Петербург петровского времени

Все эти строительные работы вовсе не означают, что Петр окончательно решил, где будет стоять будущий город. Он по-прежнему мечтает превратить Петербург в столицу моряков, владыку Балтийского моря. Во имя этого он неожиданно объявляет: быть городу в море, на острове Кронштадт. Немедленно создается план этого города: геометрически правильная сетка пересекающихся улиц с главной площадью в центре. Нечто очень схожее с древнеримским лагерем. Однако идея вызывает всеобщее недовольство: столица будет полностью отрезана от всей страны и жизнь ее станет невероятно трудной. В конце концов, царь вынужден признать справедливость возражений, но тут же предлагает новый проект: строить город на Васильевском острове.

Наперекор желаниям царя Петербург продолжает расти на материке в окрестностях Адмиралтейства и нового Невского проспекта. Тогда Петр запрещает строительство всяких мостов. Главной городской магистралью объявляет Неву, а речки и каналы - улицами и проездами. Вместо карет и повозок велено пользоваться яхтами, галерами и шлюпками. Для этого на левом берегу Фонтанки, наискосок от Летнего дворца, специально основана особая верфь - Партикулярная. В дни, когда царь живет в городе, на Неве устраивают обязательные для всех лодочные учения. На ослушников налагают тяжкий штраф. Иногда в размере нескольких десятков рублей. Для сравнения заметим, что за повозку с возчиком от Петербурга до Москвы платили четыре с половиной рубля.

Символом древнерусской  архитектуры всегда был купол. Петр велит завершать все главные постройки Петербурга острыми шпилями, как это делают в Европе. Шпиль, увенчанный маленьким корабликом, поднимается над главным въездом в Адмиралтейство, игольчатые шпили венчают городские храмы. Петр не хочет, чтобы его новая столица хоть чем-то напоминала ненавистную ему Москву. Вместе с тем, сам того не подозревая, царь решает сложнейшую градостроительную задачу: острые шпили, уткнувшиеся в низкое северное небо, нарушают скучное однообразие горизонтали равнинного ландшафта и двухэтажной застройки. Шпили, как доминанты вносят необходимое разнообразие.

В конце 1715 года Петр решил  отправиться во второе путешествие  по Европе. Чтобы в его отсутствие архитекторы не бездельничали, он приказал губернатору как можно быстрее подготовить план застройки Васильевского острова и прислать ему на утверждение.

Составление планов светлейший князь Меньшиков поручил Трезини  и Леблону. Леблон взял за основу некогда понравившийся царю, план Кронштадта: четкая сетка пересекающихся каналов, которая образует прямоугольники суши для строительства жилых зданий. Сообщение только по воде, как хочется царю. Поэтому строй домов, стоящих по одной стороне канала, называется «линия». (Память об этом плане сохранилась до наших дней в названиях улиц острова - линия и ее порядковый номер). Мощная стена с бастионами опоясывает город, защищая Адмиралтейскую сторону, уже застроенную часть Городового острова и Васильевский - главный в будущем Петербурге. Госпитали, кладбища, богадельни - все, что омрачает или портит общую радостную картину, - все вынесено за городскую стену.

По плану Леблона  дома многих вельмож, в том числе  и Летний и Зимний дома самого царя, оказывались за городской стеной. И нужна ли сама крепостная стена, когда шведы отогнаны далеко на запад? А в будущем она будет сдерживать рост города, душить его… И Петр утвердил план Трезини.

Петр вернулся из Европы осенью 1717 года. Он тут же поспешил на Васильевский остров. Ярости его не было границ. Прорытые каналы оказались узкими и мелкими. Видимо, губернатор решил сэкономить деньги и разницу положить в карман. Рассказывали, что разгневанный царь изрядно в тот раз поутюжил приближенного тяжелой дубинкой. Однако если мечта об улицах-каналах была похоронена, это вовсе не означало, что царь отказался от плана превратить Васильевский остров в центр города.

На свет появляются новые  указы, определяющие будущую судьбу столицы. В первом из них велено срочно переселить в Петербург тысячу дворянских семей, тысячу семей богатых купцов и тысячу семей лучших ремесленников. К этому указу даже приложены списки тех, кто должен переехать. Сооружать дома они должны были за свой счет. Царь рассуждал просто: затратив большие деньги, люди не захотят расставаться с недвижимостью. А это значит, что даже после его смерти они останутся жить в Петербурге.

Второй указ - о том, как строить. Только «по образцам», утвержденным самим государем. Образцы эти были заранее подготовлены Трезини и Леблоном. Первый нарисовал общие виды и планы домов для простых людей - строгое одноэтажное здание и для людей среднего достатка - тоже одноэтажное, но больших размеров и с мезонином. Леблон готовил проект жилья для богатых - двухэтажный дом с большими венецианскими окнами и балконами над входом.

В указе было еще одно условие: вдоль берега Невы дома должны стоять вплотную друг к другу только двухэтажные дома. С проплывающих кораблей должна открываться внушительная панорама богатого города.

Одинаковость, регулярность застройки, по замыслу царя, придаст Петербургу красивую стройность и породит ощущение разумного порядка. Порядок в столице - свидетельство порядка в государстве. Но как добиться выполнения этих указов? Ведь люди под самыми разными предлогами стараются увильнуть от переезда на Васильевский остров. Их даже не пугает гнев царя и угрозы страшных наказаний. В 1722 г. Трезини, который отвечает за строительство на Васильевском острове, с горечью доносит: «Из 3295 земельных участков взято желающими 400, а строить дома начали только 257 хозяев».

В связи с делом царевича Алексея в 1718 г. его дом на Первой Береговой улице отдали Берг-коллегии, ведавшей поисками полезных ископаемых и деятельностью всех металлургических заводов России. Точно также Петр Первый отдал после смерти любимой сестры Натальи ее дом Канцелярии от строений, ведавшей застройкой Петербурга. Очень быстро было найдено применение и великолепному двухэтажному дому адмиралтейского советника Александра Кикина, близкого друга царевича и участника его заговора. В доме этом, стоявшем за московской стороной вверх по реке, царь приказал открыть первый в России музей - Кунсткамеру. Если перевести это немецкое слово буквально, то под кунсткамерой надо разуметь художественный музей. Название, однако, не вполне отвечает характеру той, что в таких помещениях или «камерах» хранилось. Кунсткамеры - в Европе они появились еще в эпоху Возрождения - собрания различных редкостей: ценных минералов, экзотических растений и животных, а также анатомических препаратов и т.п.

Коллекция русской Кунсткамеры отличалось от собраний других европейских музеев, прежде всего своим разнообразием по содержанию. Были тут картины и гравюры, китайская резная кость; резкие и точеные из дерева предметы; одежда и утварь различных народов. Среди них - всемирно известная сегодня «Сибирская Коллекция», которая хранится теперь в Золотой кладовой Эрмитажа.

Ее основу составили  золотые изображения летящих  в галопе оленей, жестоких пантер, готовых к прыжки или терзающих свою добычу, найденные в Сибири, в скифских курганах 7-2 вв. до н.э. Из южный районов государства были присланы великолепный иранский ритон 5 века до н.э. и греко-бактрийские конские нагрудные бляхи - фалары 2 в. до н.э. Все эти произведения высокого искусства соседствовали рядом с коллекцией древних монет, приобретенных в Голландии, различными навигационными приборами и инструментами, памятными медалями. А сколько, в самом деле, всяческих куриозитетов и раритетов здесь можно было увидеть! Вылепленная из цветного воска человеческая голова, чучела жирафа, тихохода, ярко оперенных тропических птиц, причудливой формы раковины и камни.

Не уставали изумляться посетители и разным монстрам. Вот, например, чучело свиньи, а вместо привычного слепого рыла с пятаком у него совершенное подобие человеческой «хари», только колючей щетиной обросшей. А в сосудах со спиртом «множество младенцев… - человеческий урод с одной головой, но двумя лицами, много других уродов с двумя головами, четырьмя ногами…». Многое из этого можно увидеть и сейчас. А вот чего мы уже никогда не увидим, так это бывших здесь живых «экспонатов - «девки со свиным рылом, мальчиков, имеющих на ногах только по два пальца, и пр.»

Первое время, чтобы  привлечь посетителей в музей, каждому  приходящему велено даже было бесплатно  выдавать по рюмке водки.

При таком количестве всевозможных диковин не удивительно, что в 1727 г. Кунсткамеру перенесли в специальное здание, построенное архитектором Г. Киавери на берегу Васильевского острова. Рассказывают, что даже место для Кунсткамеры выбирали так же по его «куриозитетности»: Неведомо, с каких времен стояли здесь две диковинным образом сросшихся сосны (причудливый обрубок суков и по сей день можно видеть в Кунсткамере).

Так Петрова Кунсткамера  превратилась в первый русский публичный  музей для широких кругов городского населения.

Подобно тому, как Санкт-Петербургская  Кунсткамера родоначальница позднейших музеев Академии наук, так и помещавшаяся в этом же здании библиотека положила основу существующей ныне библиотеке Академии наук. К 1725 году в ней насчитывалось около 5000 томов.

Подводя небольшой итог, можно сказать, что 1711-1720 гг. - время  очень четкой регламентированной застройки острова Васильевского, Московской стороны. При этом всячески сдерживалось стремление города расширяться именно на материковой части (не разрешалось строить мосты). Но в то же время, несмотря на контроль за строительством общего плана, схемы Санкт-Петербурга не было. Все еще не было определено, где быть центру города.

3. Александро-Невская лавра

Год 1720 особенный в истории  строительства Петербурга. Весной царь принял окончательное решение: центру города быть на стрелке Васильевского острова. Архитектору Трезини было поручено немедленно готовить план застройки. Тогда же вдруг приказано начать сооружение сразу трех мостов. Первый - через протоку между Городовым островом и крепостью. Второй - на границе города, через Фонтанку. Третий - на Невском проспекте, где он пересекает Мойку, рядом с бывшим домом Леблона. За свою окраску мост получил название Зеленого и долго сохранял его.

Повеление, отданное царем, точно прорвало плотину запрета. Уже через три года на материковой стороне было сооружено двадцать три подъемных моста через речки и каналы. Город настойчиво продолжал расширяться в сторону России. А нормальная жизнь на искусственных и естественных островах была невозможна без надежной и постоянной связи между ними.

В тот же 1720 год рядом  с небольшим деревянным храмом завершили  кладку стен каменного Исакиевского собора.

Москва гордилась своими священными реликвиями: ризой Христа, частью ризы Богоматери, головой Иоанна Златоуста и головой Григория Богослова, частицами мощей Иоанна Крестителя и святого Георгия. А в Петербурге не было ничего, что привлекало бы духовный взор народа, селила бы в душах людей веру в прочное будущее, пробуждало воспоминания о славном прошлом. Срочно нужен был монастырь и своя священная реликвия.

Таковым стала Александро-Невская  лавра.

По проекту Трезини  монастырский ансамбль фасадом должен был смотреть на Неву. Нарядная балюстрада и партерный сад с галереями  и пирамидами, украшенными гербами русских городов, должны были отделять главный корпус от воды. Этот сад и внешний вид ансамбля напоминают больше замок-дворец, чем суровую монашескую обитель. В центре - величественный собор, над которым высится тонкий шпиль колокольни. Вправо и влево от него уступами расходятся двухэтажные корпуса. Их движение сдерживают по краям трехэтажные флигели. Служебные постройки за спиной главного корпуса образуют замкнутый просторный двор. Пожалуй, это самый интересный ансамбль из задуманных Трезини.

К концу 1723 года в монастыре  были готовы только двухэтажные корпуса  и правый павильон-церковь во имя  Благовещения. И сразу же в нее  перенесли захоронения сына Петра - малолетнего Петра Петровича, любимой сестры - Натальи Алексеевны, вдовы брата - царицы Прасковьи. Тем самым монастырю придали государственное значение.

Посвящение обители  русскому князю Александру Невскому не было случайным. В 1240 году Александр  разгромил на берегах Невы войско шведского Ярла Биргера. За эту победу получил он прозвище Невский. А через два года на льду Чудского озера нанес тяжкое поражение рыцарям Ливонского ордена. Перенесение мощей князя-воина из древнего города Владимира на берега Невы как бы подчеркивало преемственность между древнерусским государством и молодым Петербургом.

К 1720 году город насчитывал уже около 30 тысяч жителей и 5 тысяч  зданий. В 1721 году в Санкт-Петербурге появились 595 диковинных для России уличных фонарей, которые должны были вечерами зажигать, а утром тушить 64 солдата-инвалида, объединенные в специальную команду.

Весной 1722 года Петр Первый утвердил план строительства на Стрелке. По замыслу Трезини, широкий канал, протянувшийся с юга на север от Большой Невы к Малой; должен был отделить Стрелку от острова. Вдоль канала, спиной к острову должны были встать плотно друг к другу двенадцать одинаковых зданий Коллегий - министерств. С севера площадь Стрелки обрамляли Таможня и огромный Торговый дом. С юга дворец Прасковьи Федоровны и Кунсткамера. Здания Коллегий - трехэтажные. Строения, огибающие площадь, - двухэтажные. Первые этажи у всех превращены в открытые галереи для гуляния в ненастную погоду. Все здания окрашены в красный цвет, и только белые наличники окон и белые пилястры вносят нарядное оживление. Проект удачен. Площадь как бы сама открывает свои объятия широкой реке, четкой и суровой горизонтали крепостных стен с устремленным ввысь золоченым шпилем. Замыкает всю панораму протяженное двухэтажное здание госпиталя на Выборгской стороне с небольшими куполами на боковых ризалитах и мощным куполом госпитальной церкви в центре. Все очень строго и вместе с тем величественно.

Одобрив план, император  все же высказал несколько пожеланий. Первое: в центре новой площади следует поставить огромный храм, достойный его времени, его деяний. Второе: все Коллегии должны быть абсолютно одинаковы. Тем самым Петр Первый хотел подчеркнуть свое нежелание выделять кого-либо из министров, дабы не разжигать обид и ссор. Это повеление царя и определило архитектурную композицию здания, подобную которой не сыщешь не только в русском, но и в европейском зодчестве.

Итак, согласно высочайшему  приказу, для каждой их Коллегий предназначалось особое здание (их возводили постепенно, пристраивая одно к другому); но, вытянутые в одну линию, под прямым углом к Неве, все они были соединены друг с другом.

Та же мысль отчетливо  выражена и в решении фасадов. У каждого из коллегиальных «корпусов» своя крыша, четырехскатная, с типичным для построек Трезини изломом под слуховыми окнами. У каждого и свой вход - входы устроены в центральных ризалитах, завершенных вырезными фронтонами. По нижнему рустованному этажу тянулась открытая арка (теперь застекленная со стороны главного фасада). Два верхних этажа украшены по красным стенам белыми пилястрами. Окна обрамлены простой формы наличниками. Назначение здания сугубо деловое. Это выражено, как видите, в его архитектуре, где все напоминает о суровой простоте первых петербургских построек. К сожалению, Петр не увидел ансамбль Стрелки завершенным.