Символ в искусстве

Основной пласт аллегорий — воскрешаемые образы древних мифов, о которых говорил Винкельман. Там, где появилась одна аллегория, приходится ожидать и другую. Крылатый молодой человек изображён с глазами, завязанными лентой, у ног его рог изобилия. Это — Благосклонность, порождение счастья и красоты. Слово «фавор», то есть благосклонность, по-латыни мужского рода, потому и аллегория эта представлена фигурой отрока. Рог изобилия указывает на богатство, а завязанные глаза — знак того, что благосклонность может быть и слепой. Молодая нимфа увенчана цветами, крылата, её розовую колесницу влечёт Пегас, в руках её розы и догорающий факел. Мы видим Аврору — божество начала дня...

Ещё сложнее обстоит дело с символами. Мир их намного шире. Это растения, животные, предметы, цветы, буквы и числа. Символичными могут быть складки одежд, поза, выражение лица. Вот несколько примеров. Анемон — цветок грусти и смерти. Его образ появился в легенде об Адонисе, скончавшемся на ложе из анемонов, на лепестках которых сами собой появились красные пятнышки. В сценах распятия Христа — это знак скорби Марии, его матери. Число один — источник других чисел, символ единства. Два — намёк на человеческую и божественную природу Христа, указание на женский пол, который делим, то есть воспроизводит потомство.

Символы чаще возникают в те эпохи, когда получает распространение представление о двоемирии. Так было в романтизме, символизме. Аллегории появляются в эпохи Возрождения, классицизма. Как бы там ни было — они важнейшая часть нашего культурного наследия. Долгое время в нашем обществе к ним относились пренебрежительно или с подозрением. Казалось, что они противоречат необходимости реалистического отражения действительности, уводят сознание в чуждые нам миры. На самом деле и символы, и аллегории — иной путь и иной уровень осмысления действительности, и мастера самых разных эпох охотно к ним обращались. Автор замечательной книги "Мир Рубенса" К. В. Уэджвут пишет:

"Вениус особенно славился  своими знаниями символов, таких  художественных образов, с помощью  которых можно было визуально  передать абстрактные идеи. Такие  символы теперь применяются в  живописи очень редко, так что  немногим из нас они известны. Например, голубь с оливковой ветвью обозначает мир, весы — правосудие, лавровый венок — победу. Однако в XVI столетии пропаганда идей через символы была общепринятой формой искусства как народного, так и возвышенно-интеллектуального. Святые, конечно, обладали собственными атрибутами. Символом святой Екатерины было колесо, на котором она приняла пытку, Марии Магдалины — сосуд с нардовым миром, которым она умащала ступни ног Иисуса, для святого Иеронима — лев, с которым он подружился в пустыне. Но даже на портретах, аллегориях и светских картинах использовались различные символы, служащие бессловесными комментариями. На картинах птицы, цветы и животные изображались с вполне определённой целью. Заяц означал бдительность, кот или кошка — свободу, змея — мудрость. Разные цветы указывали на разные добродетели, а если их лепестки опадали, то это означало эфемерность молодости и красоты.

От каждого художника требовались знания таких символов, и для их объяснения существовали даже специальные учебники. Не слишком запутанные символы приводили всех в восторг, образованным людям нравилось расшифровывать скрытый смысл изображений на картинах. Такая учёная игра придавала интерес даже самым приземлённым работам…"

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Знак и образ

 

Понятие знака и образа

Знак – материальный предмет (явление, событие), выступающий в качестве представителя некоторого другого предмета, свойства или отношения и используемый для приобретения, хранения, переработки и передачи информации (сообщений, знаний, образов).[9]

В знаке обычно подчеркивается его материальность и чувственная воспринимаемость, что, конечно же, является нонсенсом, также как и то, что бывают чувственно воспринимаемые образы. Ни знак, ни образ не могут восприниматься органами чувств, чувственно воспринимаемыми могут быть только вещи.

Вещь может быть знаком, но знак не может быть вещью. «Здесь мы имеем дело с каким-то особым видом бытия, не материального и не идеального. ... Знак, несомненно, относится к этой области смыслового, не будучи ни материальным телом, которое он обозначает, ни материальным носителем, без которого он фактически невозможен, ни просто такой системой отношений, которые исчерпывали бы его до конца».

Образ – 1) в психологии — субъективная картина мира, включающая самого субъекта, других людей, пространственное окружение и временную последовательность событий.

2) Образ художественный — категория  эстетики, средство и форма освоения  жизни искусством; способ бытия  художественного произведения.[10]

Образ — элемент художественного произведения, представляющий собою осмысленную художником реальность. Каждое произведение являет

[9] Культурология: Учеб. для студ. техн. вузов/ Н.Г.Багдасарьян. – М.: Высш. Шк., 2007. – 709 с. – с. 698

[10] Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия (электронная версия). – 2008

собою сочетание образов, вместе дающих целостное понимание мира — его «модель». Образом называют и всю эту модель, и каждый её элемент. Образ рождается в душе художника, который воплощает его (в краске, звуке, слове...). Читатель, слушатель, зритель должен проделать обратный путь — по воплощению угадать замысел.

 

Свойства и функции знака и образа

Основная функция знака, как она определяется теоретиками — приобретение, хранение, преобразование и трансляция определённой информации, или сообщения. Эта функция является коммуникативной и, если мы возьмём термин «коммуникация» в достаточно широком смысле, мы обнаружим коммуникативную функцию также и в образе. Но этот расширенный смысл коммуникации заставляет отказаться от использования понятий информации и сообщения. Вряд ли можно говорить о том, что посредством образа мы получаем какую-то информацию или сообщение, так происходит только в том случае, когда образ берёт на себя роль знака, но эта роль — не главная для образа. Несомненно, образ может нам что-то «говорить», и в образе мы можем вступать в сообщение, но это уже будет расширением соответствующих понятий или даже использованием их не в собственном смысле.

Важнейшее свойство знака — обозначать, или указывать на что-либо другое — имеет нечто общее со свойством образа, но и различие здесь тоже достаточно существенное. Образ кажет, знак — указывает. Образуемое является в образе, но означаемое и обозначаемое не являются в знаке. Знак не претендует на то, чтобы полностью и без остатка стать означаемым, образ же почти неотличим от своего носителя. Допустим, мы видим перед собой нарисованную стрелку. Мы можем смотреть на неё, как на изображение такой вещи как стрела, а можем воспринимать её как указатель направления. В первом случае мы имеем образ предмета благодаря его изображению, во втором случае — знак, причём не знак предмета, а вообще чего угодно в зависимости от контекста (очередное различие между образом и знаком: знак зависим от контекста, образ — нет). Знак сразу же переводит направленность нашего внимания с самого себя на обозначаемое бытие, причём само это бытие в знаке совершенно не нуждается и может прекрасно существовать и без него. Образ тоже не останавливает на себе нашего внимания, мы видим в первую очередь не образ, а саму вещь, предмет, но эта вещь без образа для нас просто не существовала бы. В образе вещь является всему иному.

А. Ф. Лосев[11], обращаясь к попыткам других авторов определить понятие знака, говорит о том, что такие слова, как  знак или значение, а также и некоторые другие термины в своих логических истоках просто неопределимы. Исходные пункты этих категорий должны остаться неопределимыми во избежание ухода в «бесконечность» в поисках окончательных определений. Вместо таких окончательных определений А. Ф. Лосев предлагает вариант аксиоматики знаковой теории языка.

Знак предполагает существование обозначаемого, означаемого и значащего. Здесь очевидна схожесть знака с образом: образ тоже предполагает то, образом чего он является, хотя и не существует терминов, параллельных терминам «обозначаемое», «означаемое» и «значащее». Если сформулировать соответствующий термин по аналогии, то получим «образуемое». Остаётся пока что непонятным, является ли полученный термин эвристическим или же уводящим от реального положения дел. «Образ предполагает образуемое» — здесь присутствует оттенок той мысли, что образующим является сам образ. В словах «обозначаемое» и «означаемое» к корню «знак» прибавляются приставки «об» и «о», указывающие на действие, охватывающее предмет и придающее ему определённое свойство, а именно, свойство нечто значить. То есть можно сказать, что действие (энергия) знака придаёт новое свойство тому или иному предмету, свойство быть значимым. Слово же «образ» уже включает в себя приставку «об-», ставшую префиксом. Напомним, что основа «раз-» первоначально имела значение «резать, рубить», а также «полоса, черта». Стало быть, если знак делает уже существующий и уже имеющий образ предмет значимым, то образ делает предмет самим собой, чуть ли не создает

[11] Лосев Алексей Федорович [10 (22) сентября 1893, Новочеркасск — 24 мая 1988, Москва], русский философ, историк философии и эстетики, филолог.

сам предмет. Фактически, образ и создаёт предмет, а точнее делает вещь — предметом.

Для обозначения «образуемого» существует давний термин «первообраз». То, к чему он относится, имеет бытие «первее образа» в плане структуры, но при этом всё же подразумевает под собой некую образность, а, стало быть, вторичность по отношению к нему в логическом плане. Ж.-П. Сартр[12] для обозначения носителя образа использует словосочетание «объект образа», хотя здесь имеются некоторые сомнения относительно употребления слова «объект»: немного изменив направление взгляда с равным успехом можно назвать его и «субъектом» образа, точно так же, как мы только что назвали его «носителем образа». Так или иначе, место этого «образуемого — первообраза — носителя образа» в структуре выразительной сферы достаточно ясно.

Образ предмета создаёт предмет. Из этого следует, что всякое образуемое или образованное, то есть всякое образование  предполагает наличие образа, который его являет. Точно так же, обозначаемое и означаемое предполагает существование знака, которым они обозначены.

Образ, следовательно, функционирует как акт образования. В свою очередь, всякий знак функционирует как акт обозначения для всякого обозначаемого и означаемого.

«Всякий знак предполагает для себя того или иного внезнакового, но вполне специфического носителя». Что из этого вытекает для образа? В данном случае «носителем образа» будет не тот предмет, который образуется, а «то, в чём» он образуется, «материя» образа. Если припомнить многоуровневость образа, то, очевидно, для каждого уровня будет иметь место своя «материя».

[12] Сартр (Sartre) Жан Поль (1905-80), французский писатель, философ и публицист, глава французского экзистенциализма.

 

 

Заключение

«Мы понимаем, что человек во все времена жил и живёт в мире символов. И именно символы стали для него той действительностью, которая определяет его существование. Мы понимаем также, что эта жизнь в символах принадлежит к основополагающим структурам человека. И поэтому мы бы хотели понять особенности этих символов, собрать их во всём многообразии, обозреть и классифицировать... Раскрытые возможного содержания символов означает открытие того пространства, в котором человек может стать самим собой, своей сущностью, субстанцией. Без символов он как бы вмерзает своей убогой душой, превращаясь в ничто, тщетно возясь и мучаясь со своим голым рассудком в суете опустевшего мира».

Карл Ясперс[13]

В широком смысле можно сказать, что символ есть образ, взятый в аспекте своей знаковости, и что он есть знак, наделённый всей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа. Всякий символ есть образ (и всякий образ есть, хотя бы в некоторой мере, символ); но категория символа указывает на выход образа за собственные пределы,

[13] Карл Теодор Ясперс (23 февраля 1883г., Ольденбург – 26 февраля 1969г., Базель) – немецкий философ, психолог и психиатр, один из главных представителей экзистенциализма.

на присутствие некоего смысла, нераздельно слитого с образом, но ему не тождественного. Предметный образ и глубинный смысл выступают в структуре символа как два полюса, немыслимые один без другого (ибо смысл теряет вне образа свою явленность, а образ вне смысла рассыпается на свои компоненты), но и разведённые между собой, так что в напряжении между ними и раскрывается символ. Переходя в символ, образ становится «прозрачным»; смысл «просвечивает» сквозь него, будучи дан именно как смысловая глубина, смысловая перспектива. Принципиальное отличие символа от аллегории состоит в том, что смысл символа нельзя дешифровать простым усилием рассудка, он неотделим от структуры образа, не существует в качестве некоей рациональной формулы, которую можно «вложить» в образ и затем извлечь из него. Здесь же приходится искать и специфику символа по отношению к категории знака. Если для внехудожественной (например, научной) знаковой системы полисемия[14] есть лишь помеха, вредящая рациональному функционированию знака, то символ тем содержательнее, чем более он многозначен. Сама структура символа направлена на то, чтобы дать через каждое частное явление целостный образ мира.          Смысловая структура символа многослойна и рассчитана на активную внутреннюю работу воспринимающего. Смысл символа объективно осуществляет себя не как наличность, но как динамичная тенденция; он не дан, а задан. Этот смысл, строго говоря, нельзя разъяснить, сведя к однозначной логической формуле, a можно пояснить, соотнеся его с дальнейшими символическими сцеплениями, которые подведут к большей

[14] Полисемия (от поли... и греч. sema — знак), наличие различных (но в какой-либо мере связанных) смыслов и (или) значений у одного и того же слова (словосочетания, фразы), различных интерпретаций у одного и того же знака или знакосочетания. Понятие полисемии употребляется в лингвистике, логике, логической семантике и семиотике.

 

рациональной ясности, но не достигнут чистых понятий.   Символ используется человеком в своей деятельности и имеет в силу этого определённую цель. Он всегда служит обнаружению чего-то неявного, не лежащего на поверхности, непредсказуемого. Если цель отсутствует, то нет и символа как элемента социальной жизни, а есть то, что обычно называется знаком и служит для простого обозначения объекта.     Роль символа в человеческой практике и познании мира невозможно переоценить. Э.Кассирер[15] даже определял человека как «символизирующее существо». И это определение вполне приемлемо, если символизация понимается как специфическая и неотъемлемая характеристика деятельности индивидов и социальных групп и если описательная функция символа не оказывается, как это случилось у Кассирера, второстепенной и даже производной от других функций символа.