Краткий обзор биографии Джека Лондона

ЛОНДОН 

В творчестве Лондона отразились важнейшие философско-эстетические искания американской литературы его  эпохи. Этим обусловлена сложность  истолкования его огромного и  неравноценного художественного наследия. Лондон много перенял из опыта  натуралистов, испытал сильное воздействие спенсерианства, а одно время и философии Ницше, внес едва ли не решающий вклад в становление «социологической» литературы, а в таких книгах, как «Люди бездны», оказался близок к «разгребателям грязи». В то же время его северные рассказы, как и цикл произведений, посвященных Полинезии, а также некоторые романы («Морской волк», «Алая чума», «Мятеж на «Эльсиноре») справедливо рассматривать в связи с проблемой неоромантизма.

Лондон по праву считается  основоположником пролетарской литературы США, а глубокое влияние, которое оказала на его творчество русская революция 1905 г., позволяет рассматривать автора «Железной пяты» и «Мексиканца»

525

как художника социалистической идейной ориентации. И вместе с  тем из-под пера Лондона вышло немало произведений, типологически родственных позднейшим образцам «массовой беллетристики», лишенной сколько-нибудь значительного эстетического содержания, а то и апологетической по отношению к буржуазным ценностям и нормам.

Все эти полярности, открывающиеся читателю Лондона, были следствием резких противоречий миропонимания художника, в свою очередь отражавших противоречивость социального и духовного опыта Америки в начале нашего столетия.

Джек  Лондон (1876—1916) вырос в семье фермера, заменившего ему отца, и детские годы запомнились будущему писателю вечно преследовавшим его чувством голода, а также рано пробудившейся страстью к книгам. Молодость Лондона овеяна романтикой, хотя на самом деле это было для него время лишений и неудач. В августе 1896 г. он, самостоятельно освоив двухгодичную программу университетских подготовительных курсов, стал студентом, и тогда же ему был выписан членский билет Социалистической рабочей партии, в которой Лондон состоял до 1914 г., объяснив свой уход тем, что социалисты растеряли прежний боевой дух. Но разрыв объяснялся не столько кризисом, переживаемым партией, сколько духовным кризисом самого Лондона. Лучшей порой Лондона как писателя были годы его непосредственного участия в социалистическом движении.

Август 1897 г. он встретил на Клондайке. Бушевала «золотая лихорадка», Лондона подхватила волна массового ажиотажа. У слияния Юкона и реки Стюарт он провел долгую полярную зиму. Духовный и творческий капитал, накопленный Лондоном на Клондайке, оказался бесценным. Впечатления той поры питали его творчество долгое время — вплоть до «Смока Беллью» (1911).

В январе 1899 г. появился первый из северных рассказов Лондона «За тех, кто в пути». Слава пришла внезапно и оказалась громкой. Три сборника северных новелл прославили имя Лондона далеко за пределами Америки: «Сын волка» (1900), «Бог его отцов» (1901), «Дети мороза» (1902). А повесть «Зов предков» (1903) даже недоброжелательных критиков заставила признать, что американская литература приобрела крупное дарование.

Иллюстрация:

Джек Лондон

Фотография (ок. 1910 г.)

Все эти книги, как и  первый роман Лондона «Дочь снегов» (1902), свидетельствовали о неоромантическом характере творческих устремлений  начинающего прозаика. По особенностям конфликта, по преобладающему типу героя, по выраженному в них мироощущению произведения Лондона, связанные с Клондайком, были созвучны и «индийским» новеллам Киплинга, и первым повестям Гамсуна, и прозе начинающего Горького, органично примыкая к художественному движению рубежа веков, возникшему на почве романтического восприятия действительности.

По-своему это было закономерным. Неоромантизм выразил глубокую неудовлетворенность  пошлостью и ординарностью буржуазных будней и мечту о личности яркой  и цельной, о героике, решительно недоступной какому-нибудь невзрачному обывателю с его убогими помыслами и унылым жизненным распорядком, о духовной красоте, которая отвечала бы бесконечной красоте реального мира. Подобное умонастроение, весьма характерное для тогдашнего исторического порубежья и подкрепляемое кружившей головы патетикой чрезвычайно влиятельного в ту пору Ницше, могло приобретать — и приобретало — самые разные, подчас полярно противоположные идеологические оттенки. Однако исходной точкой неизменно оказывалось отвращение к буржуазной повседневности и поиск идеала далеко за ее пределами.

Клондайк для Лондона  как раз и воплотил в себе этот идеал подлинности и красоты. Открывшаяся ему на Клондайке  картина — не «золотой лихорадки», а самого Севера, живущего

526

по своим величественным и непреложным законам, — была слишком возвышенной, чтобы ей подошли рамки строго правдоподобного повествования. Эпическая масштабность разыгрывавшихся на Севере драм, острота конфликтов, напряженность переживаний — все это отвечало романтическому ощущению мира и, воплотившись в новеллах, создало поэтику, где безукоризненная верность каждой детали сочеталась с художественной фантазией, а зарисовки будней Клондайка приобретали второй, философско-аллегорический смысл.

При всем резко заявленном своеобразии Лондона-повествователя такая поэтика обладает чертами, типологически родственными неоромантической литературе, так же как и ее характерными изъянами — патетикой и мелодраматизмом, особенно сильно чувствующимися в «Дочери снегов». В новеллах Лондон больше заботился о строгой достоверности штрихов. Его Север — это реальный Клондайк зимы 1897—1898 гг. со всеми тяготами, контрастами, катастрофами и трагедиями, которые выпадает здесь пережить людям, далеко не всегда способным выдержать суровые требования, предъявляемые страной Белого Безмолвия.

Центральной темой ранних книг Лондона стала тема испытания: на Севере выявлялись возможности, заложенные в человеке, и, впервые по-настоящему постигая смысл таких понятий, как  «голод», «кров», «покой», личность как  бы заново открывала для себя первоматерию жизни и исцелялась от всего ложного и случайного, что загромождало ее горизонт. Лондон стоит у истока традиции, которой была суждена большая жизнь в литературе XX в. Он оставил человека наедине с самим собой и дал ему возможность проверить себя в тягчайшей борьбе с обстоятельствами, которые угрожают самому его существованию. Он вернул высокий смысл таким этическим категориям, как ответственность, товарищество, мужество, воля, честь. Сосредоточивая внимание лишь на самом главном чувстве, отодвигающем в минуту смертельной опасности все другое, он отбрасывал тонкий психологизм, богатство оттенков и полутонов. Но при этом он проторял тропу таким писателям, как Сент-Экзюпери и Хемингуэй, которые обостренно, восприятием людей, переживших мировые войны, почувствовали величие и трагизм отчаянной битвы человека за право на жизнь, определили истинную цену высокой нравственной собранности и душевной отваги.

Эстетическая концепция  Лондона, как и все неоромантическое художественное движение, представляла собой определенную реакцию на натурализм и одновременно была тесно с ним связана. В свою клондайкскую зиму Лондон проштудировал труды Спенсера, чьи идеи еще долго потом напоминали о себе в произведениях американского писателя. Учение Дарвина было ему известно еще раньше, а социальный дарвинизм воспринимался Лондоном в качестве бесспорной научной истины вплоть до идейного перелома, ознаменованного «Железной пятой» и «Мартином Иденом». Появление сразу вслед за северным циклом такой книги Лондона, как «Люди бездны» — произведения, по своей поэтике наиболее близкого к натурализму, — не может удивить, поскольку и в книгах о Клондайке сказывались такие характерные черты натуралистического творчества, как биологизм, пристрастие к «научности» в духе Спенсера и т. п.

Но предложенное Лондоном истолкование человека решительно противостояло  концепциям натуралистов. Он освободил  личность из жестких тисков предопределенности. Даже в тягчайших обстоятельствах  его герой не беспомощен — побеждают  его духовные качества, его нравственная позиция. Горький почувствовал определяющую особенность новелл Лондона — их способность передать «величайшее напряжение воли к жизни» — и отметил: «Джек Лондон — писатель, который хорошо видел, глубоко чувствовал творческую силу воли и умел изображать волевых людей».

Герои новелл Лондона оказывались  в необычайно драматических обстоятельствах, когда с беспощадной четкостью  выявлялась человеческая сущность, «Жители  Севера рано познают тщету слов и  неоценимое благо действий». Мысль, высказанная в «Белом Безмолвии», афористически выразила творческую программу всего цикла о Клондайке и его поэтику, не признающую зыбкости штрихов, как и неясности авторского отношения к персонажам.

Те из них, кому отданы симпатии Лондона, воплощают романтический  нравственный идеал писателя: это личности сильные и бескорыстные, исповедующие принципы справедливости и товарищества. Однако американцев гнала на Север «золотая лихорадка», разжигавшая низменные инстинкты обогащения любой ценой. Высокая романтика и азарт конкуренции в погоне за удачей переплетались, придавая внутреннюю противоречивость созданной Лондоном картине истинной жизни.

Это противоречие преодолено Лондоном в лучших рассказах клондайкского  цикла, где реализм одухотворен  поэзией причастности персонажей к вечным ритмам природы, укрощающей низменные страсти. Как художник он достигал вершин, когда, не удовлетворяясь изображением атмосферы Клондайка и его

527

социальных контрастов, вводил философскую проблематику и создавал лирический второй план, прибегая к многозначной символике и образам, позаимствованным, как правило, из индейского фольклора. Такие рассказы, как высоко оценённая В. И. Лениным новелла «Любовь к жизни», «Белое Безмолвие», «Тропой ложных солнц», «В далеком краю», были образцами прозы нового типа, обладающей философской обобщенностью коллизий и лирической насыщенностью повествования.

Особенно значительны  в этом отношении новеллы об индейцах, составившие сборник «Дети мороза». В них, по словам самого Лондона, «встречаются каменный век и век стали» и создается конфликт, отмеченный неподдельно сложным содержанием. В индейских новеллах Лондон непосредственно коснулся законов жизни, которые ему казались вечными, и в необратимости перемен, принесенных «прогрессом», увидел еще и невосполнимые утраты, безысходную драму. Биологическое истолкование сущности этих законов было самой слабой стороной его рассказов. Однако сам изображаемый материал до известной степени согласовывался с принципами эволюционного учения: герои выживали лишь в тяжкой и непрерывной борьбе с природой, так что в форме биологического отбора проявлялся и своего рода духовный отбор, и спенсерианская концепция не вступала в слишком резкое противоречие с этической проблематикой.

И тем не менее как художник Лондон объективно развенчал претензии этой концепции на бесспорную истинность, причем сделал это в произведениях, казалось бы, по самому своему характеру призванных иллюстрировать завоевания тогдашней научной мысли — в повестях о собаках. Немеркнущее художественное значение этих книг определяется прежде всего тем, что Лондон одним из первых в мировой литературе осознал углубляющийся разрыв между человеком и природой и усиливающуюся потребность людей в живительном общении со всем миром естественной жизни. Он предощутил, что с ходом времени «прогресс» заставит по-новому почувствовать родство всего живого и оценить созданный самой природой порядок вещей, который стараниями человека оказался на грани катастрофы. Это была главная тема анималистического цикла — для своего времени новаторская и ставшая одной из магистральных тем искусства по мере нарастания НТР и обострения ее противоречий.

Казалось, после «Зова предков» спенсерианство было преодолено, однако сложность  эволюции Лондона как раз и  заключалась в том, что подобные преодоления происходили в его творчестве очень медленно, сопровождаясь рецидивами прежних заблуждений. Здесь сказывалась не только идейная непоследовательность писателя, но и пробелы в его образовании, а еще сильнее — тот факт, что он выражал представления рядовых американцев своей эпохи и далеко не всегда был способен подняться над присущими подобному миропониманию социально обусловленными предрассудками расового и национального характера. Отправившись в 1914 г. корреспондентом в революционную Мексику, автор «Мексиканца» опубликовал серию статей, фактически оправдывавших американскую интервенцию и своим шовинизмом возмутивших всю социалистическую прессу. А на критику он ответил выходом из рядов социалистов.

Столь же путаной была и система взглядов Лондона. Как и многие писатели рубежа веков, он долго и мучительно преодолевал влияние Ницше, которое особенно ясно проявилось в «Дочери снегов». Клондайкские впечатления не могли не расположить писателя к красочным, романтичным пассажам, в которых Ницше прославлял «бунтаря по природе», бросающего вызов дряблому, анемичному, «плебейскому» миру, где всевластен «стадный инстинкт толпы».

Но  в то же время — пройденная Лондоном школа жизни заставляла отнестись  к такого рода апологии индивидуализма гораздо более трезво и критически, чем воспринимали ее другие неоромантики, в чьем творчестве идеи Ницше иной раз оказываются философским фундаментом. Спенсерианские и ницшеанские увлечения писателя вступили в противоречие с его социалистическими устремлениями, и завязался конфликт, прослеживаемый на всем протяжении творческого пути Лондона, так им до конца и не разрешенный.

Социалистические убеждения  писателя выросли непосредственно  из его жизненного опыта, и в этом заключалась как их сила, так и  слабость. Он знал всю остроту социальных антагонизмов классового общества, передав их в лучших своих книгах — «Люди бездны» (1903), «Железная пята» (1908), «Мартин Иден» (1909). И одновременно, подобно Синклеру, он остался еще одним социалистом чувства, а изъяны теоретического образования в конце концов и предопределили идейную и творческую драму, происходившую в последние годы жизни писателя.

Документальная книга  «Люди бездны» представляла собой  очерк повседневности лондонских трущоб и обвинительный акт той общественной системе, которая обрекает миллионы людей на голод и нищету, создавая разительные контрасты бесправия  и всемогущества. Однако

528

автор стремился создать  не только социологические полотна, его задачей был и своего рода документальный эпос, повествующий о  вечной борьбе отверженных за свое достоинство и право на жизнь. Отголоски спенсерианской доктрины различаются и в этом повествовании о «бездне» с ее отчаянием, голодом, повальной проституцией, ужасающей детской смертностью и беспросветной нуждой. Участь обитателей «бездны» Лондон считал предрешенной и тем не менее решительно отверг представления о биологической деградации низших слоев общества, назвав истинной причиной трагедии Ист-сайда пороки социальной системы. В «Людях бездны» он вступил в открытый спор и с Ницше, третировавшим «покорных неудачников». Этот спор был продолжен в одном из лучших романов Лондона «Морской волк» (1904). Писатель не упрощал поставленную перед собой задачу. В лице главного героя романа читателю предстала личность чрезвычайно сложная, цельная и сильная. Философский поединок, который ведет с этим персонажем автор, становится подлинным сюжетом повествования.