Мифотворчество Ульяма Блейка как первого представителя английского романтизма

 

 

 

3.2.Собственная мифология в «Пророческих книгах»

 

 

В творчестве Блейка возникает столь важная для всех его позднейших «пророческих книг» социально-утопическая тема золотого века человечества. В этом направлении устремлялась поэтическая фантазия Блейка. Мажорно звучащая утопическая тема золотого века или земного рая проходит в дальнейшем через всю его поэзию. Неразрывно переплетаясь с нею, развивается, облекаясь, иногда в различные, иногда прозрачные, иногда очень сложные и темные символические образы, тема социального и духовного порабощения человека человеком. Протест против этого порабощения, борьба за восстановление попранной человечности воодушевляет Блейка. В своей романтической наивности Блейк бесконечно возвышается над теми своими подражателями, которые уходят в мир надуманных образов.

Для Блейка, по его глубокому убеждению, искусство, обобщающее жизнь в грандиозных  символических образах, было не средство бежать от мира, а самым действенным  способом вмешиваться в судьбы народов.

Обособленное  место в ряду «пророческих книг»  Блейка занимает первая из них —  «Книга Тэль» (1789). По времени написания, по простоте и ясности образов и стиля она соприкасается с одновременными лирическими «Песнями».

Прекрасная  девушка Тэль, покинув своих небесных подруг, спускается на землю: душа, ищущая воплощения в материальной земной действительности, она боится соприкосновения с ней и вместе с тем страдает от сознания своего одиночества и бесполезности. Ее поучают цветок — «невинный ландыш», пролетающее золотое облако, могильный червь, самое ничтожное из земных созданий, и сама могильная земля, расступающаяся перед ней. Все в мире связано, каждый служит другому и приносит себя в жертву другому. В этом вечном круговороте жизни никто не бесполезен, и неизбежная смерть сама только звено в круговороте существования.

В «Браке Неба и Ада», где островки ярких и жизненных образов лишь изредка проглядывают из тумана мистических абстракций, уже предвещает направление позднейшего творчества Блейка. Можно лишь гадать о том, как стала бы развиваться поэзия Блейка, обладай он хотя бы такими возможностями общения с широким, массовым читателем, какие были у Бернса.

Трагическое одиночество Блейка в этих условиях было фактом не только его личной, но и творческой биографии. В условиях этого вынужденного одиночества, лишенный творческого общения с народной аудиторией, Блейк, как поэт, всё  более замыкался в себе и фетишизировал  создания собственного воображения, преклоняясь  пред ними, как перед подлинной  реальностью.

Начиная с середины 1790-х годов в его  поэтических произведениях обнаруживаются с возрастающей силой две особенности: настойчивое стремление поэта свою гражданскую миссию спасителя общества и вместе с тем чрезвычайная туманность представлений о том, какими средствами может быть осуществлена эта миссия. Эти тенденции обостряются до предела в «пророческих книгах», зачастую стоящих на грани поэзии и мистического бреда.

Пластическая  конкретность, выпуклость и осязаемость  образов, столь характерные для  лучших образцов его лирики, сменяются  теперь расплывчивостью и неясностью очертаний. Гигантские фигуры, выступающие на авансцену вместо людей, теряют приметы живых существ: это зыбкие и туманные символические воплощения времени, пространства, стихий природы, судеб человечества.

Если  другие английские поэты-романтики охотно обращаются в своём творчестве к образам, заимствованным из древних мифологий — еврейской, греческой, римской, индийской, — то Блейк предпочитает строить свою собственную мифологию. Он отчасти опирается при этом на Библию, трактуя на свой, еретически-бунтарский лад, легенду о восстании против бога сатаны и его мятежных ангелов.

Библейские  предания служат для Блейка в «Пророческих книгах» лишь отправным пунктом  для создания собственной сложной  и причудливой мифологии. Он пользуется при этом и некоторыми мотивами античных мифов (борьбы Прометея с Зевсом, смена поколений богов); а вместе с тем многое черпает и в сочинениях средневековых и современных ему мистиков, от Якоба Беме до Сведенборга.

В поэме  «Америка» (1793) — одной из первых пророческих книг — еще появляются имена реальных исторических деятелей — Вашингтона, Франклина. Но действие тут же отвлекается от конкретной исторической почвы и расплывается в надземных космических туманностях.

Иногда  в именах мифологических героев Блейка можно обнаружить определенное смысловое  значение. Так, например, Лос(Los) Блейка, по-видимому, представляет собой производное от слова Sol(лат. Солнце); Орк(Orc) — производное от слова Cor(лат. Сердце). Чаще, однако, это произвольные, фантастические и по своим призрачным очертаниям, и по наименованиям символические фигуры.

Предпринято немало попыток упорядочить и  истолковать мифологическую символику  Блейка то в свете современного фрейдистского  психоанализа, то в духе мистических  оккультных учений. Кто-то из критиков ядовито заметил, что подобные комментарии  опутали Блейка так же, как змеи — Лаокоона в известной античной скульптуре.

Не говоря уже о методологической несостоятельности  таких истолкования Блейка, надо сказать, что возведение его мифологии  в некую целостную систему  не представляет научного и эстетического  интереса уже потому, что в действительности его символическая фантастика чрезвычайна запутана, произвольна и зачастую противоречива.

 

 

В творчестве Блейка, как, впрочем, и большинства  поэтов-романтиков, движение поэтической  мысли, поиски воображения, полет фантазии, порывы лирического чувства сами по себе бывают нередко гораздо важнее и значительнее, чем те прямые конечные выводы, к которым они приводят. Если искать в «Пророческих книгах» выкристаллизованную, чёткую систему пластических образов. Если рассматривать эти странные, хаотические произведения как воплощение творческих исканий Блейка, то они предстанут перед нами как «великолепные развалины эпического храма» ( так сравнивает их критик Бердет).

В предисловии  к одной из этих поздних поэм Блейк  писал: «Милый читатель, прости мне  то, чего ты не одобришь, и полюби меня за ту энергию, с какой я вкладывал в работу свой талант» к этому трогательному обращению поэта нельзя не прислушаться.

В «Пророческих книгах» проявился глубокий кризис творческого сознания Блейка, вызванный  и трагедией вынужденного личного  одиночества и крушением надежд на скорое торжество равенства и справедливости. Но вместе с тем в пророческих книгах сквозь мистику проступают то более смутно, то более ясно образные обобщения человечества. Повествуя о фантастической борьбе небывалых богов и богинь, в которую вовлечены целые континенты, планеты, все стихии мироздания, даже самое пространство и время, он вместе с тем говорит на языке своей темной романтической символики и об очень реальных жизненных вещах. В подтексте его «пророчеств» — судьбы униженного, порабощенного, но рвущегося к свободе и счастью человечества. Говоря о его падении, Блейк неизменно предвещает и его грядущий расцвет.

Тираноборческая темя проходит грозным лейтмотивом через все «Пророческие книги» Блейка. Знаменателен созданный им зловещий образ Юрайзена — холодного, мертвенно-жестокого деспота, который до поры до времени поработил все живое. Его атрибуты весы и циркуль; измеряя и взвешивая все сущее, он хочет подчинить весь мир. Против него восстают стихийные силы огня, света и свободы. Имена их меняются: иногда это Лос, иногда Орк и Фузон. Вечное движение бытия, вечная смена противоположностей — таков закон жизни провозглашаемый «Пророческими книгами»

Общественный опыт его времени придавал трагическую окраску мифологической фантастике Блейка.

 

Борьба  богов сложна и противоречива  по своим результатам; победа нового над старым становится сама исходным пунктом новых мук, новых борений.

Так, Лос, дух света и огня, побеждает  слепую, мертвенную тиранию Юрайзена; но победив, он сам становится таким же деспотом по отношению к своему сыну, юному пламенному Орку.

В таких  романтических, фантастических картинах отразился косвенным образом  исторический опыт народов Европы и  Америки того времени, когда воочию обнаружилось противоречивая сущность буржуазных революций.

Как ни мучительны напряженные космические конфликты, основная идея романтических «пророчеств» светла и полна жизнеутверждающего смысла: гигант Альбион проснется  от своего мертвенного, каменного сна, прекрасный град Иерусалим будет  воздвигнут на милой зеленой английской земле.

Одним из последних взлетов поэтического дарования отмечен торжественный  лирический гимн, предпосланный его  поэме «Мильтон». Это своего рода завещание художника, клятва в верности великому делу борьбы за свободу и  счастье людей. Весь гимн соткан из фантастических библейских символов. Но в них скрыто глубоко человеческое содержание — романтическая мечта  об установлении царства мира и справедливости на земле.

На этот горный склон крутой

Ступала ль ангела нога?

И знал ли агнец наш святой

Зелёной Англии луга?

Светил  ли сквозь туман и дым

Нам лик  господний с вышины?

И был  ли здесь Ерусалим

Меж тёмных фабрик сатаны?

Где верный меч, копье и щит,

Где стрелы молний для меня?

Пусть туча грозная примчит

Мне колесницу  из огня.

Мой дух  в борьбе несокрушим,

Незримый  меч всегда со мной.

Мы возведём Ерусалим

В зелёной  Англии родной! (Пер. Маршака)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Выводы

 

 

        Современный английский историк-марксист А.Л. Мортон подчеркивает актуальность романтических поэм Блейка. « В так называемых «пророческих книгах», которые насквозь утопичны, символ нагромождается на символ, мифические образы дробятся и сливаются так, что рассудок отказывается следить за их превращениями, но и в самых своих крайностях эти не отрываются от земли и условий жизни во времена Блейка. Человек, потративший всю жизнь на составление бесконечных серий «Пророческих книг», но, тем не менее, написавший:

« Пророки в современном понятии этого слова никогда не существовали… Каждый честный человек — пророк; он высказывает свое мнение общественных и частных делах. Он говорит: «Если вы поступите так-то, то результат будет такой-то». Он никогда не скажет: « Как бы вы ни поступили, все равно то-то и то-то случится», — не был ни в коем случае мистиком.

        Творчество Блейка вошло в неотъемлемой частью в культурное наследие английского народа. Его поэзия вдохновляла многих выдающихся английских писателей. Поэт Суинберн посвятил Блейку талантливый этюд, в котором сопоставил его с Уитменом, также стремившимся воплотить в поэтических образах противоречивое и неудержимое движение жизни и поступательно развитие человечества.

        Бернард Шоу, реалист и сатирик, с глубоким уважением и сочувствием относился к наследию Блейка, которого считал «душою Грядущего века, глашатаем моральной революции, который написал библию и знал, что делал».

Сатирические  парадоксы Блейка, глубоко раскрывшие противоречия собственнического общества, разоблачавшие лицемерие буржуазной морали и церковного ханжества, не могли  не быть близки Бернарду Шоу, непревзойденному мастеру парадокса.

        Передовая английская критика, отстаивающая эстетические принципы социалистического реализма, уделяет большое внимание поэзии Блейка.

 

 

 

 

 

 

Заключение

 

 

Непонятый и непризнанный современниками, Блейк прожил жизнь и умер в  безвестности и нищете. Подлинное  мировое значение поэты было понято только в 20 веке. Длительное время соотечественники уважали его только как первого  английского поэта-романтика. Мифологическая система сложных символических  образов и иносказаний остается непонятной. Лишь сейчас литературоведы и философы начинают подбираться  к разгадке тайны великого человека. Сегодня его называют поэтом-пророком, поэтом-провидцем, поэтом грядущего.

Парадокс заключается в том, что Блейк не был ни особенным  поэтом, ни особенным художником, ни особенным философом. Более того, его литературные труды очень  часто идут вразрез с нормами  литературного английского языка, живопись — противоречит общепринятым канонам, а философия его не всегда последовательна и логична. Однако в совокупности его труды представляют собой нечто грандиозное и  величественное.Его поэмы и стихотворения — сплав личного и общественного; мистики и пророческих видений, библейских образов и утопических картин, мифологических сцен и гротескных аллегорий.

Постепенное признание и познание творчества Блейка началось в 1863 году, когда Александр Гилкрист опубликовал  биографию «Жизнь Блейка»

В СССР имя Уильяма Блейка стало  известно широкой публике только с 1957 года, после того как весь мир  отметил двухсотлетие со дня рождения поэта. Его произведения стали тогда  появляться в печати и в сборниках. Издавался Блейк сравнительно редко, а многое из его творчества по сей  день не переведено на русский язык, а о достойных переводах его  произведений говорить сегодня затруднительно.