Марбургская школа неокантианства

Если у Риккерта неизбежность покинуть трансцендентальную позицию есть отрицательный результат, то у Ласка этот вывод следует из самого принципа построения системы категорий. В основание этого построения он кладет кантовское противопоставление содержания и формы, при этом отвлекается от деления трансцендентальной области на эстетику (учение о чувственности) и логику. Чувственность выступает у него содержанием по отношению к формам (категориям) бытия, последние образуют содержание по отношению к формам (категориям) ценностей. Но поскольку содержанием выступают категории чувств бытия, постольку им могут выступить и категории бытия сверхчувственного - метафизические. Все дело лишь в том, чтобы они получили свое логическое оформление. Таким образом, доведенная до предела Ласком крайняя формализация логической позиции неокантианства обнаружила, что пафос борьбы против догматизма и метафизики, свойственный неокантианству, был основе своей ложным - неокантианство оказалось философией без позиции.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Неокантианство в России

 На рубеже XIX—XX веков  историческая ситуация в России  определялась особым — «догоняющим»  — характером развития российской  экономики и государственности, равно как и ментальной готовностью  к заимствованию. Это способствовало  проникновению в Россию лучших  достижений европейской культуры, что явилось мощным стимулом  «культурного взрыва», получившим  название «серебряного века».

 Сочинениями западников, славянофилов и Владимира Соловьева  в России к концу XIX века была  подготовлена идейная почва, обеспечившая  восприимчивость отечественных  мыслителей к критической философии  и быстрое проникновение ее  основных положений в научные  концепции. Ворвавшись на интеллектуальную  арену, неокантианство существенно  повлияло на расстановку сил  в философской жизни России  начала XX века. Направленное на защиту  традиций философской классики, неокантианство в преддверии  глобального социокультурного кризиса  мощно противостояло антиклассическим  тенденциям развития философской  мысли — мистицизму и иррационализму.

 Рецепция неокантианства  стала возможной во многом  благодаря широко распространившейся  в 90-е гг. XIX века и сохранявшейся  вплоть до 1914 г. практике поездок  студентов и выпускников университетов  за границу «с ученой целью  для усовершенствования в науках».

 Здесь они слушали  Ф.Паульсена и Г.3иммеля, семинары, которых вдохновляли многих на  более скрупулезное и систематичное  изучение трудов Канта. Именно  на этом этапе происходило  разделение интеллектуальных предпочтений: выбирая себе наставника среди  наиболее авторитетных в этой  области мыслителей — основателей  неокантианских школ, кто-то становился  приверженцем баденской школы, кто-то  — марбургской.

 В 1890 г. П.И.Новгородцев  отправился из России в Германию  в поисках философской глубины  и строгой научности. Вскоре по  возвращении из Берлина и Гейдельберга  вокруг него сплотился кружок  молодых философов-правоведов, получивший  известность как московская юридическая  школа, или школа «возрожденного  естественного права». Среди ее  участников были выдающиеся ученые  — Н.Н.Алексеев, В.А.Савальский, Б.П.Вышеславцев, И.А.Ильин, которые, однако, в свою  очередь, обучались в разных неокантианских  центрах и исповедовали поэтому  взгляды разных неокантианских  течений. Однако большинство в  его кружке составляли баденцы.

 Имена российских учеников  баденских неокантианцев - Б.А. Кистяковский, Ф.А.Степун, Н.Н.Бубнов, С.И.Гессен, Б.В. Яковенко, Б.П. Вышеславцев, И.А. Ильин, И.И. Фондаминский (Бунаков), А.Р. Гоц, В.М. Зензинов, А.О. Гавронская (в замужестве Фондаминская), А.Л. Саккетти, О.Э. Мандельштам.

 В чем же заключалось  очарование баденского неокантианского  учения для молодой российской  интеллигенции? По-видимому, в том, что  «идеи этого направления родственны  философии Соловьева и, во всяком  случае, совпадают в существенных  моментах в истолковании критической  философии Канта».

 В то же время  построенная на принципах и  методах точных наук теория  познания — центральное звено  в философской системе марбургских  неокантианцев — была особенно  привлекательна для жаждущих  фундаментального, систематического  и методологически обоснованного  знания.

 Нужда в адекватных  времени научных принципах и  методах особенно остро стала  ощущаться на рубеже веков: естественные  науки шли вперед семимильными  шагами, и необходима была гибкая  методология, развитая философская  система, чтобы объяснить не только  шквал естественнонаучных открытий, но и сам этот набирающий  темпы научный прогресс. Тем более  закономерным выглядит обращение  к марбургскому неокантианству  исследователей, уже получивших  образование в области естественных  наук, например, Б.В.Яковенко и Б.А.Фохта.

 Марбургский университет  можно по праву назвать философской  Меккой российского студенчества  начала XX века. Н.А. Гартман, М.И. Каган, Г.О. Гордон, В.Э. Сеземан, Б.Л. Пастернак, Е.И. Боричевский, В.А. Савальский, Д.О. Гавронский, Б.В. Яковенко, Б.П. Вышеславцев, Н.Н. Алексеев, С.А. Рубинштейн, А.Д.Вейдеман — все  они, ученики Когена и Наторпа, составили впоследствии блестящую  плеяду творцов науки и искусства XX века.

 «Лидером и пионером», открывшим для России традицию  марбургского неокантианства и  воплотившим своей уникальной  жизнью в науке судьбы этой  философской школы, был Борис  Александрович Фохт.

 А судьба неокантианства, особенно марбургского, в России  не была особенно счастливой: оно встретило здесь ожесточенное  сопротивление со стороны большевиков  и неославянофилов. Давление на  молодых адептов нового западного  философского движения шло также  со стороны маститых профессоров столичных университетов, которые, чувствуя реальную угрозу собственным, в большей части, архаичным учениям и, следовательно, своему научному авторитету, предпринимали любые меры против распространения неокантианских идей в академической среде. К тому же наднациональному, в сущности, течению приходилось пробивать себе дорогу в условиях все более накалявшейся борьбы между германофилами и германофобами, достигшей апогея в период первой мировой войны, когда слабеющий голос защитников неокантианства накрыло газетной «канонадой» отечественных «патриотов». Все это не могло не повлиять на характер восприятия этого учения и на судьбы ученых, разделявших его принципы.

 Между тем, показателем  того, что позиции рационалистической  философии в России постепенно  укреплялись, стало не только  создание в 1910 г. журнала «Логос», но и возникновение в 1911—1914 гг. новых философских (в отличие  от религиозных) обществ. Их основателями  чаще всего были выходцы из  неокантианских школ. Так, председателем  Санкт-Петербургского Философского  собрания, учрежденного в 1911 г., стал  А.В. Вейдеман, а с 1914 г. — В.Э. Сеземан. В январе 1914 г. было основано Московское  общество по изучению научно-философских  вопросов во главе с Н.Н. Алексеевым . С той же целью — пропаганды  идей рационализма — Б.А.Фохт  предпринял издание научной серии  «Kantiana», задуманной как руководство  к изучению философии Канта. Первый  выпуск серии увидел свет в 1906 году, второй — в 1910-м. К сожалению, подготовленные 3-й и 4-й выпуски  по неясным (возможно, по финансовым) причинам не были изданы.

 Увлечения Кантом, преимущественно  в неокантианской интерпретации, на рубеже веков не миновал, похоже, ни один серьезный мыслитель.

 Основанное на принципах  строгой научности, неокантианское  течение с трудом пробивало  себе дорогу и в традиционном  иррационально-религиозном русском  философствовании, и, позже, в марксисткой  философии, которая критиковала  неокантианство, прежде всего в  лице Каутского и Бернштейна, за попытки ревизии Маркса.

 Тем не менее, влияние  неокантианства усматривается в  самом широком спектре теорий  и учений. Так, в середине 90-х гг. XIX в. идеи неокантианства были  восприняты С.Н. Булгаковым, Н.А. Бердяевым, представителями «легального марксизма»  – П.Б. Струве (1870–1944), М.И. Туган-Барановским (1865–1919) (однако русло дальнейшего  развития взглядов этих мыслителей  отошло от неокантианства). Идеи  неокантианства были не чужды  не только философам. В творчестве  композитора А.Н.Скрябина, поэтов  Бориса Пастернака и писателя Андрея Белого можно обнаружить неокантианские «мотивы».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

Таким образом, в марбургском неокантианстве культура понимается как система качественно различных форм науки, морали и искусства, изменяющих во взаимодействии друг друга и культуру как целое. В отечественной литературе уже отмечалось, что именно трактовка Марбургской школой культуры как системы, а не баденская концепция структуры философии и культуры, стала благодарным наследником кантовской культурологии, и именно она в XX в. нашла себе перспективного преемника в лице Э. Кассирера.

В заключение следует отметить, что развитие многообразных идей в немецкой философии культуры XIX в. протекало в основном русле кантовской традиции и к началу XX в. кристаллизовалось вокруг проблемы типологии субъектов культуры, символизации в формах культуры типов отношений человека к миру, опосредованности процесса культуротворчества речевой деятельностью. Эти проблемы остались ключевыми и в философии культуры XX в.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список литературы

1. Блинников Л.В. Великие философы: учебный словарь-справочник. - М.: Логос, 1997. - 432 с.

2. Дмитриева Н.А. Две эпохи российского неокантианства // Вестник Российского Гуманитарного Научного Фонда. - 2002. - №4. - С. 81-92.

3. Зотов А.Ф. Западная  философия XIX века.- М.: Высшая школа, 2005. - 519 с.

4. История философии: Запад-Россия-Восток (книга третья. Философия XIX — XX в). - М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шигалина, 1998. - 448 с.

5. Новая философская энциклопедия: В 4-х тт., Т.3 - М.: Мысль, 2000. – 692 с.

6. Философская энциклопедия [Электронный ресурс]. - М.: Директ  Медиа Паблишинг, 2006.

7. Философский энциклопедический  словарь/ ред. С.С. Аверинцов. - М.: Советская  энциклопедия, 1989. – 814 с.