Культурогенез и его факторы

Поистине чудодейственной силой, открывшей перед предком человека возможность его  «очеловечивания», — не зря мифологическое сознание во всех своих формах и на всех этапах своего развития приписывало ее богам! — стала культура. Однако человеческий язык бывал мудрее и трезвее общественного сознания — об этом говорит, в частности, то, что первоначальное значение слова «культура» у древних римлян — «искусственное», в понятийной оппозиции «культура — натура», то есть «сотворенное человеком — естественное».

       О том, какое значение имеет обнаружение функциональной асимметрии человеческого мозга, говорит уже то, что оно выявило и асимметричную локализацию образно-эмоциональных и интеллектуально-речевых процессов, протекающих в нашей психике, а также асимметричную организацию мужской и женской психики и историко-культурную асимметрию «Запад — Восток». Это свойство человеческого мозга исторически сформировалось в процессе антропогенеза, благодаря развитию тех биологических предпосылок, которые имелись уже в зарождавшейся асимметрии двуполушарного мозга высших животных, и оно формируется заново всякий раз в процессе онтогенеза — в развитии психики индивида.

      Рассмотрим, какое значение для становления  культуры имел этот исторический

А) Начну с основополагающего для процесса культурогенеза, проявления данного структурного свойства — с превращения четырех симметричных лап звериного предка человека в асимметричную биокультурную систему «руки — ноги»; превращение это, анатомически закрепившееся в филогенезе, повторяется в развитии каждого ребенка как чисто культурный феномен, ибо порождается он потребностью освободить передние конечности от функций средств передвижения, идентичных у животных функциям задних конечностей, дабы возможным стало необходимое для выживания человека рукомесло. Именно эта функционально-деятельностная потребность определила асимметричное строение самой кисти руки человека и его стопы.

       Б) Вместе с тем достижение данной цели потребовало асимметричного развития и самих рук — функционального различия правой руки и левой. Практически-производственное значение этого различия известно каждому по его собственной деятельности, наука же установила перекрестную связь рук с работой правого и левого полушарий мозга.

       В) Асимметрическая «праворукость» человека, порожденная функциональной потребностью обеспечения эффективности практической деятельности, не случайно связана с функциональной асимметрией мозга. Развитие способности левого полушария к абстрактному мышлению и его вербальному выражению (примечательно, что греческое «логос» имело двойной смысл: и «мысль», и «слово») было ответом на отсутствующую у животного потребность в познании природы, в котором у животного, инстинктивно управляющего своим поведением и генетически транслирующего этот механизм, нет никакой необходимости.

      Г) Важный аспект проявления функциональной асимметрии в процессе антропосоциокультурогенеза — семиотический. Речь идет о том, что если правое полушарие сохранило унаследованную от животных предков способность управления конкретно-образными — жесто-мимическим и звуко-интонационным — средствами общения, то левое полушарие специализировалось не только на управлении работой абстрактного мышления, но и на управлении словесно-речевой деятельностью, выражающей плоды мышления и передающей их другим людям, современникам и потомкам.

       Д) Еще одно проявление этого закона, обнаружившееся в процессе антропогенеза, — не только существенное расширение диапазона действия органов чувств, в первую очередь зрения и слуха, обусловленное высоко поднятой, благодаря прямохождению, головой, но и их функциональная асимметризация: если у животных оба анализатора, а с ними вместе и обоняние, связывают его с природой и в этом смысле их действие симметрично, то у человека зрение сохранило информационную связь с природой и материально-пространственным — то есть природным же — бытием других людей, тогда как слух «специализировался» на духовной связи человека с человеком, поскольку связь эта непосредственно осуществляется звуковой речью, а затем и музыкой — искусством, обращенным, в отличие от живописи, не к зримой природе, а к не видимому, но переживающему мир, человеческому духу.⁷

Е) В последние годы с асимметрией полушарий мозга  исследователи стали связывать  и гендерную асимметрию мужской  и женской психологий, и культурологическую асимметрию исторически сложившейся социально-психологической дихотомии «Восток — Запад». Обе эти проблемы только начинают рассматриваться в науке и нет смысла предопределять итоги их серьезного междисциплинарного изучения, однако сама их постановка служит подтверждением того, какое глубокое и разностороннее воздействие на всю историю культуры оказало формирование в процессе антропогенеза этого проявления общего для развивающихся сверхсложных систем процесса дисимметризации их структур.

Ж) В дальнейшем, что  эта же асимметрия скажется в возникновении  различий между региональными типами культуры, в частности культурами Востока и Запада, пока же, характеризуя процесс становления человека как  культурного существа, можно сказать лишь, что конкретное соотношение правополушарной и левополушарной деятельностей мозга складывалось по-разному не только в плоскостях индивидуальной, и возрастной, и гендерной, и исторической, но и региональной, так что в силу различных условий в одном регионе доминантой оказывалась активность правого полушария, а в другом — левого.⁸

Асимметрично складывался  и аксиологический аспект общественной психологии — в социальной психологии и в философской антропологии его принято определять местоименной формулой «мы — они»: здесь имеется в виду, как показал Б. Ф. Поршнев, что первобытная родоплеменная община воспринимает другие общности людей не так, как себя, — применяя современные философские понятия, можно сказать, что сама для себя она является «как бы субъектом», своего рода прото-субъектом, а в других группах видит всего лишь объекты своих притязаний, потребностей и действий, подобные природным объектам, — «они», членов которых поэтому можно и превращать в своих рабов, подобных домашним животным, и убивать, и даже съедать — распространенный в те времена каннибализм и является следствием этой асимметрии ценностного сознания, а симметричное самосознанию коллектива отношение к другим коллективам — «мы — вы».

Не менее радикальные  структурные следствия имела  другая функция зарождавшейся культуры — передача накапливавшегося опыта последующим поколениям: достижение этой цели потребовало опредмечивания формировавшихся человеческих «сущностных сил» (К. Маркс) ради их распредмечивания потомками, которые именно таким способом включались в культуру, вбирали ее в себя, интериоризировали и становились носителями культуры, культурными людьми. Диалектика «опредмечивание — распредмечивание», повторяющаяся бесконечно в истории культуры, и становится функционально-детерминированной структурой человеческой деятельности, формировавшейся на протяжении всего периода перехода от биологической формы бытия животных к культурной форме бытия человека.

Но есть в этом переходе еще один крайне важный аспект, не замечавшийся наукой до последнего времени, — то, что П. В. Симонов назвал «происхождением духовности».

Заслуживает быть отмеченным, что еще в начале XX века известный  русский революционер-анархист и  малоизвестный ученый — географ  и этолог — П. А. Кропоткин опубликовал  исследование «Взаимная помощь как фактор эволюции», в котором показал появление уже у животных альтруистического поведения; в наши дни П. В. Симонов увидел в этой форме поведения, реализующего, по его терминологии, «альтруистическую потребность «для других», а не эгоистическую ориентацию «на себя», «предысторию духовности».⁹

Важность этого исследования для нас определяется тем, что, хотя в основе культуры лежит развитая форма духовности, ее происхождение  до сих пор оставалось неясным; П. В. Симонов показал, что «..прообраз, зачаток бескорыстной потребности познания, интеллектуального освоения окружающего мира обнаруживается уже у животных на до-человеческих этапах эволюции живой природы», и одновременно на этих же этапах зарождается потребность действия «для других», психологическим стимулом которого является «эмоциональный резонанс» — экспериментально установленная у животных способность особи сочувствовать, сопереживать другим особям.

Именно системная целостность, при всех ее содержательных изменениях в истории человечества и у разных социальных групп — половых и возрастных, национальных и профессиональных, сословных и классовых — и становится нормой культуры.

 

       Сформулированный выше принцип изоморфности онтогенеза и филогенеза в сфере культуры позволяет проверить характеристику исторического генезиса культуры обращением к процессу превращения младенца из маленького животного, каким он является на свет, — или «кандидата в человека»— в «действительного человека» — то есть в культурное существо.

Но изоморфизм не означает «тождество» — он характеризует лишь структурное подобие систем, поэтому следует сразу же выявить те моменты процесса культурации, которые различны у становящегося человечества и у растущего ребенка. Прежде всего, это различие деятельностной доминанты: в филогенезе ею было опредмечивание, в онтогенезе ею всегда является распредмечивание тех объектов, которые дают ребенку взрослые. Только на основе уже впитанных им в первые годы жизни культурных ценностей в ходе восприятия того, что предоставляют ему родители, ребенок получает способность собственным творчеством обогащать культуру. Во-вторых, культуротворческая деятельность человечества с самого начала и по сию пору является cамо-деятельностью, стихийным и лишь в небольшой мере осознаваемым процессом созидания материальной, духовной и художественной предметности, а деятельность ребенка программируется, организуется и направляется взрослыми и лишь в очень небольшой мере может быть игровой самодеятельностью.

Таким образом, онтогенез  культуры отличает от филогенеза только «проблема взрослого» — тот педагогический аспект функционирования культуры, которого не знала первобытность, ибо сознание рождавшегося Человека формировалось в ходе его самовоспитания.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

Поставив перед собой  целью изучение генезиса культуры, в данной работе я рассмотрела четыре основные концепции.

Согласно орудийно-трудовой концепции, внутри которой осмысливается  генезис культуры, человек выделился  из животного мира. В процессе труда  у людей возникла потребность  что-то сказать друг другу. Так появилась речь как средство общения в совместной трудовой деятельности. Последствия этих предпосылок - возникновения процесса речи и труда - огромны. Дело не только в том, что обезьяна превратилась в человека. В свою очередь, деятельность человека оказалась огромным импульсом, приведшим к культурогенезу.

Психоаналитическая версия культурогенеза излагается истолкованием  психической деятельности человека как существа, не обладающего феноменом  совести. Эволюция, таким образом, выглядит как такой процесс, в ходе которого выявляется нечто радикально иное, хотя и заложенное в поступательном движении живой материи. Под человеческой культурой понимается все то, чем человеческая жизнь возвышается над своими животными условиями и чем она отличается от жизни животных. Культура, по этой версии, демонстрирует две свои стороны. С одной стороны, она охватывает все приобретенное людьми знание и умение, дающее человеку возможность овладеть силами природы и получить от нее материальные блага для удовлетворения своих потребностей. С другой стороны, в нее входят все те установления, которые необходимы для упорядочения взаимоотношений между собой, а особенно для распределения достижимых материальных благ.¹⁰

Многие европейские  философы и культурологи усматривают источник культуры в способности человека к игровой деятельности. Игра в этом смысле оказывается предпосылкой происхождения культуры. Сама культура носит игровой характер. Игра рассматривается в книге не как биологическая функция, а как явление культуры и анализируется на языке культурологического мышления.

Символическая версия генезиса культуры отмечает символический способ общения с миром у человека, отличный от знаковых сигнальных систем, присущих животным. Сигналы есть часть  физического мира, символы же, будучи лишенными, естественного бытия, обладают прежде всего функциональной ценностью.

Для первобытного мышления весьма трудно проводить различие между  сферами бытия и значения, они  постоянно смешиваются, в результате чего символ наделяется магической либо физической силой. Однако в ходе дальнейшего развития культуры отношения между вещами и символами проясняются, как проясняются и отношения между возможностью и реальностью. С другой стороны, во всех тех случаях, когда на пути символического мышления выявляются какие-либо препятствия, различие между реальностью и возможностью также перестает ясно восприниматься.

Дело в том, что предпосылочные основания культурологии - это широкий исторический контекст, в который встроена культура. Но существует данный контекст «не в качестве готового рецепта решения прикладных задач, а в качестве совокупности острейших вопросов, порождённых скрыто развивающимся в общественных науках кризисом».

Между тем при отсутствии у культурологии фундамента -полноценной модели культурогенеза - невозможна и полноценная модель исторического развития культуры. А без второй модели и сама культурология обречена на вырождение в безответственное словоговорение, всё равно какой разновидности: заказной идеологической, наукообразной академической или утончённой эстетической.¹¹