Лесник Бирюк

 Автор "Записок" ехал вечером с охоты на дрожках. Разразилась гроза. "Впереди огромная лиловая туча медленно поднималась из-за лесу; надо мною и мне навстречу неслись длинные серые облака; ракиты тревожно шевелились и лепетали. Душный жар внезапно сменился влажным холодом; тени быстро густели". 
 
    В разгар ненастья появилась высокая фигура лесника, пригласившего охотника к себе. Они ехали довольно долго, наконец, в блеске молний показалась небольшая избушка среди двора, обнесенного плетнем. "Из одного окошка тускло светил огонек". 
 
    Изба "состояла из одной комнаты, закоптелой, низкой и пустой, без полатей и перегородок. Изорванный тулуп висел на стене. На лавке лежало одноствольное ружье, в углу валялась груда тряпок; два больших горшка стояли возле печки. Лучина горела на столе, печально вспыхивая и погасая. На самой середине избы висела люлька, привязанная к концу длинного шеста". Девочка лет двенадцати, открывшая им дверь, присела на скамейку и стала качать люльку. 
 
    Лесник был "высок, плечист и сложен на славу... Черная курчавая борода закрывала до половины его суровое и мужественное лицо; из-под сросшихся широких бровей смело глядели небольшие карие глаза". 
 
    Он сообщил, что имя его Фома, а прозвище - Бирюк. Это прозвище было известно автору "Записок". Все окрестные мужики боялись Бирюка: "Вязанки хворосту не даст утащить; в какую бы ни было пору, хоть в самую полночь, нагрянет, как снег на голову, и ты не думай сопротивляться, - силен, дескать, и ловок, как бес... И ничем его взять нельзя: ни вином, ни деньгами; ни на какую приманку не идет". 
 
    А как сам Бирюк объясняет свое рвение? 
 
    " - Должность свою справляю, отвечал он угрюмо: - даром господский хлеб есть не приходится. 
 
    Он достал из-за пояса топор, присел на пол и начал колоть лучину. 
 
    - Аль у тебя хозяйки нет? - спросил я его. 
 
    - Нет, - отвечал он и сильно махнул топором. 
 
    - Умерла, знать? 
 
    - Нет... да... умерла, - прибавил он и отвернулся. 
 
    Я замолчал; он поднял глаза и посмотрел на меня. 
 
    - С прохожим мещанином сбежала, - произнес он с жестокой улыбкой. Девочка потупилась; ребенок проснулся и закричал; девочка подошла к люльке. 
 
    - На, дай ему, - проговорил Бирюк, сунув ей в руку запачканный рожок. 
 
    - Вот и его бросила, - продолжал он вполголоса, указывая на ребенка. Он подошел к двери, остановился и обернулся. 
 
    - Вы, чай, барин, - начал он: - нашего хлеба есть не станете, а у меня окромя хлеба... 
 
    - Я не голоден. 
 
    - Ну как знаете. Самовар я бы вам поставил, да чаю у меня нету...". 
 
    Гроза утихала. "Мы вышли вместе. Дождик перестал. В отдалении ещё толпились тяжелые громады туч, изредка вспыхивали длинные молнии; но над нашими головами уже виднелось кое-где темно-синее небо, звездочки мерцали сквозь жидкие, быстро летевшие облака. Очерки деревьев, обрызганных дождем и взволнованных ветром, начинали выступать из мрака. Мы стали прислушиваться. Лесник снял шапку и потупился. "Во... вот, - проговорил он вдруг и протянул руку: - вишь, какую ночку выбрал... 
 
    - Я с тобой пойду... хочешь? 
 
    - Ладно, - отвечал он... - мы его духом поймаем, а там я вас провожу. Пойдемте". 
 
    Сначала один только Бирюк различал в шуме листьев стук топора, потом слышнее стали мерные удары. "Глухой и продолжительный гул раздался... 
 
    - Повалил... - пробормотал Бирюк. 
 
    Между тем небо продолжало расчищаться; в лесу чуть-чуть светлело". Лесник велел спутнику подождать и, подняв ружье кверху, исчез между кустами. Сквозь шум ветра доходили слабые звуки: "топор осторожно стучал по сучьям, колеса скрипели, лошадь фыркала...". 
 
    " - Куда? Стой! - загремел вдруг железный голос Бирюка. 
 
    Другой голос закричал жалобно, по-заячьи... 
 
    - Вре-шь, вре-шь, - твердил, задыхаясь Бирюк: - не уйдешь". 
 
    Он повалил вора, закрутил ему кушаком руки на спину. Мужик был мокрый, в лохмотьях. 
 
    " - Отпусти его, - шепнул я на ухо Бирюку: - я заплачу за дерево". Но лесник ничего не ответил. Опять стал накрапывать дождь и вскоре полил ручьями". С трудом добрались до избы. Лесник бросил пойманную лошаденку посреди своего двора, ввел мужика в комнату, посадил в угол. Тот сидел неподвижно на лавке, худой, морщинистый, с испитым лицом. 
 
    "Фома Кузьмич, - заговорил вдруг мужик голосом глухим и разбитым: - а Фома Кузьмич. 
 
    - Чего тебе? 
 
    - Отпусти. 
 
    Бирюк не отвечал. 
 
    - Отпусти... с голодухи... отпусти. 
 
    - Знаю я вас... вор на воре. 
 
    - Отпусти, - твердил мужик: - прикашшик... разорены, во-как... отпусти! 
 
    - Разорены!.. Воровать никому не след. 
 
    - Отпусти, Фома Кузьмич... не погуби. 
 
    Бирюк отвернулся. Мужика подергивало, словно лихорадка его колотила. Он встряхивал головой и дышал неровно. 
 
    - Отпусти, - повторял он с унылым, отчаяньем... Ей богу, с голодухи... детки пищат, сам знаешь. Круто, во-как, приходится. 
 
    - Лошаденку-то, хоть её-то... один живот и есть... отпусти! 
 
    - Говорят, нельзя. Я тоже человек подневольный: с меня взыщут. Вас баловать тоже не приходится. 
 
    - Отпусти! Нужда, Фома Кузьмич, нужда, как есть того... 
 
    - Э, да что с тобой толковать; сиди смирно... 
 
    Мужик внезапно выпрямился... 
 
    - Ну, на, ешь, на, подавись, на... душегубец окаянный, пей христианскую кровь, пей... 
 
    - Пьян ты, что ли, что ругаться вздумал? - заговорил с изумлением лесник. 
 
    - Пьян!.. не на твои ли деньги, душегубец окаянный, зверь, зверь, зверь! 
 
    - Ах ты... да я тебя! 
 
    - А мне что? Все едино - пропадать; куда я без лошади пойду? Пришиби - один конец; что с голоду, что так - все едино. Пропадай все: жена, дети, - околевай все... А до тебя, погоди, доберемся! 
 
    Бирюк приподнялся. 
 
    - Бей, бей, - подхватил мужик свирепым голосом: - бей, на, на, бей... 
 
    - Молчать! - загремел лесник и шагнул два раза. 
 
    - Полно, полно Фома, закричал я: - оставь его... 
 
    - Не стану я молчать, - продолжал несчастный. - Все едино - околевать-то. Душегубец ты, зверь, погибели на тебя нету... Да постой, недолго тебе царствовать! Затянут тебе глотку, постой! 
 
    Бирюк схватил его за плечо... Я бросился на помощь мужику... 
 
    - Не троньте, барин! - крикнул на меня лесник. 
 
    Я бы не побоялся его угрозы и уже протянул было руку, но к крайнему моему изумлению, он одним поворотом сдернул с локтей мужика кушак, схватил его за шиворот, нахлобучил ему шапку на глаза, растворил дверь и вытолкнул его вон. 
 
    - Убирайся к черту со своею лошадью! - закричал он ему вслед: - да смотри в другой раз у меня... 
 
    - Ну, Бирюк, - промолвил я наконец, - удивил ты меня: ты, я вижу, славный малый. 
 
    - Э, полноте, барин, - перебил он меня с досадой: - не извольте только сказывать. Да уж лучше я вас провожу, - прибавил он: - знать дождика-то вам не переждать... 
 
    Через полчала он простился со мной на опушке леса". 
 
    Коротенькая сравнительно зарисовка, но в ней все - и убожество жизни этих нищих мужиков, и смелая удаль, надежная честность лесного богатыря, и его внезапно вдруг проявившаяся щедрая незлобивость. Вряд ли он испугался угроз. Просто спас человека, сам находясь в нечеловеческих условиях. В таких условиях, при которых даже его достоинства чаще служат не на пользу страдающим, а во вред.