Александр Сергеевич Пушкин

ПУШКИН Александр Сергеевич [26 мая (6 июня) 1799, Москва — 29 января (10 февраля) 1837, Санкт-Петербург; похоронен в Святогорском монастыре, ныне — Псковская область], русский поэт.

С детства для  Пушкина были значимы принадлежность к славному в истории роду (легендарный  родоначальник Радша — сподвижник Александра Невского; прадед по матери — А. П. Ганнибал, «арап Петра Великого») и «домашнее» отношение к словесности (среди посетителей родительского  дома — Н. М. Карамзин; дядя В. Л. Пушкин — даровитый поэт). Домашнее воспитание свелось к блестящему овладению  французским языком; вкус к языку  родному, фольклору и истории  пришел от бабки по матери — М. А. Ганнибал, урожденной Пушкиной.

В августе 1811 Пушкин зачислен в Царскосельский лицей, новое  привилегированное учебное заведение, находящееся под патронажем императора. Сильнейшее впечатление лицейских  лет — Отечественная война 1812. Лицей, не дав систематического образования, научил товариществу и остался для  Пушкина символом братства (близкие  друзья — начинающие поэты А. А. Дельвиг  и В. К. Кюхельбекер, будущий декабрист  И. И. Пущин).

Уже первые сохранившиеся  стихотворения (1813; первая публикация — «К другу стихотворцу», журнал «Вестник Европы», 1814, № 13) свидетельствуют  о мастерстве Пушкина. Он ориентируется  по преимуществу на французскую легкую поэзию, К. Н. Батюшкова и В. А. Жуковского, но учитывает и другие образцы (на экзамене в январе 1815 восторг Г. Р. Державина вызвали «Воспоминания  в Царском Селе», синтезирующие  манеры Державина и Батюшкова); следит за литературной борьбой «шишковистов»  и «карамзинистов», чувствуя себя бойцом новой школы, вожди которой приглядываются к поэту-«племяннику» (в 1815 Пушкина  в лицее посещают Батюшков и Жуковский, в 1816 — Карамзин и П. А. Вяземский; Пушкин общается с Карамзиным, поселившимся летом 1816 в Царском Селе, знакомство с Жуковским и Вяземским перерастает  в дружбу). К окончанию лицея (июнь 1817) у Пушкина репутация надежды  отечественной словесности.

Петербург

Петербургский период (лето 1817 — весна 1820) проходит бурно: формально числясь по Коллегии иностранных дел, Пушкин не обременен  службой, предпочитая ей театр, дружеские  пирушки, светскую жизнь, короткие «романы» и частые дуэли, резкие стихи, остроты  и эпиграммы. По убеждению, разделяемому как Карамзиным, так и людьми декабристского склада, Пушкин ветрен, легкомыслен  и едва ли достоин своего дарования. В то же время продолжается дружба Пушкина с П. Я. Чаадаевым, он общается с убежденным противником крепостничества  Н. И. Тургеневым (воздействие его  взглядов ощутимо в стихотворении  «Деревня», 1819), пишет стихи в высокой  гражданственной традиции («Вольность», 1818), отказывается (не без влияния  П. А. Катенина) от безоглядного карамзинизма и отдает должное исканиям поэтов-архаистов; через Дельвига знакомится с Е. А. Баратынским и П. А. Плетневым. Молодой словесностью Пушкин осознается как признанный лидер. Итогом этих лет стала поэма «Руслан и Людмила» (отдельным изданием опубликована в начале августа 1820), явившаяся исполнением поэтического заказа эпохи, над которым тщетно бились Жуковский и Батюшков.

 «Руслан и  Людмила»

В поэме непринужденно  сочетаются историческая героика, элегическая  меланхолия, фривольность, национальный колорит, фантазия и юмор; «мелочь» карамзинистов обретает масштабы эпоса, а «протеический» дар позволяет  вести рассказ с немыслимой стилистической свободой. Жуковский сразу по прочтении  поэмы признает в Пушкине «победителя-ученика», а прозвучавшие позднее упреки не отменяют огромного успеха.

Окончание работы над «Русланом и Людмилой»  совпало с резким недовольством  императора поведением и возмутительными  стихами Пушкина: речь пошла о  Сибири или покаянии в Соловецком монастыре. Пушкин был вызван к военному губернатору Петербурга графу М. А. Милорадовичу и, сознавшись в том, что загодя уничтожил крамольные стихи, заполнил ими целую тетрадь (не найдена). Тронутый рыцарским жестом, Милорадович обещал царское прощение; обращался к Александру I, по-видимому, и Карамзин, обычно к ходатайствам не склонный. Пушкин был откомандирован в распоряжение наместника Бессарабии генерал-лейтенанта И. Н. Инзова.

Ссылочный невольник

Встретившись  в Екатеринославе с новым начальником  и совершив с его разрешения путешествие  по Кавказу и Крыму, Пушкин прибывает  в Кишинев (сентябрь 1820). Вести о  европейских революциях и греческом  восстании, бессарабская «смесь одежд  и лиц, племен, наречий, состояний», контакты с членами тайных обществ (М. Ф. Орлов, В. Ф. Раевский, П. И. Пестель  и др.) способствовали как росту  политического радикализма (высказывания, зафиксированные современниками; перед  высылкой Пушкин обещал Карамзину не писать «против правительства» два  года и слово сдержал), так и  творческому увлечению Дж. Байроном. Поэтизация индивидуализма, сложно связанного со свободолюбием, могучей страсти  или разочарования, внимание к экзотическому  колориту (природа, чуждые цивилизации  нравы и обычаи), усиление суггестивности приметны в новых элегиях («Погасло дневное светило», 1820), балладах («Черная  шаль», 1820; «Узник», 1822), философско-политической лирике («Наполеон», 1821) и особенно в  ориентированных на «восточные повести» Байрона поэмах («Кавказский пленник», 1820; «Братья разбойники», 1822-23; «Бахчисарайский  фонтан», 1821-23).

Заняв вакансию «первого романтического поэта», Пушкин в кишиневско-одесский период (с  июля 1823 он служит при новороссийском генерал-губернаторе графе М. С. Воронцове) далек от подчинения эстетике Байрона. Он работает в разных жанрово-стилистических традициях (напоминающая о Вольтере и Парни поэма «Гавриилиада», 1821; «высокое» дружеское послание «Чаадаеву», 1821, антологическое стихотворение  «Муза», 1821; «Песнь о вещем Олеге», 1821, развивающая мотив боговдохновенности свободного творчества в духе Гете и Шиллера, и пр.).

 «Евгений  Онегин». Последнее объяснение

В Кишиневе был  начат «Евгений Онегин» — «роман в стихах», рассчитанный на долгие годы писания, свободный и не боящийся противоречий рассказ не только о  современных героях, но и о духовно-интеллектуальной эволюции автора.

 Рисунок Н.  В. Кузьмина «Евгений Онегин»

 «Евгений  Онегин». Издание 1837

Сложности личного  плана (запутанные отношения с графиней Е. К. Воронцовой и А. Н. Раевским), конфликты  с Воронцовым, мрачность европейских  политических перспектив (поражение  революций) и реакция в России, изучение «чистого афеизма» привели  Пушкина к кризису 1823-24; мотивы разочарования, близкого отчаянию, охватывают не только сферу политики («Свободы сеятель  пустынный...»), но получает и метафизическое обоснование («Демон»; оба 1823). В конце  июля 1824 неудовольствия Воронцова и  правительства, которому из перлюстрированного письма стало известно об интересе Пушкина к атеизму, привело к  его исключению из службы и ссылке в родительское имение Михайловское Псковской губернии.

На осень 1824 приходится тяжелая ссора с отцом, которому был поручен надзор за поэтом. Духовную поддержку Пушкин получает от владелицы  соседнего имения Тригорское П. А. Осиповой, ее семейства и своей няни Арины  Родионовны Яковлевой. В Михайловском Пушкин интенсивно работает: прощание с романтизмом происходит в стихотворениях «К морю» и «Разговор книгопродавца  с поэтом», поэме «Цыганы» (все 1824); завершена 3-я, сочинена 4-я и начата 5-я главы «Евгения Онегина»; главным  делом мыслится трагедия «Борис Годунов» (окончена в ноябре 1825), основанная на изучении летописей, «Истории государства  Российского» Карамзина и драматических  принципов Шекспира. Склоняясь к  примирению с действительностью, надеясь  на монаршее прощение, Пушкин в то же время строил планы бегства за границу. Внимание к истории и  фольклору («Жених», 1825; «Песни о Стеньке  Разине», 1826), далеким культурам («Подражания  Корану», 1824), новое открытие ценностей  любви [«К***» («Я помню чудное мгновенье...»), 1825], дружества («19 октября», 1825), простого и грустного бытия («Зимний вечер», 1825), убежденность в единстве поэзии и свободы, в пророческой миссии поэта («Андрей Шенье», 1825; «Пророк», 1826), трезвый скептицизм в оценке современности, отказ от политизации  поэзии и своеволия в политике (переписка с К. Ф. Рылеевым и А. А. Бестужевым) позволили Пушкину  выдержать ссылку, помогли пережить декабрьскую катастрофу.

В надежде славы  и добра

В суматохе междуцарствия  Пушкин намеревался нелегально прибыть  в Петербург, но в последний момент переменил планы. 13-14 декабря 1825 написан  «Граф Нулин», ироничная поэма  на бытовом материале, посвященная, по «странному сближению», проблемам  исторической случайности. Известия о  восстании, арестах и следствии  вызвали у Пушкина сложные чувства: товарищеское сострадание к декабристам соединялось с признанием сложившейся ситуации, надежды на освобождение (Пушкин не был членом тайных обществ и не полагал себя ответственным за их деятельность) перемежались с опасениями (его «возмутительные» стихи знала вся грамотная Россия и они естественно встраивались в «декабристский» контекст).

8 сентября 1826 Пушкин  был доставлен в Москву на  аудиенцию к Николаю I, результатом  которой стало взаимное признание;  император взял на себя цензуру  пушкинских сочинений. Пушкин, отдавая  должное преобразованиям Николая  («Стансы», 1826), сохранил верность  друзьям («Во глубине сибирских  руд...», 1827). Это было не двурушничество, но стремление занять государственную  позицию: свободные доверительные  отношения с царем давали возможность  творить добро, в частности,  бороться за амнистию декабристов.  Государственничество (неотделимое  от верности дворянской чести)  предполагало оглядку на державинскую  традицию («Друзьям», «Мордвинову», оба 1827); по-державински Пушкин  указывает на человечность как  неотъемлемое свойство идеального  монарха (эта линия ведет от  «Стансов» и «Друзьям» к «Герою», 1830). Любимым героем (и примером  для императора) становится Петр I, изображенный «домашним образом»  в неоконченном романе «Арап  Петра Великого» (1827-28) и апологетически  в «Полтаве» (1828), которая начинается  как романтическая поэма, а  заканчивается как эпос (ср. мощную  одическую окраску в эпизоде  боя).

Свободно заняв  «государственническую» позицию, Пушкин не желал ставить свой дар на какую-либо службу, что вело к внешне парадоксальному  соседству стихов гражданских и  отстаивающих абсолютную свободу творчества («Поэт и толпа», 1828; «Поэту», 1830).

Оправдание действительности не гарантировало от внешних конфликтов. Отношения с императором (обычным  посредником выступал шеф тайной полиции граф А. Х. Бенкендорф) были далеки от намеченной идеальной модели («Борис Годунов» не получил высочайшего  одобрения; ответом на поданную по монаршей воле записку «О народном воспитании»  стал вежливый выговор). Сложности были и в «республике словесности»: Пушкин и его давние союзники (Вяземский, Дельвиг) не вполне сошлись с московскими  любомудрами, отношения с Н. А. Полевым  и Н. И. Надеждиным колебались от отчужденных  до враждебных; в 1829-30 ярым противником  Пушкина и его круга стал редактор популярной газеты «Северная пчела» Ф. В. Булгарин, известный своим сотрудничеством  с тайной полицией, сочетавший вражду к аристократии, эпигонское просветительство, торговую хватку, чудовищное хамство  и умение доходчиво толковать  с публикой. Стремление к твердому общественному статусу оказалось  трудно реализуемым — отсюда «охота к перемене мест» (планы заграничного путешествия; поездка в 1829 на театр  военных действий, описанная в  «Путешествии в Арзрум», 1835); отсюда мотивы одиночества, бессмысленности  существования, беззащитности человека перед лицом «равнодушной природы», судьбы, деспотизма («Дар напрасный, дар  случайный», «Анчар», оба 1828; «Дорожные  жалобы», «Брожу ли я вдоль улиц шумных», оба 1829); отсюда же мотивы расчета с  прошлым и надежды на спасительную новую любовь («Воспоминание», «Предчувствие», оба 1828; «На холмах Грузии лежит ночная мгла», «Жил на свете рыцарь бедный», «Я вас любил: любовь еще, быть может», все 1829).

Болдинская осень

В 1830 Пушкин, давно  мечтавший о женитьбе и «своем доме», добивается руки Н. Н. Гончаровой, юной московской красавицы-бесприданницы. Отправившись вступать во владение имением, подаренным отцом к свадьбе, он из-за холерных карантинов оказался на три  месяца заключенным в селе Болдино (Нижегородская губерния). «Болдинская  осень» открылась стихотворениями  «Бесы» и «Элегия» — ужасом заблудившегося и надеждой на будущее, трудное, но дарящее  радости творчества и любви. Три  месяца были отданы подведению итогов молодости (ее рубежом Пушкин полагал  тридцатилетие) и поискам новых  путей. Был завершен «Евгений Онегин», написаны «пропасть» стихотворений  и статей, «Повести Белкина», открывающие  поэзию и принципиальную сложность  «обыкновенной» жизни, «Маленькие трагедии», где историко-психологическая конкретность характеров и конфликтов, принимая символические формы, подводила  к «последним» экзистенциальным вопросам (эта линия получит развитие в повести «Пиковая дама» и  поэме «Медный всадник», обе 1833; «Сценах  из рыцарских времен», 1835).

Самостоянье человека

Первое лето после свадьбы (18 февраля 1831) Пушкины  проводят в Царском Селе. Европейские  революции, польское восстание и  кровавые холерные бунты внутри страны — предмет его постоянных размышлений, отразившихся в эпистолярии и  обусловивших появление имперских  по духу стихотворений «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Общение с Жуковским и Н. В. Гоголем, занятым «Вечерами на хуторе близ Диканьки», взаимно стимулировало  обращение к фольклору («Сказка  о царе Салтане...»).

 «Сказка о  царе Салтане»

Вопрос о сложных, чреватых катастрофой отношениях между  властью, дворянством и народом  становится для Пушкина важнейшим («Дубровский», 1832-33; «История Пугачева», 1833; «Капитанская дочка», 1836). Усложняется  отношение к Петру I и его наследию (с 1832 идут архивные разыскания для  «Истории Петра»); «объективизм» сменяется  трагическим восприятием истории («Медный всадник»); «милость», неотделимая  от человеческого взаимопонимания  и коренящаяся в религиозном  чувстве, мыслится выше объективной, но ограниченной «справедливости» («Анджело», 1833; «Капитанская дочка»; «Пир Петра  Первого», 1835). Большинство оставшихся нереализованными замыслов, планов, отрывков обычно «эпичны» по форме (обращения  к самым разным эпохам на основе разных историко-документальных и литературных источников) и «лиричны» по сути. В собственно лирике — при редких и значимых исключениях («Чем чаще празднует  лицей», 1831; «Осень», «Не дай мне, Бог, сойти с ума», оба 1833; «Туча», «Полководец», «... Вновь я посетил», все 1835) — доминируют переводы («Странник», 1835), стилизации, подражания, «вариации  на тему» («Я памятник себе воздвиг нерукотворный...», 1836) или «квазиподражания» («Из Пиндемонти», 1836) — «свое» подается как «чужое» или утаивается от публики.