они тонули в хоре похвал. Наиболее
серьезным критиком выступил глава школы
скептиков Михаил Трофимович Каченовский.
Он ставил под сомнение достоверность
источников, возникших в древности, и историю,
написанную на их основе, считал "баснословной".
Когда Иван Иванович Дмитриев посоветовал
дать отповедь критику, деликатный Николай
Михайлович ответил своему приятелю так:
"... критика его весьма поучительна
и добросовестна. Не имею духа бранить
тебя за твое негодование, но сам не хочу
сердиться". К Карамзину пришла вторая
слава, известнейший беллетрист и журналист,
он стал знаменитым историком. С 1818 года
он признанный историограф, кстати, единственный,
кого знает широкая публика. Успех воодушевил
автора но работа над последующими томами
продвигалась все так же медленно. Исследовательского
опыта прибавилось, но вместе с ним прибавились
и заботы, которых Карамзин не знал в Москве-дружба
с императором обязывала присутствовать
на семейных праздниках императорский
фамилии, раутах, маскарадах. "Я не придворный!
—с горечью писал историк Дмитриеву. -Историографу
естественнее умереть на гряде капустной,
им обработанной, нежели на пороге дворца,
где я не глупее, но и не умнее других. Мне
бывало очень тяжело, но теперь уже легче
от привычки". Восьмой том кончался 1560
годом, разорвав царствование Иоана IV
на две части. В девятом томе, которым открывалось
продолжение издания, Карамзин решил изложить
самые драматические события его царствования.
Отношение историка к правлению Иоана
IV после введения опричнины однозначно.
Его царствование он назвал "феатром
ужасов", а самого царя тираном, человеко
"ненасытным в убийствах и любострастии".
"Москва цепенела в страхе. Кровь лилась;
в темницах, в монастырях стенали жертвы,
но... тиранство еще созревало: настоящее
ужасало будущим", "Ничего не могло
обезоружить свирепого: ни смирение, ни
великодушие жертв..."Тиранию Грозного
автор уподобляет тяжелейшим испытаниям,
выпавшим россиянам в удельный период
и время татаро-монгольского ига: "Между
иными тяжкими опытами судьбы, сверх бедствий
удельной системы, сверх ига монголов,
Россия должна была испытать и грозу самодержца-мучителя:
устояла с любовью к самодержавию, ибо
верила, что Бог посылает и язву , и землетрясения,
и тиранов." Казалось бы, описывая тиранию
Грозного (а с такой обстоятельностью
это делалось впервые), Карамзин наносил
удар по самодержавию, которое он последовательно
защищал. Это кажущееся противоречие историк
снимает рассуждениями о необходимости
изучения прошлого, чтобы не повторять
его пороков в будущем: "Жизнь тирана
есть бедствие для человечества, но его
история всегда полезна для государей
и народов: вселять омерзение ко злу есть
вселять любовь к добродетели-и слава
времени, когда вооруженный истиною дееписатель,
может в правлении самодержавном выставить
на позор такого властелина, да не будет
уже впредь ему подобных". Успех девятого
тома был потрясающим. Современник отметил:
"В Петербурге оттого такая пустота,
что все углублены в царствование Иоанна
Грозного". Некоторые признавали его
лучшим творением историка. За девятым
томом при жизни автора было опубликовано
еще два. Последний, двенадцатый том, незаконченный,
подготовили к печати его друзья и издали
в 1829 году. Николай Михайлович скончался
22 мая 1826 года. Ему чуть-чуть не хватило
времени, чтобы довести "Историю"
до избрания Романовых - его труд заканчивался
1612 годом.
Список использованных источников
1) Андреев А.Р. История власти
в России/А.Р.Андреев – М., 1999.-302 с.
2) Ключевский В.О. Карамзин
Н.М.: Исторические портреты/В. О. Ключевский
Н.М Карамзин. - М.,1991.-315-400с.
3) Лотман Ю.М. Сотворение Карамзин/Ю.М
Лотман.- М.,1987.-336с.
4) Максимов Е. тайна архива
Карамзина/ Е. Максимов Слово.-1990.-N12.-24с.
5) Смирнов А. Как создавалась
"История государства Российского"/А.
Смирнов М.-1989.-N11,12, 1990.-N8
6) Соловьев С.М. Карамзин /С.
М. Соловьев Москва.-1988.-N8.-120-141с.