Культурология как наука

Мир природы и мир свободы, считал философ, соединяет великая  сила Красоты (сила искусства). Высшее проявление культуры есть ее эстетическое проявление. Основные категории эстетического - прекрасное и возвышенное (работа "Наблюдение над чувством возвышенного и прекрасного", 1764). Возвышенное выступает материалом нравственности. Для восприятия искусства нужен вкус, для творения - гений.

Эти выводы И. Канта были положены в основу общего представления о сущности и назначении культуры европейскими романтиками конца XVIII - начала XIX века.

                Культурологические концепции Г.В.Ф.Гегеля.

Философия истории  Гегеля явно принадлежит эпохе цивилизацион-ного самосознания в европейской культуре. Факт христианства для его философско-исторического построения в рамках европейского самосозна¬ния — один из самых значимых фактов истории и культуры. Это видно из характеристики трех основных культурных типов в истории: если первые два (восточный и античный) представлены как «частичные», то христиан-ско-германский мир противопоставлен им своей целостностью, т.е. закон¬ченностью и завершенностью. Из этого следует простой и непредвзятый вывод — в истории не три, а два основных периода: до Христа и после не¬го. По существу именно такой взгляд мы находим у Гегеля, когда он, следуя новозаветной христианской традиции, называет собственно христианскую эпоху во всемирной истории новым временем, новым миром. В последнем разделе своей «Философии истории» Гегель характеризует германский мир: «Германский дух есть дух нового мира, цель которого заключается в осуще¬ствлении абсолютной истины как бесконечного самоопределения свободы, той свободы, содержанием которой является сама ее абсолютная форма. На¬значение германских народов состоит в том, чтобы быть носителями хри¬стианского принципа» [1, с. 361]. 
Осевой пункт, или осевая точка истории, по Гегелю, есть приход в мир Бога, явление Абсолютного как субъективности, но божественной субъек¬тивности, т.е. Субъективности (Иисуса Христа, Сына Божьего). Это собы¬тие и связанная с ним событийная историческая субъективность, имеющая под собою надысторическую основу, соотносится Гегелем с некоторым общим правилом, порядком, устройством римского мира, в котором утвер¬дилась именно как принцип империи «доведенная до бесконечности ко¬нечность и партикулярная субъективность» [1, с. 339]. Это соотнесение вы¬ражено словами: «благодаря тому же принципу субъективности родилось спасение мира; при этом оно родилось как этот единственный человек» [1, с. 339]. Иными словами, оба образа субъективности — светский и духовный, массовидный и неповторимо-единственный, чисто исторический и истори¬чески-сверхисторический — представлены Гегелем в осевом пункте исто¬рии, а хронологически — в эпохе Римской империи. 
В этой взаимосвязанной двоякости осевого пункта истории как вре¬мени Христа и как времени христианства (христианского принципа), как вхождения сверхистории в историю и одновременно вырастания сверхис¬тории из истории отчетливо виден ключевой характер римской эпохи для гегелевского понимания всемирной истории. Этим, возможно, объясняет¬ 
ся неожиданное для триадической методологии, господствующей у Гегеля в его «Философии истории», разделение ее не на три раздела, а на четыре. Иными словами, разделение не на основе схемы «Восток — Античность — германский мир» или «деспотия — республика — монархия», а такое деле¬ние, при котором появляется четвертый, вроде бы и ненужный отдел (римский мир). 
Известно, что Гегель пользовался разными периодизационными схе¬мами [1, с. 33—39; 92—93]. Однако, как бы он ни разделял дохристианский исторический мир (на пять, три и два элемента), ему всегда противостоял только один-единственный христианско-германский мир. Следовательно, вполне убедительной схемой его философии истории могла быть простая, аналогичная обычному христианскому пониманию двучленная схема: дохристианский мир — христианский мир, или доосевой период истории — послеосевое время. Но этого не случилось. Так что и культурологическое содержание его философии истории, и его осевая культурологическая идея остались только зародышевой формой «будущей» осевой концепции культуры. И понадобился Ясперс, его рефлексия над идеей Гегеля, чтобы дать первый опыт использования понятия «оси» всемирной истории для построения целостной философии истории. 
Русская версия осевой концепции культуры свою зародышевую фор¬му обрела в «Философических письмах» П.Я. Чаадаева. 
Яркая полноценная рефлексия над ней осуществлена в системе B.C. Соловьева. Историческое развитие человечества, к которому Соловь¬ев применяет («логически формулированный Гегелем») общий закон раз¬вития, есть «определенная действительность». Природа человека пред¬ставляет три формы бытия: волю, «имеющее своим предметом объектив¬ное благо», мышление, «имеющее своим предметом объективную исти¬ну», и чувство, «имеющее своим предметом объективную красоту», кото¬рым соответствуют три формы общества в сфере практической деятельно¬сти: экономическое, политическое и духовное, или священное. «Человек в своей познавательной деятельности может иметь в виду или богатство фактических сведений, почерпаемых наблюдением и опытом из внешнего мира и из человеческой жизни, или же формальное совершенство знания, его логическую правильность как системы, или, наконец, его всецелость, или абсолютное содержание» [2, с. 80—81]. Таким образом, в сфере знания экономическому обществу соответствует «положительная наука», обще¬ству политическому — «философия», а духовному — «теология», а в сфере творчества соответственно техническое художество, изящное художество и мистика.