Анализ стихотворения Тютчева Ф.И. "Весенние воды"

Анализ стихотворения  Тютчева Ф.И. "Весенние воды"

 
Стихотворение «Весенние воды» можно  отнести к пейзажной лирике Тютчева. Оно было написано в 1830 году. В этом произведении описывается чудесный период ранней весны, пробуждение природы  от зимнего сна, наступление радостных  весенних дней  
Читая стихотворение, действительно ощущаешь весеннюю атмосферу. Чувствуется, как в воздухе пахнет талым снегом, вокруг раздается пение птиц, солнце растапливает зимнюю стужу, наполняя душу восторженным возбуждением и радостью.  
Стихотворение можно разделить на две части, основываясь на настроении автора в начале и в конце произведения. В первой части у земли состояние ещё сонное – она «ещё не проснулась», но на помощь весне спешит вода, которая будит и гласит: «Весна идёт»! Автор рисует два плана – землю и воду.  
В первой части слышим шум воды, быстрое движение, которое вызывает бурную радость. Повтор согласного звука (б) (аллитерация) и шипящего (ш), в слове шумят, помогает передать начинающее движение воды. Ф. Тютчев использует много глаголов (шумят, бегут, гласят). Эти глаголы позволяют услышать ритмичность произведения и почувствовать движение и шум весенней воды, наступающей весны. В конце первого предложения автор поставил многоточие. Наверное, поэт хочет ещё многое сказать о весенней воде.  
Вторая часть стихотворения – это ожидание майских дней.  
Весне художник придаёт черты молодой девушки. Майские дни олицетворяются с маленькими детьми, которые водят хороводы и у них румяные щёки.  
В стихотворении Ф.Тютчева зима и весна олицетворены. «Зима недаром злится», Зима – «ведьма злая», бесится, злится, хлопочет, ворчит на Весну, бросает в неё снег. Весна – «прекрасное дитя», в окно стучится, гонит Зиму со двора и хохочет ей в глаза. В стихотворении смена времён года осмыслена в соответствии с народно-поэтическими представлениями как борьба двух врагов.

Стихотворение Ф.И. Тютчева «Фонтан» было написано в 1836 году. Его я могла бы отнести к философской лирике Тютчева.  
Творчески усвоивший философско-истетические идеи немецкий романтиков, учение Шеллинга о единой «мировой душе», поэт был убежден, что она находит свое выражение как в природе, так и во внутренней жизни человека.  
Природа и человек образуют в лирике Тютчева глубинное единство, граница между ними подвижна, проницаема. С этой точки постижение стихий природы есть созерцание самого себя в природе. Вот почему полна глубокого смысла двухчастная композиция сти-хотворения Тютчева «Фонтан».  
Первая часть – это игра фонтана, который «облаком живым», клубится». Он прекра-сен, велик и легок, он стремится коснуться «высоты заветной», но «ниспасть на землю осужден», как только коснулся неба. Стихия воды в образе фонтана – это всего лишь часть природы, а части не под силу постигнуть целое.  
Вторая часть – это сопоставление водной стихии фонтана с водометом «смертной мысли», который также рвется к небу, но «длань незримо-роковая» преломляет «луч» «неистощимого» «водомета».  
Так рождается тютчевское неприятие самоутверждения и своеволия личности, столь свойственное многим течениям романтичной литературы. Мнимое величье человеческой мысли – это всего лишь забава, созданная Высшим Началом. «Водомет» мысли подобен фонтану, созданному человеком для своей забавы.  
Ирония поэта очевидна:  
О смертной мысли водомет,  
О водомет неистощимый!  
Какой закон непостижимый  
Тебя стремит, тебя мятет!  
С обощенно-целостным взглядом на мир природы и человека связано отсутствие в стихотворении буднично-прозаических подробностей. Здесь присутствуют элементы одической традиции XVIII века, торжественной величавой речи. Однако эта традиция выступает у Тютчева в романтически преображенном виде, своеобразно скрещивается с характерной для немецкой романтической лирики формой фрагмента. Острота столкновения столь разнородных жанровых традиций в стихотворении «Фонтан» подчеркивает противоречивое сознание современного человека, многомерность и сложность бытия. Здесь мы наблюдаем ораторские, дидактические интонации, витийственно-пророческий пафос.  
Неожиданны, непредсказуемы тютчевские эпитеты и метафоры, передающие игру природных сил воды и силы разума.  
Стихия фонтана уподобляется пламени: «пламенеет», «влажный дым», «лучом поднявшись к небу», «пылью огнецветной ниспасть», «осужден». Это очень напоминает и историю об Икаре, и историю о Прометее. В стихотворении два раза повторяется слово «луч». «Луч фонтана» и «луч» «смертной мысли». Это сопоставление подчеркивает тщетность стремлений гордыни человека постигнуть Неба как Высшее Начало.  
Заметим, что Истина предстает в образе длани, причем определение «незримо-роковое» подчеркивает неизбежность падения на землю, несмотря на упорство и жадность к постижению неба смертным лучом.  
Поэт объединят изображение природной стихии и трагическое раздумье о жизни человека. Это придает стихотворению символически-философский смысл, а мысль Тютчева обретает выразительность, живую образную плоть. Водная стихия в стихотворении очеловечена, одухотворена. Она внутренне понятна и близка человеку. Словно живое, мыслящее существо она именно «живым» облаком клубится. Стихотворение обращено к читателю: «Смотри,...».  
Автор выступает в роли учителя-провидца, который дает наглядный урок своим ученикам.  
Первая часть – это созерцание примера из жизни природы. Вторая часть – это вывод и сопоставление о жизни человека.  
Мне очень понравилось стихотворение Ф.И. Тютчева «Фонтан». Особенно хотелось бы отметить невиданную свободу мышления поэта, импровизационность, непосредственность и естественность выражения чувств и мыслей.

«О, как убийственно мы любим» (1851). Стихотворение вошло в денисьевский цикл, посвященной Елене Александровне Денисьевой, гражданской жене Тютчева, которую он любил и с которой прожил четырнадцать лет. В глазах петербургского света Е.А. Денисьева была осуждена и отвергнута, это ускорило ее смерть от чахотки в 1864 году. Стихотворение звучит как исповедь, исполненная трагизма, боли, горечи лирического героя, который запутался в своих отношениях, в своем двойственном положении: О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей! Стихотворение пронизано мукой и болью, тоской и отчаянием, воспоминаниями о недолгом былом счастье. Тютчев дает романтическую концепцию любви: любовь — стихийная страсть, дисгармония и роковой поединок, который сближает героев, и они уже не могут жить друг без друга. Это столкновение двух личностей, при котором более слабая личность погибает. Тютчев изобразил любовь как чувство и отношения между людьми, подвластные влиянию общества. Лирическая героиня угасает, не выдержав общественного порицания: Год не прошел — спроси и сведай, Что уцелело от нея? Куда ланит девались розы, Улыбка уст и блеск очей? Все опалили, выжгли слезы Горючей влагою своей… Внутренний мир лирической героини раскрывается через монологи. Стихотворение изображает мимолетное ощущение, мгновение страсти. Любовь здесь хаотична, лишена гармонического начала. 
 
Стихотворение «Цицерон» было написано Ф.И. Тютчевым предположительно в 1830 году. Поводом к написанию послужила, по мнению исследователей, Июльская революция 1830 года во Франции. В этот период поэт много размышляет об обреченности Европы, для которой наступает эра революций, о возможной гибели европейской культуры, о роли и месте личности в эпоху исторических катаклизмов. Впервые стихотворение было напечатано в альманахе «Денница» на 1831 год. Затем – в журнале «Современник» в 1836 году. Перепечатывалось в «Современнике» – в 1854 году (с некоторыми ошибками) и в 1868 году. 
Произведение мы можем отнести к философской лирике. Отличительная черта его – жанровая многоплановость. Исследователи отмечают, что в «Цицероне» «сложно соединены традиции «вечерней» элегии (мотив сумерек индивидуального существования), «ночной» оды… и нравоучительного аполога»^[1]. Нравоучительный аполог, восходящий к поэтической традиции XVIII века, представлял собой своеобразный разговор с «мудрецом» прошлого. Нечто подобное мы встречаем и в произведении Тютчева. Однако здесь поэт апеллирует не к мудрости, а к личному опыту римского оратора^[2]. И в произведении Тютчева в функции «мудреца» выступает скорее сам лирический герой. Одические черты также проявляются в стиле стихотворения. Я. О. Зунделович замечает, что «ораторский пафос пронизывает и лирическое и эпико-драматическое в «Цицероне»»^[3]. Основная тема произведения – особая миссия личности в переломную, грандиозную эпоху. 
В первой части стихотворения мы находим реминисценцию из произведения Цицерона «Брут, или О знаменитых ораторах»: «Brutus sive de claris oratoribus» – «Мне горько, что на дорогу жизни вышел я слишком поздно и что ночь республики наступила прежде, чем успел я завершить свой путь». У Тютчева читаем:

«Я поздно встал  – и на дороге 
Застигнут ночью Рима был!»

Римский оратор здесь выражает сожаление о том, что он родился  слишком поздно, когда славная  эпоха римской республики уже  закончилась. Эта цитата определенным образом характеризует Цицерона, как бы приближает к читателям  этого общественного деятеля, в  определенном смысле развенчивая ореол  мудреца-философа и стоика. Поэт обнажает здесь «глубоко личное переживание  исторического момента»^[4]. Здесь звучат элегические нотки. Далее в разговор вступает лирический герой:

Так!.. но, прощаясь с римской славой, 
С Капитолийской высоты 
Во всем величье видел ты 
Закат звезды ее кровавый!..

Этот образ кровавого  заката также можем рассматривать  как литературную реминисценцию. Мы встречаем, к примеру, подобный образ  в трагедии Шекспира «Юлий Цезарь». У Тютчева же эта тема приобретает  метафорический смысл: поэт имеет в  виду падение римской аристократической  республики, идеологом которой был  Цицерон. В результате гражданской  войны 48–45 гг. до н. э. в Риме была установлена диктатура Юлия Цезаря. И здесь уже стиль становится торжественным, патетическим, в речи лирического героя появляются одические интонации. Цицерон явился свидетелем величайших исторических событий, что само по себе очень важно. Здесь звучит мотив избранника, человека, чья жизнь сопряжена с переломными моментами истории. 
Далее мысль Тютчева достигает глубины философского обобщения:

Блажен, кто посетил  сей мир 
В его минуты роковые! 
Его призвали всеблагие 
Как собеседника на пир.

Поэт приравнивает такого героя-избранника к богам и небожителям, так как, приобщаясь к роковым  и великим событиям истории, человек  может передать свои впечатления  будущим поколениям:

Он их высоких  зрелищ зритель, 
Он в их совет допущен был — 
И заживо, как небожитель, 
Из чаши их бессмертье пил!

Вторая строфа «Цицерона» перекликается с пушкинскими  строчками из трагедии «Пир во время  чумы»:

Есть упоение  в бою 
И бездны мрачной на краю, 
И в разъяренном океане, 
Средь грозных волн и бурной тьмы, 
И в аравийском урагане, 
И в дуновении Чумы. 
Всё, всё, что гибелью грозит, 
Для сердца смертного таит 
Неизъяснимы наслажденья — 
Бессмертья, может быть, залог! 
И счастлив тот, кто средь волненья 
Их обретать и ведать мог.

Таким образом, Тютчев также здесь следует традициям романтизма. 
Композиционно произведение делится на три части. Первая часть – речь римского оратора. Вторая часть – слова лирического героя. Третья часть – авторское обобщение (вторая строфа). 
Стихотворение написано четырехстопным ямбом, восьмистишиями, рифмовка – кольцевая и перекрестная. В «Цицероне» использованы следующие средства художественной выразительности: метафора («Во всем величье видел ты Закат звезды ее кровавой!», «Из чаши их бессмертье пил!»), эпитеты («звезды… кровавой», «минуты роковые»), инверсии («оратор римский», «средь бурь гражданских», «закат звезды ее кровавой»), аллитерация («Оратор римский говорил Средь бурь гражданских и тревоги»). Мы находим архаизмы и выражения «высокого стиля»: «всеблагие», «небожитель», «оратор», «величье», «минуты роковые», «чаша бессмертья». 
Стихотворение стало важнейшей вехой в поэзии Тютчева. Тема «Цицерона» возникает и в его поздней лирике («Кончен пир, умолкли хоры…», «Два голоса»). Однако мы должны рассматривать это произведение в контексте всего творчества поэта. В подтексте «Цицерона» присутствует та же мысль, что и во многих лирических фрагментах Тютчева, – мысль о познании истины, проникновении в суть явления, пусть даже ценой разрушений и потерь.

А.А.Фет. 

Чудная картина,  
    Как ты мне родна:  
    Белая равнина,  
    Полная луна. 
 
    Свет небес высоких  
    И блестящий снег  
    И саней далеких  
    Одинокий бег. 
 
    Стихотворение «Чудная картина», созданное в 1842 году, - одно из самых завораживающих поэтических полотен А.Фета.  
    В стихотворении звучат два мотива: мотив очарованности ночным зимним пейзажем и мотив подчёркнутого на фоне холодного лика природы человеческого одиночества. Снежная равнина, одинокая луна и звёзды, отбрасывающие свет на снег, - не столько образы природы, сколько символическое обозначение состояния души.  
    Картина Фета рождается как бы на глазах у читателя. Яркие пейзажные детали зарисованы по первому впечатлению. В «чудной картине» ночь светла и полна блеска. Неожиданно появляются одинокие сани. Переживания одинокого путника знакомы автору.  
    Литературовед М.Гаспаров утверждал, что «образы и чувства в восьми строках сменяются в упорядоченной и стройной последовательности».  
    Что мы видим? «Белая равнина» - мы смотрим прямо перед собой. «Полная луна» - наш взгляд скользит вверх. «Свет небес высоких» - пространство расширяется до безоблачного неба. «И блестящий снег» - наш взгляд скользит обратно вниз. «И саней далёких одинокий бег» - поле зрения сужается, в белом пространстве взгляд останавливается на одной тёмной точке.  
    Выше – шире – ниже – уже. Вот чёткий ритм, в котором мы воспринимаем пространство этого стихотворения.  
    Все три измерения пространства заданы словами «равнина», «высоких», «далёких». Ключевое слово «бег» сводит ширь, высь и даль к движению. Неподвижный мир становится движущимся!  
    По первым строкам («Чудная картина…») можно понять интонацию всего стихотворения: грусть и восхищение природой. Стихотворение – последовательность чувств.  
    Начало – эмоциональное восклицание, подчёркнутое лирическими эпитетами «чудная», «родна»; затем поэт переходит к объективному описанию:  
    Белая равнина,  
    Полная луна…  
    Спокойная картина, которая приобретает эмоциональную окраску уже в следующих строках:  
    Свет небес высоких  
    И блестящий снег…  
    Последние строки стихотворения – картина не только живая, но и прочувствованная. «Одинокий бег» - это ощущение не стороннего зрителя, а самого ездока. Это восторг перед «чудным» миром зимней природы и грусть среди безлюдья. Наблюдаемый мир становится пережитым миром, как всегда в стихотворениях А.Фета.  
    Читатель не сразу замечает, что перед ним восемь строк без единого глагола; только восемь существительных и прилагательных, передающих стремительное движение по бескрайней зимней дороге.  
    Природа у Фета никогда не существует сама по себе, отдельно от человека. Душа и мир спаяны, так и в стихотворении «Чудная картина».  
    Литературоведы отмечают не только живописность, но и музыкальность поэтических картин Фета. Так в стихотворении …

АНАЛИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ ФЕТА "Я  ТЕБЕ НИЧЕГО НЕ СКАЖУ" Разберем стихотворение "Я тебе ничего не скажу", датированное 2 сентября 1885 года. В нем выражена часто встречающаяся у романтиков мысль о том, что языком слов нельзя передать жизнь души, тонкости чувства. Например, стихотворение Фета "Как мошки зарею" (1844) кончается мечтой "О, если б без слова/ Сказать душой было можно!". Поэтому любовное свидание, как всегда, в окружении роскошной природы, (открывается молчанием: "Я тебе ничего не скажу...". Романтики не доверяли языку слов как средству выражения души человека, тем более поэта. Впрочем, назвать Фета романтиком затруднительно: очень уж он "земной". Тем не менее уделом героя стихотворения остается "молча твердить" слова любовного признания.  
И этот оксюморон (сочетание контрастных по смыслу слов) становится главным словесно-художественным образом стихотворения. Но все-таки почему он молчит? Какая мотивировка дается этому? Вторая строка уточняет: "Я тебя не встревожу ничуть". Да, как свидетельствуют другие стихотворения, его любовь может и встревожить, взволновать девственную душу его избранницы своими "томленьями" и даже "содроганьями". Есть и другое объяснение, оно в последней строке второй строфы: его "сердце цветет", подобно ночным цветам, о которых сообщается в начале строфы. Вот тождество человеческой души и природы, выраженное, как и во многих других произведениях Фета, с помощью особого художественного приема, называемого психологическим параллелизмом. К тому же грудь, т.е. вместилище эмоционально-духовного начала, героя "больная, усталая" (первая строка третьей, последней строфы). "Я дрожу" - от ночного ли холодка или от каких-то внутренних душевных причин. И поэтому конец стихотворения зеркально повторяет начало: "Я тебя не встревожу ничуть,/ Я тебе ничего не скажу".  
Трехстопный анапест стихотворения звучит напевно: "Я тебе ничего не скажу" неоднократно вдохновляло многих композиторов.  
Стихотворение привлекает тонкостью и изяществом выраженных в нем чувств и естественностью, негромкой простотой их словесного выражения.

В антологическом 
стихотворении "Диана" Фет передал мысль о произведении пластического 
искусства как непостижимом чуде соединения жизни и вечности, движения и 
остановки. Тургенев, Достоевский и другие литераторы исключительно высоко 
оцепили это стихотворение, а Некрасов писал о нем: "Всякая похвала немеет 
перед высокой поэзиею этого стихотворения, так освежительно действующего на 
душу". [6]  
Чрезвычайно важно для поэта было сознание единства таких взаимно 
противоположных начал, как вечность и мгновение, жизнь и смерть, начало и 
конец.  
Антологический стиль, с одной стороны, и философская мысль об 
особенном значении начала как истока движения и средоточия всего смысла 
процесса, с другой, проникли в поэзию природы Фета и придали ей черты 
яркого своеобразия. Характерно в этом отношении стихотворение "Первая 
борозда", напечатанное в 1854 г. в "Современнике" и вошедшее в Сборник 
стихотворении Фета 1856 г.