Автор работы: Пользователь скрыл имя, 24 Февраля 2012 в 10:41, биография
Лу Синь или Лу Сюнь – псевдоним писателя Чжоу Шужэня (25 сентября 1881 – 19 октября 1936), одного из величайших китайских писателей двадцатого столетия. Многими считается основоположником китайской современной литературы. Писал на классическом китайском и на байхуа. Лу Синь был писателем коротких рассказов, редактором, переводчиком, критиком, поэтом.
Лу Синь или Лу Сюнь – псевдоним писателя Чжоу Шужэня (25 сентября 1881 – 19 октября 1936), одного из величайших китайских писателей двадцатого столетия. Многими считается основоположником китайской современной литературы. Писал на классическом китайском и на байхуа. Лу Синь был писателем коротких рассказов, редактором, переводчиком, критиком, поэтом. В 1930-м стал титулованным главой Китайской Лиги левых писателей в Шанхае.
Широкую известность получил после Движения 4 мая, шумиха поднялась вокруг него после 1949 года. Мао Цзэдун был большим поклонником Лу Синя всю свою жизнь. Хотя Лу Синь и симпатизировал левым идеям, он никогда не вступал в ряды КПК.
Родился в провинции Чжэцзян, городе Шаосин. Имя, данное ему при рождении, было Чжоу Чжаншоу, затем он изменил его на Чжоу Юцай, и в конце концов стал называть себя Чжоу Шужэнем (樹人). Семья Чжоу была очень образованной, его дедушка по линии отца, Чжоу Фуцин (周福清), занимал должность в Ханьлиньской Академии; его мать сама научилась чтению. Однако, после инцидента со взяточничеством, когда Чжоу Фучин пытался получить кабинет в академии для своего сына, Чжоу Бои, отца Лу Синя, удача отвернулась от семьи. Чжоу Фучин был арестован и чути ли не обезглавлен. Однако, Чжоу Шужэня воспитал старший слуга семьи, А Чан, которого Лу Синь звал Чан Ма. Одной из любимых детских книжек Лу Синя была «Классика морей и океанов». Хронический туберкулёз отца и его преждевременная кончина сподвигли Лу Синя изучать медицину. Избегая китайской традиционной медицины, которая вследствие большого количества шарлатанов не помогла его отцу, он решил получить западную учёную степень по медицине в Сэндайской медицинской академии, в г. Сэндай (Япония) в 1904 году.
С 1898 по 1899 Лу Синь учился в Цзяннаньской военно-морской академии (江南水師學堂), затем был переведён в Школу горного дела и железных дорог (礦路學堂) при Цзяннаньской военной академии (江南陸師學堂). Здесь он впервые познакомился с западным образованием и наукой; изучал немецкий и английский, читал иностранную научную и художественную литературу. По стипендиальной программе правительства Лу Синь отправился в Японию в 1902 году. Он поступил в Институт Кобун – подготовительную школу для китайских студентов, поступающих в университеты Японии. Там он написал своё первое эссе на классическом китайском языке, занимался джиу-джитсу. Он вернулся домой в 1903 и вступил в запланированный брак с необразованной девушкой из не очень знатного сословия. Возможно, Лу Синь никогда не вступал с ней в брачные отношения, однако заботился о её материальном благополучии всю свою жизнь.
Лу Синь поступил в Сэндайскую медицинскую академию в 1904 и стал в ней первым иностранным студентом. У него сложились хорошие отношения с учителем и наставником – Фудзино Гэнкуро; Лу Синь выразил своё почтение к этому человеку в эссе «Господин Фудзино» в мемуарах «Утренние цветы, сорванные в сумерках» (Фудзино выразил ему своё уважение в эссе, которое он написал как некролог Лу Синю в 1937-м). Однако, в марте 1906 Лу Синь неожиданно прекратил свою учёбу и покинул колледж. В предисловии к своему знаменитому сборнику «К оружию» (呐喊，дословно - «клич») он рассказывает, почему покинул академию. Однажды после уроков, один из японских преподавателей показал слайды с казнью предполагаемых китайских шпионов во время русско-японской войны 1904-1905 года. На слайде он увидел одного из своих друзей, которого обвиняли в шпионаже. Он был приговорён к казни. А его китайские друзья пришли смотреть на эту казнь не из сочувствия, а словно на представление. Лу Синь был шокирован их безразличием; он решил, что лечить болезни души его соотечественников намного важнее, чем болезни телесные.
В 1906 он переехал в Токио, где попал под влияние филолога Чжана Тайяня, и вместе со своим братом, также стипендиатом, опубликовал переводы некоторых восточноевропейских и русских рассказов. Следующие три года он провёл в Токио, написал серию эссе на вэньяне по истории науки, китайской и европейской литературе, китайскому обществу, реформам и религии в Китае, а также переводы художественных произведений разных стран на китайский язык.
Вернувшись в Китай, Лу Синь начал преподавать в Чжэцзянской средней школе, которая стала предшественницей знаменитой Высшей школы Ханчжоу (浙江省杭州高级中学), затем в Китайско-западной школе города Шаосин, его родного города, и с основанием республики в скором времени занял пост министра образования в Пекине. Через некоторое время он стал также преподавать в Пекинском университете и в Женском педагогическом колледже Пекина, и начал писать.
Статуя Лу Синя и его жены в Гуанчжоу
В мае 1918-го Лу Синь впервые использовал свой псевдоним при публикации небольшого рассказа на байхуа, «Дневнике сумасшедшего» (Куанжэнь Жицзи 狂人日記). Он выбрал псевдоним Лу, так как это была девичья фамилия его матери. Вдохновлённый рассказами Гоголя, его рассказ был полон критики устаревших и диких китайских традиций и феодального строя. Это быстро сделало его одним из влиятельнейших писателей своего времени.
Другой его знаменитый рассказ, «Подлинная история А-Кью», (А Q Чжэнчжуань, 阿Q正傳), была издана в период с 1921 по 1922. Позже, рассказ станет самым знаменитым его произведением. Оба этих рассказа позже будут включены в сборник «К оружию» (呐喊), опубликованный в 1923.
Лу Синь был редактором нескольких левых китайских журналов, таких как «Новая молодёжь» (新青年, Синь циннянь) и «Ростки» (萌芽, Мэн я). В 1930 году Лу Синь организует «Лигу левых писателей», которая объединяет наиболее активных и влиятельных литераторов Китая того периода. Хотя Лу Синь перестает публиковать собственные работы в конце 1925 года, а после переезда из Пекина в Шанхай в 1927 году активно занимается переводом русской литературы и написанию небольших, но хлестких сатирических эссе, которые стали его личным отличительным знаком, он так же помогает многим начинающим писателям. Так дает советы писательницы Сяо Хун с северо-востока Китая, а в 1935 выходит ее повесть «Шэнсычан» с его предисловием.
Из-за его роли в истории становления китайской республики он был запрещён на Тайване до 1980 года. Он был одним из первых активистов в движении за введение эсперанто в Китае.
В 1936 лёгкие Лу Синя были серьёзно поражены туберкулёзом. В марте того же года его состояние ухудшилось, началась лихорадка и астматические приступы. С июня по август его состояние снова ухудшилось. В последние дни своей жизни, в период лучшего самочувствия, он написал два эссе – «Смерть» и «Это тоже жизнь». 18 октября врач поставил ему обезболивающее, и следующие сутки с ним провела его жена. Скончался 19 октября в 5.11 утра. Его останки находятся в мавзолее в парке его имени, в Шанхае.
Лу Синь 10782 б.
(настоящее имя — Чжоу Шужэнь)
(25.9.1881, Шаосин, — 19.10.1936, Шанхай), китайский писатель, публицист и литературовед. Родоначальник современной китайской литературы. В 1930—36 возглавлял Лигу левых писателей Китая ( Родился в семье обедневшего помещика. В 1902 окончил Нанкинское горно-железнодорожное училище и был направлен для продолжения образования в Японию, где примкнул к просветительскому движению китайских студентов, выступал как переводчик и публицист. В статье «О силе сатанинской поэзии» (1907) проявились его симпатии к романтизму, заметные и в дальнейшем. Почти одновременно возник интерес Лу С. к реализму. В Японии и на родине Лу С. участвовал в подготовке Синьхайской революции (1911—13). В 1913 он создал первый рассказ «Былое». В 1918 Лу С. опубликовал первое произведение новокитайской литературы — рассказ «Дневник сумасшедшего», своеобразный вариант «Записок сумасшедшего» Н. В. Гоголя. Позже опубликовал сборники «Клич» (1923), «Блуждания» (1926), в который вошла повесть «Подлинная история А-Кью». Её герой, деревенский подёнщик, подвергается издевательствам со стороны односельчан и в конце концов погибает на плахе по необоснованному обвинению в грабеже. В этой повести и некоторых рассказах отразилось не апологетическое, а критическое отношение автора к народу, роднящее его с русскими революционными демократами, А. П. Чеховым и М. Горьким. Многие рассказы Лу С. посвящены интеллигенции. Здесь и смельчаки, способные пойти на смерть ради своего народа (Ся Юй из рассказа «Снадобье»), и просто умные люди, понимающие величие простого человека («Маленькое происшествие»), и симпатичные, но жалкие старые книжники («Кун И-цзи», «Блеск»), и приспособленцы вроде Фан Сюань-чо из «Праздника лета».
Большое место в творчестве Лу С. занимают стихотворения в прозе, объединённые в сборнике «Дикие травы» (1927), в которых нередко звучат пессимистические ноты. И всё же вера в жизнь у Лу С. в конечном итоге оказывается сильнее тоски. Некоторые стихи написаны сатирическими красками, иногда близки к пародии («Моя потерянная любовь»).
Сатирико-героические сказки Лу С. составили сборник «Старые легенды по-новому» (1936), основное содержание которого — критика уродливых сторон действительности. Например, в «Покорении стихии» писатель переработал китайский миф о потопе, высмеяв интеллигентов, которые дрожат за своё благополучие и не думают о народе. Мифический герой Юй, по преданию спасший Китай от потопа, становится у Лу С. олицетворением труда, демократии, равенства.
В своих публицистических статьях Лу С. откликался на самые злободневные события внутренней и международной жизни: сборники «Горячий ветер» (1925), «Под роскошным балдахином» (1926), «Инакомыслящий» (1932), «Книга о лжесвободе» (1933), «О погоде болтать разрешается» (1934), «В узорчатой кайме» (1936) и другие. Лу С. много сделал для пропаганды марксистской эстетики, для популяризации прогрессивной мировой и особенно русской и советской литературы в Китае, переводил сочинения Н. В. Гоголя, М. Е. Салтыкова-Щедрина, А. П. Чехова, М. Горького, А. А. Фадеева и других. «... Наши непрерывные связи с Советским Союзом, — писал он, — положили начало широким литературным связям Китая со всем миром» («Приветствую литературные связи Китая и России», 1932, см. Собрание сочинений, том 2, М., 1955, с. 102). В статье «Революционная пролетарская литература в Китае и кровь её авангарда» (1931) он защищает прогрессивных китайских писателей, борется с феодально-буржуазной культурой и лжереволюционными литераторами. Его «Краткая история китайской повествовательной прозы» (1923) — первый обобщающий труд о наиболее демократическом роде национальной литературы.
Труды Лу С. переведены на многие языки мира. На русском языке выпущено 4-томное собрание его сочинений (1954—56) и более ста отдельных изданий его произведений.
Начало формы
Вперед →
– 1 из 14 –
Конец формы
I
Введение
Бот уже не один год я собираюсь написать подлинную историю А-кью, но все колеблюсь, и уж одно это доказывает, что я не из числа тех, кто «оставляет поучение в слове».[?] Всегда так бывает: кисти бессмертных пишут о бессмертных; люди становятся бессмертными благодаря бессмертным произведениям, произведения становятся бессмертными благодаря бессмертным людям, и теперь уже совершенно непонятно, что от чего зависит. И все же дернул меня черт взяться писать биографию А-кью.
Но едва я взялся за кисть, чтобы написать это недолговечное сочинение, как передо мной сразу же возникли непреодолимые трудности.
Первая – как назвать сочинение. Еще Конфуций сказал: «Если название неправильно, то и слова не повинуются».[?] На это следует обратить особое внимание. Названий для подобных биографических трудов очень много: биография, официальная биография,[?] автобиография,[?
Вторая трудность состояла в том, что, по установленному порядку, каждая биография должна начинаться словами: «Такой-то, по прозвищу такой-то, родом оттуда-то…» А я не знал даже фамилии А-кью! Однажды я подумал было, что его фамилия Чжао, но уже на следующий день усомнился в этом. А дело было вот как: сын почтенного Чжао добился, наконец, ученой степени сюцая, и об этом, под удары гонгов, официально оповестили всю деревню. А-кыо, который только что влил в себя две чашки желтого вина, размахивая руками, заявил, что это и для него почет, так как он, в сущности, принадлежит к одной фамилии с почтенным Чжао. и если тщательнее разобраться в родстве, так он на три степени старше, чем сюцай. После этого заявления все присутствующие сразу же прониклись уважением к А-кью. Ведь никто не знал, что на следующий день староста деревни позовет А-кью в дом почтенного Чжао и что почтенный Чжао, едва увидев его, покраснеет и закричит:
– А-кью, тварь ты этакая!.. Ты хвастал, что принадлежишь к нашей фамилии?
А-кью молчал.
Тут почтенный Чжао так разъярился, что подскочил к нему и заорал:
– Как ты смеешь нести такой вздор? Разве могу я быть одного с тобой рода? И разве твоя фамилия Чжао?
А-кью продолжал молчать, придумывая, как бы улизнуть, но тут почтенный Чжао вплотную подошел к нему и дал пощечину:
– Воображает, что он из рода Чжао! Да разве достоин ты такой фамилии?…
А-кью и не пытался настаивать на том, что его фамилия действительно Чжао, и лишь молча потирал щеку. Наконец, в сопровождении старосты, А-кью выбрался па улицу. Тут он получил от старосты должное внушение и отблагодарил его двумястами медяков на вино. Узнавшие об этом происшествии решили, что взбалмошный А-кью сам напросился на пощечину и что вряд ли его фамилия Чжао; но даже окажись его слова правдой – все равно было бы глупо болтать об этом, раз уж в деревне живет почтенный Чжао. После этого случая никто больше не интересовался фамилией А-кью. Так она и осталась неизвестной.
Третья трудность – я не знал, как пишется имя А-кью. При жизни все звали его А-кыо, а после смерти его имени вообще никто не поминал. Где уж тут быть «древним записям на бамбуке и шелке»![?]
Это сочинение можно считать первым сочинением об А-кью, и потому естественно, что передо мной сразу же возникла означенная трудность. Я долго думал, как пишется это самое «А-кью»: «А-гуй» – через иероглиф «гуй», обозначающий «лунный цветок», или «А-гуй» – через «гуй», обозначающий «знатность». Если бы его звали «Юэ-тин»[?] – «лунный павильон», или если бы он родился в августе, когда цветет «гуй», «лунное дерево»,[?] тогда я, конечно, написал бы «А-гуй» в значении «лунный цветок». Но ведь у него не было даже прозвища (а может быть, и было, но никто его не знал). Неизвестен был также день его рождения, поскольку писателям никогда не рассылались извещения с просьбой сочинить что-нибудь в честь этого дня, так что писать «А-кью» иероглифом «гуй» в значении «лунный цветок» значило бы допустить вольность. Вот если бы у него был старший или младший брат, по прозвищу «А-фу» – «богатство», тогда по аналогии можно было бы написать его имя иероглифом «гуй», означающим «знатность». Однако родни он не имел, значит, писать так тоже не было оснований. Как-то я заговорил об этом с господином сюцаем, сыном почтенного Чжао. Но кто бы мог подумать, что такой высокообразованный человек окажется несведущим?