Изменение жанра в русской лирике на примере творчества И.И. Дмитриева

Могучие богаты, Бессильные от них кряхтят, Быки работают без платы,

А Обезьяну золотят. 

Вот ястреб в облаках  за коршуном в погоне...

...Здесь  кошка давит мышь; а там Змея впилась в корову;

А далее — медведь, разинув пасть  багрову, Ревет и гонится за серной по скалам;

А вот и лютый  волк ягненочка терзает...

Дмитриев  тонко высмеивает хищных святош («Мышь, удалившаяся от света», «Лиса проповедница»), тунеядцев, присваивающих себе чужие заслуги: «Мы пахали!» — реплика, ставшая поговоркой (басня «Муха»), С чувством подлинной приязни рисует Дмитриев крестьян, пастухов. Бесталанным завистникам он противопоставляет скромных, но творчески одаренных людей («Лебедь и Гагары», «Орел и Змея»).

Во всех своих баснях Дмитриев неустанно  проповедует идеал справедливости — этим питается гражданский пафос его поэтической речи. В его «Апологах» — четырехстрочных баснях, написанных в середине 1820-х годов,— те же гуманистические устремления, та же настойчивая проповедь добра. Таковы апологи «Курица и Утята», «Мыльный пузырек»; в первом вывод: «Кто любит помогать, тот всякому сродни», во втором баснописец с кратким, но грозным предупреждением обращается к гордым временщикам. В «Мячике» поэт сострадает судьбе бедного просителя, мающегося в государственных канцеляриях. В апологе почти нет действия, главное в нем — нравоучение, мысль. С одной стороны, он, по сути, приближается к форме народной рифмованной пословицы, с другой — к литературной эпиграмме, только не на какое-либо отдельное лицо, а на присущий многим порок. 
 

Работая над баснями, Дмитриев избегает низкого  «штиля» и пишет свои басни  легким изящным слогом, в отличии  о Сумарокова, которого можно назвать  самым плодовитым русским баснописцем. Сумароков писал свои басни специально огрубленным языком, так как считал их низким жанром.

В баснях Сумарокова четко видна социальная направленность против дворян, «подъячих» и церковников. У Дмитриева такие басни хоть и есть, но их мало(«Лисица-проповедник», «История»). В основном, поэт осуждает общечеловеческие заблуждения – легкомыслие(«Ласточка и птички»), самодовольство («Лестница»), недальновидность(«Человек и конь»).

У Дмитриева  мораль в баснях выдержана в типично  сентиментальных представлениях:  «Что бы быть счастливым, нужно дорожить не вещественными, а духовными ценностями, так как самые надежные радости приносят не богатство и знатность, а дружба и любовь» 

Современники  называли Дмитриева «классическим  поэтом», считая, что его стихи  могут служить образцами в  системе поэтических жанров, уже  существенно трансформированной со времен Ломоносова.

Отношение Дмитриева к предшествовавшей традиции было сложным. В пародии «Гимн  восторгу» (1792), а затем в сатире «Чужой толк» (1794) поэт язвительно высмеивал  торжественные оды, создававшиеся  по определенному канону: 

 
Тут на́йдешь то, чего б нехитрому уму 
Не выдумать и ввек: зари багряны персты, 
И райский крин, и Феб, и небеса отверсты! 
Так громко, высоко!.. а нет, не веселит, 
И сердца, так сказать, ничуть не шевелит! 
 

Громкие фразы одописцев-эпигонов, поставлявших стихи на заказ, перестали выражать авторское отношение к описываемому, становились пустыми фразами и потому не могли найти отклика в душе читателя. Сказать свое своими словами – вот задача, стоявшая перед Дмитриевым, выступавшим против ложного восторга и пафоса, но продолжавшим ценить оды Ломоносова, Хераскова, Державина. Традиции подлинно высокой гражданственной поэзии классицизма оставались дороги и близки Дмитриеву, и это обнаруживается в таких его стихах, как «Ермак», «Освобождение Москвы», «Глас патриота на взятие Варшавы». Считая, что эти произведения «приличнее назвать лирическими поэмами, нежели одами», П. А. Вяземский говорил, что они «исполнены поэтического огня любви к отечеству, не сей любви грубой, которая более охлаждает душу читателей, но любви возвышенной, переливающей в других пламень животворный».

Особой  популярностью среди читателей  конца XVIII – начала XIX в. пользовался  «Ермак» (1794), вызвавший немало подражаний. Героико-патриотическая тема была выражена здесь совершенно по-новому: стихотворение  пленяло поэтизацией старины и живописностью образов. Сибирские шаманы, ведущие диалог о Ермаке, – это не безликие аллегории, а колоритные экзотические фигуры, как будто бы сошедшие с полотна художника, тщательно выписавшего все детали.

Эта «зрелищность»  стихотворения, проявляющаяся и при описании по-оссиановски мрачного ночного пейзажа на берегах Иртыша, во многом напоминает творческую манеру Державина. В то же время «Ермак» органически связан со всем остальным творчеством Дмитриева, поэта-сентименталиста. Автор говорит о своем собственном отношении к Ермаку в самых последних строках стихотворения, завершая его «сладкой песнью» в честь героя древности. Разговор шаманов, врагов Ермака, составляет основу всего произведения и раскрывает основную идею автора.

Эта драматизация действия и умение выражать свое мнение через реплики персонажей, чуждых автору по образу мыслей, проявились с особым блеском в сказках и баснях поэта. Князь Ветров и художник («Картина»), Пролаз, Премила и Миловзор («Модная жена»), Ветрана и Всеведа («Причудница») и другие герои сказок Дмитриева ведут между собой оживленные диалоги, которые играют важную роль в развитии сюжета. Речь этих персонажей, завсегдатаев светских салонов, как правило, лишена всякой патетики и торжественности: это разговорный язык дворянского общества. В некоторых репликах автора проскальзывает его насмешливо-ироническое отношение к своим героям, иногда даже осуждение. Однако Дмитриев не переходит к отвлеченной дидактике: читатель сам должен извлекать мораль из мастерски рассказанного или, точнее даже, представленного в лицах эпизода.

Подобная  же манера повествования характерна и для басен Дмитриева, по-своему воспринявшего опыт русских баснописцев  предшествовавшего периода. Басни  Дмитриева в основной своей массе  – переводы, однако они хорошо отразили своеобразие его поэтического таланта и даже основные черты его творческой личности. Рассказчик в баснях Дмитриева выступает не как суровый моралист, а как остроумный и насмешливый зоркий наблюдатель человеческих пороков и слабостей. Вместе с тем в басни Дмитриева проникают иногда и лирические ноты, приближающие этот сатирический жанр к элегии или идиллии («Два голубя», «Дон-Кихот», «Два друга», «Мудрец и поселянин» и др.), а иногда и мадригалу («Магнит и железо»).

Сохраняя  жанровое разграничение стихов в изданиях своих сочинений, Дмитриев по существу преодолел замкнутость, разъединенность отдельных стихотворных жанров, окончательно разрушив представление о существовании поэзии «высокой» и «низкой». Независимо от избранного жанра Дмитриев писал, по словам его современника А. Ф. Воейкова, «чистым, приятным, благородным, но притом простым слогом», т. е. «средним» слогом. Как и другие сентименталисты, Дмитриев ориентировался преимущественно на образованных читателей и особенно читательниц, утонченных ценительниц всего изящного. То, что могло показаться грубым и резким, изгонялось из поэтического языка, и живая стихия народной речи подвергалась тщательной фильтрации и обработке. И все-таки народная речь (пословицы, поговорки, идиомы и просторечие) проникала в поэзию Дмитриева, проявлявшего несомненный интерес к отечественному фольклору. С особым вниманием относился поэт к народной песне, привлекавшей сентименталистов непосредственностью и искренностью чувства.

В 1780–1790-е  гг. появляются многочисленные печатные и рукописные сборники народных песен. Одновременно продолжаются традиции русской литературной песни: вслед за Сумароковым и М. И. Поповым авторами песен становятся все поэты русского сентиментализма. Песенный жанр получает признание у читателей самых разных сословий. Нередко границы между песней народной и песней литературной стирались, и те и другие на равных правах включались в песенники. Одним из таких печатных изданий явился «Карманный песенник» (1796) Дмитриева. Поэт включил сюда и народные песни, и песни, написанные им самим и другими известными поэтами: Сумароковым, Херасковым, Державиным, Капнистом, Нелединским-Мелецким и т. д. Фольклорные темы и образы проникали в литературную песню, и это делало ее более понятной и близкой читателю из демократических слоев. Так, чрезвычайно большой популярностью пользовалась песня Дмитриева «Стонет сизый голубочек…», в которой поэт по-своему использовал образ народной песни. Еще заметнее близость с фольклором песни Дмитриева «Ах, когда б я прежде знала…», впоследствии положенной на музыку М. И. Глинкой.

Разрабатывая  песенный жанр, сентименталисты значительно  обогатили русскую музыкальную  культуру: слова песни заранее  были рассчитаны на то, что их будут  не читать, а петь. Распространенным явлением становилось сочинение текста «на голос» уже широко известных народных песен или романсов.

Далеко  не всегда, однако, песни, сочиненные литераторами, органично входили в народный репертуар. Некоторая искусственность, чрезмерная сглаженность стиля, недостаток лиризма и задушевности – все это было характерно для многих песен Дмитриева, не говоря уже о менее талантливых авторах. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Список литературы : 

1.Орлов П.А. История русской литературы  XVIII века. М.: «Высшая школа», 1991 – 318с. 
2. Болотика Е.А. История русской литературы 18 века.- М.: Книга, 2004 - 320с.  
3. Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву / Прим. и указатель Я. Грота и П. Пекарского. СПб.: Питер, 2002 - 240с.  
4. Русская культура второй половины XVII - XIX вв. М.: Мысль, 2003 - 345с.  
5. Серов С.П. Русская литература.- М.: Радуга, 2002 - 300с.  
6. Хализев В.Е. Теория литературы, М., "Высшая школа", 2004 - 365с.  
7. Щеблыкин И.П. История русской литературы. - М.: Высшая школа, 2002 - 342с. 

Интернет  источники: 

http://www.rulex.ru/01050474.htm

http://www.referats.net/pages/referats/rkr/page32657.html

http://bravtexttemp.pochta.org/referat105.htm

http://referat.ru/referats/view/13220