Достоевский. Эпилепсия

В 1933 году М. Волоцкий опубликовал  книгу «Хроника рода Достоевского 1506 – 1933 гг.».

     Оказалось,  что род мелкопоместных дворян  Достоевских в силу каких-то  непонятных воздействий явил  миру много психически нездоровых  людей. И все они были прямыми  потомками Михаила Андреевича  Достоевского – отца писателя. В их числе эпилептики, шизофреники,  запойные пьяницы, самоубийцы.

Всего 113 человек; из 140 занесенных в семейную картотеку.

     Им было  в кого пойти. 

     М.А. Достоевский обвинял жену в супружеской неверности на том основании, что её последняя седьмая беременность протекала иначе, чем предыдущие. Искал под кроватями юных дочерей любовников. Жил сам и держал других в страхе перед грядущим обнищанием. Отличался крайней мнительностью.

     После смерти  жены М.А. Достоевский запил.  Его потянуло на амурные подвиги. 

     Воспользовавшись  удобным случаем, крестьяне убили  сластолюбивого барина.

     Сам Достоевский  появление эпилепсии связывал  с крайне неприятным, но довольно  рутинным на каторге событием. Его выпороли за какую-то провинность  в 1851 году.

 

     Дочь писателя  утверждала, что первые признаки  заболевания у Достоевского появились  после получения известия о  гибели отца. Достоевскому в ту  пору было 19 лет. 

     Фрейдисты  усматривают в этом «комплекс  вины». 

     С одной  стороны бессознательное чувство  ненависти и жажда мести. Михаил  Андреевич в семье держался  деспотом, и от него всем здорово доставалось. С другой – пресловутая цензура. И потеря сознания, как одна из форм защиты от крамольных мыслей и аморальных желаний.

     Если верить  близкому знакомому писателя  доктору С.Д. Яновскому, эпилепсия  у Достоевского проявила себя  задолго до каторги. 

     Федор Михайлович  Достоевский, - писал доктор, страдал  падучею болезнью ещё в Петербурге  и при том за три, а может  и более лет до ареста его  по делу Петрашевского, а, следовательно,  до ссылки в Сибирь. Дело в  том, что тяжелый этот недуг…  падучая болезнь у Федора Михайловича  в 1846,1847, 1848 годах обнаруживался  в легкой степени. Сам больной,  правда, смутно, болезнь свою сознавал  и называл её обыкновенно кондрашкой с ветерком.

 

     В эпилепсии  многое зависит от точки отсчета.  Для Достоевского такой точкой  были судорожные припадки. Они,  действительно, появились не то  на каторге; не то немного  позднее, на поселении. 

     Но до этого  были какие-то «нервные явления»  в подростковом возрасте. Обмороки (один обморок, случившийся во  время знакомства с известной  петербургской красавицей, имеет большую литературу). Специфические «головные дурноты», боязнь летаргии, мучительная тоска; и, наконец, «приступы».

     Вот как  описывает один из «приступов»  доктор С. Д. Яновский:

     … в июне 1847 года… был первый сильный  припадок болезни, который сопровождался  страшным приливом к голове  и необыкновенным возбуждением  всей нервной системы. Федор  Михайлович был в страшно возбужденном  состоянии и кричал, что он  умирает… пульс у него был  более 100 ударов и чрезвычайно  сильный; голова прижималась к  затылку, и начинались конвульсии… Яновский видел несколько таких приступов. Один из них угрожал «серьез-

     ной опасностью  жизни».

 

     Ещё были  свойства характера. Взрывоопасная  смесь качеств, придающая некоторым  эпилептикам особый, им лишь одним  присущий шарм.

     По словам  Авдотьи Панаевой Федор Михайлович «… приходил… с накипевшей злобой, придирался к словам, чтобы излить… всю желчь душившую его».

     Однажды Достоевский  чуть было не убил жену, когда  та вздумала пошутить над ним,  сказав, что у неё в медальоне  хранится портрет любовника; (соль  шутки заключалась в том, что  Анна Григорьевна, слово в слово,  воспроизвела эпизод, взятый из  романа мужа).

     Многие русские  писатели, начиная с Гаврилы Державина,  играли в карты и проигрывались,  что называется, « в пух и  прах». Но у Достоевского тяга  к рулетке выходила за рамки  обычного азарта.

     Это была, - писала А.Г Достоевская, - не простая  слабость воли, а всепоглощающая  человека страсть, нечто стихийное,  против чего даже твердый характер  бороться не может. 

     Достоевский,  как ему казалось, разработал  универсальную систему игры. Он  верил в неё абсолютно, несмотря  на постоянные проигрыши. И  ставил на кон всё. Забирал  у жены последние деньги. Закладывал  вещи. Залазил в долги… 

 

     Письма Достоевского  к жене, это и крик отчаяния, и уничижительное самобичевание,  и горячечная мольба о помощи: Аня милая, друг мой, - писал  Достоевский, - прости меня, не называй  меня подлецом! Я сделал преступление, я всё проиграл, что ты мне прислала, всё до последнего крейцера, вчера же получил и вчера проиграл! Аня, милая, я хуже, чем скот!

     С годами, когда  психическое состояние Достоевского  улучшилось, он совершенно охладел  к игре.

     Связанные  с игрой впечатления освобождали  Достоевского от других, куда  более тягостных, вызванных болезнью  переживаний. 

     У части  эпилептиков появлению судорожных  припадков предшествует аура  – последнее, что чувствует  больной перед тем, как потерять  сознание. У Достоевского это  было ощущение невероятного блаженства.

     Критик Н.Н.  Страхов писал с его слов: На несколько мгновений я испытываю такое счастье, которое невозможно в обыкновенном состоянии, и о котором не имеют понятия другие люди.. Я чувствую полную гармонию в себе и во всем мире и это чувство так сильно и сладко, что за несколько секунд такого блаженства можно отдать десять лет жизни, пожалуй, всю жизнь.

 

     Н.Н Страхову вторит математик Софья Ковалевская. Достоевский был вхож в дом её родителей. Вы все здоровые люди, - рассказывал Достоевский, не подозреваете, что такое счастье, которое испытываем мы, эпилептики, за секунду перед припадком. Магомет уверяет в своем Коране, что видел рай и был в нем. Все умные дураки убеждены, что он просто лгун и обманщик. Ан, нет! Он не лжет. Он действительно был в раю в припадке падучей, которой страдал, как и я. Не знаю, длится это блаженство секунды, или часы, или месяцы, но верьте слову, все радости, которые может дать жизнь, не взял бы я за него. Достоевский безмерно страдал от эпилепсии. После припадков он становился ужасно капризным, раздражительным, требовательным. Его всё задевало, сердило, трогало.

     Его нередко  тянуло на скандал, - вспоминала  А.Г. Достоевская. – Федя бранился, зачем аллеи прямы, зачем тут  пруд, зачем - то, зачем – другое.

 

     В эти минуты  Достоевский казался себя преступником, совершившим ужасное злодеяние.  И он мучался этим. Ещё были тоска и страх смерти.

     Достоевский  путал имена, фамилии, даты. Не  узнавал знакомых.

     Судорожные  припадки у Достоевского наблюдались  часто. Нередко они провоцировались  внешними факторами – психическим  перенапряжением, неприятностями, сменой  погоды, приемом спиртного (Достоевский  в зрелые годы пил мало и,  когда ему пришлось, по случаю, выпить бокал шампанского, у  него развился тяжелейший «двойной»  эпилептический припадок).

     Ещё один  тяжелый эпилептический припадок  возник у Достоевского в постели,  вскоре после венчания.

     Его первая  жена Мария Дмитриевна Исаева  была шокирована этим до крайности.  Что наложило свой отпечаток  на их дальнейшую, невероятно  трудную совместную жизнь. 

     В своих  воспоминаниях Н.Н Страхов рассказывает  об эпилептическом припадке Достоевского, который ему пришлось увидеть. 

 

     Это было, вероятно, в 1863 году… Поздно, в часу одиннадцатом, он зашел ко мне, и мы оживленно разговорились… Федор Михайлович очень оживился и зашагал по комнате… Он говорил что-то высокое и радостное Одушевление его достигло высшей степени… Я смотрел на него с напряженным вниманием, чувствуя, что он скажет что-нибудь необыкновенное… Вдруг, из его открытого рта вышел странный протяжный и бессмысленный звук, и он без чувств опустился на пол среди комнаты. Вследствие судорог тело только вытягивалось, да на углах губ показалась пена. Через полчаса он пришел в себя.

     И, тем не  менее, Достоевский дорожил эпилепсией. Он видел в ней непременное  условие и писательского, и  (последнее для Достоевского было  особо значимо) пророческого дара.

 

     Достоевский  был пророком по складу характера,  по темпераменту, по присущим  ему интуитивным качествам. А  когда читал Достоевский, - писал  историк литературы С.А.Венгеров, - слушатель, как и читатель кошмарно-гениальных романов его, совершенно терял своё «я» и весь был в гипнотической власти этого изможденного старичка, с пронзительным взглядом беспредметно уходящих куда-то глаз, горевших мистическим огнем, вероятно, того блеска, который некогда горел в глазах протопопа Аввакума.

     Эпилептический  опыт Достоевского нашел свое  отражение в его творчестве. Отсюда  клинически правдоподобные описания  переживаний эпилептиков героев  его повестей и романов. 

 

     Хрестоматийный  князь Мышкин. И проявлениями  заболевания, включая специфическую  ауру, и высказываниями, князь чем-то  похож на Достоевского Он, по  сути, его alter ego.

     Ещё Смердяков («Братья Карамазовы»); Лебядкина, Кириллов, Ставрогин («Бесы»); Ордынов и Мурин («Хозяйка»); Нелли («Униженные и оскорбленные)…

 

     И дело не  столько в естественном для  писателя желании воплотить пережитое. 

     Люди дюжинные, и мыслящие, и ведущие себя  обыденно, были бы лишними в  романах Достоевского, где всё  происходит на грани возможного. Где предчувствие апокалипсического  ужаса открывает в человеке  спрятанные где-то глубоко свойства  и качества.

     Другое дело  психически больные с их расколотым  сознанием. И нестандартным, в  силу этого, видением происходящего. 

     Говоря о  Достоевском, как о пророке,  имеют в виду три свойства.

     В своих  романах Достоевский первым обратил  внимание на кризисное состояние  мировой цивилизации и надлом  в общественном сознании.

     В революционном  «бесовстве» его времени Достоевский увидел прообраз будущих катастроф и потрясений.

     И, наконец,  именно он заговорил об особом  предназначении русского народа. И о евреях, точнее «жидах», стоящих у русского народа на пути и препятствующих выполнению исторической миссии.

 

     Слово «жид», сколько я помню себя, - писал Достоевский, - я упоминал всегда для обозначения известной идеи – «жид, жидовщина, жидовское царство». Влияние Достоевского на мировую культуру признавалось, хоть и с оговорками.

     О пророчествах, содержащихся в романе «Бесы», заговорили после развала Советского  Союза. 

     До этого  Достоевского ругали за несозвучие. Сам Ленин назвал его «архи - скверным».

     Что же до  «нравственных поисков» Достоевского; то поиски эти, густо замешанные  на махровом антисемитизме и  шовинизме, обрели поклонников  и интерпретаторов. 

     И если рассуждения  о «всеотзывчивости» и «всечеловечности» русского народа; о его способности к «примирительному взгляду на чужое», об особом призвании России, охотно цитируются философствующими интеллектуалами; антисемитские высказывания дошли до широких масс (« чего уж там, сам Достоевский писал…»).

 

     Справедливости  ради, Достоевский антисемитом себя  не считал. И обижался, когда его  обвиняли в этом. Всего удивительнее  мне то, - писал Достоевский, - как  и откуда я попал в ненавистники  еврея, как народа и нации…  в сердце моем этой ненависти  не было никогда, и те из  евреев, которые знакомы со мной  и были в сношениях со мной, это знают. 

     Знакомый тезис  – «все друзья – евреи».

     Антиеврейская  настроенность части больших  русских писателей хорошо известна. Стихи Пушкина, проза Гоголя, письма  Куприна, дневники Булгакова… 

     Но это антисемитизм  бытовой. Следствие полученного  воспитания, среда общения, какие-то  личные обиды и т. д. 

     Антисемитизм  Достоевского – идейный. Это  составная часть его миропонимания. 

     Что сформировало  взгляды Достоевского, что определило  их направление? Однозначного  ответа не существует.

 

     Это и лагерный  опыт. Общение с народом. Народом  довольно специфическим. Криминализированным, в большинстве своём. И тем не менее.

     И эпилепсия.  У эпилептиков, иногда появляются  внезапно какие-то совершенно  новые идеи. Пресловутый Einfall – «внезапное вторжение».

     Ни с того, ни с сего, снизошло и озарило.

     Потом особенности  мышления, Тоже эпилептического.  Тугоподвижного и вязкого. 

     Обращает на  себя внимание слабость доказательной  базы.

     Факты, которыми  оперирует Достоевский, частью  своей не проверены, частью  подтасованы. 

     Достоевского  подводит принцип. 

     Дело в том,  что люди одержимые какой-то  одной, чрезвычайно важной для  них идеей (в психиатрии такие  идея принято называть сверхценными); берут в расчет все, что во  благо и отвергают противоречащее.

     Так Гегель, когда кто-то заметил, что его  взгляды на мир не вполне  соответствуют действительности, ни  мало не сумняшеся, заявил: - «тем хуже для действительности».

 

     В поисках  аргументов Достоевский фальсифицировал  отдельные положения Талмуда  (в этом его одним из первых  уличил религиозный философ В.Соловьев). Подтасовывал исторические факты. Лицедействовал и блажил на манер Фомы Фомича Опискина – героя его повести « Село Степанчиково и его обитатели».