«Авторство и авторитет» С.С. Аверинцева

 

 

 

 

 

 

 

 

РЕФЕРАТ на ТЕМУ:

«Авторство и  авторитет» С.С. Аверинцева.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В одной из своих работ  академик С.С. Аверинцев обратил внимание на этимологическую близость слов «автор» и «авторитет», которые «имеют схожий облик, и это сходство не случайно. У них одно и то же – латинское – происхождение, единая этимологическая характеристика; и если их словарные значения к нашему времени разошлись довольно далеко, то у истоков значения эти неразличимы»1. Слово auctor («автор») обозначает некоего деятеля, субъекта действия; auctoritas («авторитет») – некоего деятеля, обладающего определенным свойством, т. е. субъекта действия со своеобразной печатью, лежащей на нем.

Например, два библейских сборника: Псалтирь и Притчи Соломоновы. Для традиции Псалтирь в целом — "Давидов"; сборник поставлен под знак именем знаменитого царя Израильско-Иудейского государства в Х в. до н.э. Однако в тексте самого сборника меньше половины от общего числа — семьдесят три псалма из ста пятидесяти — связаны и с именем Давида. Двенадцать псалмов приписаны современнику Давида левиту Асафу ; одиннадцать — династии "сынов Кореевых". По одному псалму приписано Моисею, "Этану Туземцу", т.е., по-видимому, этническому хананеянину, и царю Соломону, а также Аггею и Захарии. Ряд псалмов оставлен вовсе без атрибуции.

Книга Притчей Соломоновых  также состоит из различных сборников, которым в самом традиционном тексте приданы разные имена. Два раздела, идущие один за другим, озаглавлены "притчи Соломоновы" ; следующие два — "слова мудрых" и "сказано также мудрыми"; затем снова — "и это притчи Соломона". Но затем следуют сборники, приписанные Агуру, сыну Иакееву и Лемуилу; завершающее книгу похвальное слово добродетельной женщине дано анонимно. 

В обоих случаях атрибуция "главному" автору — соответственно царю Давиду и царю Соломону — относится  одновременно ко всей книге и к  некоторой ее части. По отношению к авторству это было бы абсурдно. Однако стоит нам подставить на место авторства — отношения власти, владения, обладания, как все становится на свои места. Все царство в целом принадлежит монарху. Сравнение тем уместнее, что Давид и Соломон — действительно монархи в самом буквальном смысле. Предлагаемая библейским преданием структура двойной атрибуции, когда один и тот же псалом "приписан" одновременно Асафу, или Этану, или еще кому-нибудь, и, в составе сборника в целом, Давиду— не абсурд, не ошибка, но свидетельство о себе сознания, понимающего авторство как авторитет, т.е. как отношение власти.

Авторитет – это человек, наделенный вышестоящим по отношению к нему лицом определенными полномочиями. В древности этот акт делегирования полномочий был тем или иным образом ритуализирован. «И снял фараон перстень свой с руки своей, и надел его на руку Иосифа», – читаем в «Бытии», и теперь этот библейский персонаж из обычного раба превращается в избранника, человека, которому переданы полномочия распоряжаться хозяйством страны.

При рассмотрении древних  текстов мы нередко сталкиваемся с процедурой «передачи полномочий» на авторство текста. С.С.Аверинцевев обращается к Ветхому Завету, в частности к «Книге пророка Осии». «Книга Осии повествует о “Слове Господнем, которое было к Осии”, как сказано в начальных словах текста, и, между прочим, о символико-семиотических актах, совершенных Осией во исполнение Слова [Осия 1, 2–8; 1–4]; а то обстоятельство, что Осия, судя по всему, был также и автором Книги Осии, мыслилось совершенно несущественным, и даже не потому, что он не “сочинительствовал”, а передавал Слово Господне, которое было “к” нему, – а потому, что никто в ветхозаветном горизонте не спрашивал себя о специфике смысла или формальных особенностей его пророческой речи в сравнении с речью какого бы то ни было другого пророка».

Таким образом: кто же может считаться автором подобных текстов – книг Пророков, Евангелий и т. д.? Во-первых, Бог как подлинный творец его смысла. Во-вторых, некая авторитетная община адептов, которая тем или иным образом была избрана самим Богом для хранения и передачи от поколения к поколению этого сакрального смысла в неизменном виде. В-третьих, отдельные авторитетные представители этой общины, заслужившие тем или иным способом достойное право представить учение в письменном виде.

 Следует заметить, что  всякий авторитет, создающий тексты, обладает не только правом: на  нем лежит также и огромная  ответственность – представить сообщенное ему учение без каких-либо искажений. Для того чтобы это сделать, он должен быть духовно подготовленным лицом.Таким образом, в архаической традиции подлинный автор текста, будучи трансцендентным и потому недоступным, делегирует «авторские права» целой цепочке авторитетов. Последние скрывают при этом свою индивидуальность, ибо говорят и пишут не своё, а передают сакральные мысли, некогда сообщенные им свыше. Чаще всего подлинным автором подобных текстов признавался лишь творец их смысла.

Термин "архаика" объединяет великое множество явлений, весьма и весьма разнородных в отношении, что называется, стадиальном: от самых  начальных шагов примитивного словесного искусства до рафинированной цивилизации  ближневосточных «писцов». Единственным жестко обязательным негативным признаком - отсутствие эксплицированной рефлексии над всем комплексом того, что зовется "авторской манерой": над индивидуальной характерностью неповторимого выбора лексики, метафорики, вообще "дикции", но также топики, тематики, сознательно внушаемого и сознательно воспринимаемого авторского «имиджа».

Стиль христианского богословия не отторгает теоретико-литературной рефлексии, поскольку сам определяется нуждой в рефлексии, прежде всего  экзегетической рефлексии над исходным текстом Писания; чем рефлексия отторгаема, так это стилем самого этого исходного текста — как раз потому, что это текст исходный, предлагающий себя для комментирования всей последующей христианской культуре, но сам себя не комментирующий. По этой же причине в Новом Завете, в отличие от дискурсивно-теологических текстов, почти нет дефиниций, в отличие от назидательно-агиографических сочинений, почти нет оценочных характеристик и вовсе нет психологических мотивировок.

Первое, что мы встречаем на историческом пути к рефлексии над авторством: исконное понятие авторитета, но в ситуации спора. В истории любой культуры время от времени с неизбежностью возникали конфликты — религиозные, политические и всякие иные: скажем, у библейских пророков были антагонисты — "гонители", "лжепророки"; но каждый раз культура выправляла положение, устраняя из своей памяти — из канона — либо одну, либо другую спорящую сторону, либо, наконец, память об их потерявшем актуальность споре.Само наличие спора хотя отнюдь не покончило с аксиологическим синкретизмом архаики, отказывавшейся уточнять, в каком именно отношении авторитетен авторитет,— греческая культура не раз возвращалась к концепции Гомера как непогрешимо-универсального наставника во всех вопросах, от веры и нравственности до наук, художеств и ремесел включительно,— однако впервые поставило названный синкретизм под вопрос.

Таким образом архаическая  модель авторства носит коллективистский характер. Подлинным автором текста признается в ней лишь создатель его смысла, который непосредственно или опосредованно делегирует полномочия создания письменного текста авторитетному лицу – скриптору, писцу, члену избранной общины единомышленников. Последний внутренне не готов признать себя его автором, поскольку стремится воспроизвести учение так, как оно существовало и существует в этой общине, то есть «до» и в определенном смысле «вне» данного писца. В дальнейшем созданный текст обрастает комментариями, принадлежащими авторитетным носителям учения и призванными способствовать «правильному» пониманию смысла текста.

Следует отметить, что исторически  комментаторская традиция послужила как бы переходным мостом к классической концепции авторства, поскольку авторство комментариев, как правило, приписывалось тем, кто их написал. Архаическая традиция, однако, с течением времени не исчезла. Как ни странно, но до сих пор она распространена, в частности, в переводческой сфере. Так, именно в соответствии с этой традицией автором текстов всех трех основных русских «Критик чистого разума» признается Иммануил Кант, как создатель их единого смысла.

Литература:

1. Аверинцев, С.С. Авторство и авторитет Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания  М., 1994, с. 105-125
2. Концепции авторства и задачи системы образования // Человек вчера и сегодня: Междисциплинарные исследования. Вып. 4 / Отв. ред.: М.С. Киселёва. М.: ИФРАН, 2010.