Как правильно вести беседу

представляет,  и  определил   занимаемое  им  место   в  обществе.   Его

неправильный  английский  язык  неопровержимо  свидетельствовал   всему

миру, что он не является культурным человеком.

 

 

     Д-р Чарлз У.  Эллиот, бывший президентом  Гарвардского  университета

треть столетия,  заявил: "Я  признаю только  одно духовное  приобретение

как  необходимую  часть  образования  мужчины  и  женщины. Я имею в  виду

точное и изысканное употребление  родного языка". Это важное  заявление.

Подумайте над ним.

     Однако вы  спросите, каким  образом можно  овладеть словами,  чтобы

употреблять их красиво  и точно? К  счастью, нет ничего  таинственного  и

ничего  хитрого,   когда  речь   идет  о   средстве,  которое    следует

использовать.  Это  средство  является  секретом  полишинеля.   Линкольн

использовал его  с потрясающим  успехом. Ни  один американец  никогда не

создавал столь удачных  сочетаний  слов и  никогда не высказывал  в прозе

столь неповторимых фраз, звучащих как  бесподобная музыка: "Ни к кому  со

злобой,  ко  всем  с  милосердием".  Был  ли  Линкольн,  отец которого -

простой  безграмотный  плотник,   а  мать  -   женщина  без   каких-либо

выдающихся  способностей,  наделен  от  природы  этим  даром  слова? Нет

оснований  принять  такое  предположение.  Когда  Линкольна  избрали   в

конгресс, то  он,  заполняя  в Вашингтоне официальную анкету, на вопрос

относительно    образования    ответил    при    помощи    лишь   одного

 

                               - 115 -

 

прилагательного: "Недостаточное". За всю свою жизнь он не посещал  школу

и одного года. Кто же был его  учителем?  Захария Бирни и Калеб Хезел  в

лесах  Кентукки,  Эзел  Дорси  и  Эндрю  Кроуфорд  в  Пиджин-Крик,  штат

Индиана, - все это  были странствующие  педагоги, переезжавшие  из одного

поселения  пионеров  в  другое  и  едва  сводившие концы с концами, если

удавалось  найти  нескольких  учеников,  которые  были  готовы  обменять

окорока, кукурузу  и пшеницу  на обучение  чтению, письму  и  арифметике.

Линкольн  получил  от  них  скромную  материальную  помощь  и  небольшую

моральную  поддержку.  Столь   же  немногое  он   почерпнул  от   своего

окружения.

     Фермеры и купцы,  адвокаты и тяжущиеся, с которыми  Линкольн  общался

в восьмом судебном округе  штата  Иллинойс, не обладали  магическим даром

слова. Однако Линкольн - и  это важный факт, который стоит запомнить, -

не расточал свое  время на общение  с теми, кто  был равен ему  или ниже

его  по   умственным  способностям.   Он  выбирал   себе  друзей   среди

интеллектуальной элиты, певцов  и поэтов всех  веков. Он мог  цитировать

по памяти целые  страницы из произведений  Бернса, Байрона и  Броунинга.

Он написал лекцию о Бернсе.  Один экземпляр стихов Байрона лежал  у него

в кабинете,  а второй  - дома.  Тот экземпляр,  который находился  в его

официальном кабинете, был им использован  так много раз, что, как  тольк

его брали в  руки, он сразу  открывался на той  странице, где начиналась

поэма "Дон  Жуан". Даже  когда  он  был в  Белом доме и трагическое бремя

Гражданской войны  истощало его  силы и  приводило к  появлению  глубоких

морщин на  его лице,  он часто  находил время,  чтобы в постели  почитать

стихи Гуда.  Иногда он  просыпался среди  ночи и,  открыв книгу, начинал

читать стихи, которые особенно нравились ему. Встав с постели, в  ночной

рубашке и шлепанцах, он потихоньку  шел через залы к своему  секретарю и

начинал ему читать одно стихотворение  за другим. Будучи президентом,  он

находил время, чтобы  повторять  по памяти  большие отрывки из  Шекспира,

критиковать манеру чтения какого-либо  актера и давать свое  собственное

толкование  того  или  иного  произведения.  "Я снова прочитал некоторые

шекспировские пьесы, -  писал он актеру  Хеккету. - Я  делаю это  так  же

часто, как  любой читатель,  не имеющий  специальной подготовки:  "Лир",

"Ричард III", "Генри VIII", "Гамлет"  и особенно "Макбет". Я думаю,  что

нет ничего, равного "Макбету". Это  удивительно!"

     Линкольн  был   предан  поэзии.  Он  не  только  запоминал  стихи  и

повторял их  как в  частной  беседе,  так и  на людях,  но и даже пытался

писать  стихи  сам.  На  свадьбе  своей  сестры  он прочел одну из своих

длинных поэм.   Позднее, в  середине своей  жизни, он  заполнил тетрадку

своими  оригинальными   сочинениями,  однако   он  так   стеснялся  этих

творений, что никогда не разрешал их читать даже самым близким друзьям.

     "Этот самоучка, - пишет  Робинсон в книге "Линкольн  как  литератор",

- обогатил  свой ум  образцами  истинной  культуры. Называйте   его гением

или  талантом,  но  процесс  его  достижений  может быть охарактеризован

словами  профессора  Эмертона,  который  говорил  об  образовании Эразма

Роттердамского: "Ему  уже незачем  было учиться  в школе  - он обучался,

следуя педагогическому  методу, который  всегда оказывается  единственно

эффективным: опираясь  на собственную  неутомимую энергию,  направленную

на постоянное пополнение знаний и  практическую деятельность".

     Этот неуклюжий первопоселенец, который занимался лущением  кукурузы

и убоем  свиней за  тридцать один  цент в  день на  фермах Пиджин-Крик в

Индиане,  произнес  в   Геттисберге  одну  из   самых красивых   речей,

когда-либо  произнесенных  смертным.  Там  сражалось сто семьдесят  тысяч

человек.  Семь  тысяч  было  убито.  Тем  не  менее  вскоре после смерти

Линкольна  Чарлз  Самнер  сказал,  что  речь Линкольна будет жить, когда

 

                               - 116 -

 

память  об  этой  битве  исчезнет,  и  что  когда-нибудь  о ней  вспомнят

главным  образом   благодаря  этой   речи.  Кто   может  усомниться    в

правильности этого пророчества?

     Эдвард Эверет говорил  в Геттисберге  в течение двух часов, но  все,

что он сказал, давно уже  забыто. Фотограф попытался снять его  во время

произнесения  этой  речи,  однако  Линкольн  закончил  свое  выступление

прежде, чем  удалось установить  и навести  примитивный фотоаппарат  тех

времен.

     Речь  Линкольна   была  отлита  в  бронзе  и   помещена  в библиотеку

Оксфорда  в  качестве  примера  того,  что  можно  сделать  с  английским

языком.   Каждый,  изучающий  публичные  выступления,  должен выучить ее

наизусть.

     "Восемьдесят семь лет назад  наши отцы основали на  этом континенте

новую  нацию,  взращенную  в  условиях  свободы  и  преданную  принципу,

согласно  которому  все  люди  созданы  равными. Сейчас мы ведем  великую

Гражданскую войну, в которой проверяется,  может ли эта нация или  любая

другая,  воспитанная  в  таком  же  духе  и  преданная таким  же идеалам,

существовать дальше. Мы встретились  сейчас на поле одной  из величайших

битв этой  войны. Мы  пришли сюда  для того,  чтобы отвести  часть  этого

поля для  последнего места успокоения тех,  кто отдал здесь свои жизни

ради того, чтобы  эта нация  могла  жить. Очень правильно,  что мы делаем

это.  Однако, по большому счету, не мы освящаем и не мы восславляем  эту

землю.  Те храбрые люди,  живые  и мертвые, которые сражались  здесь, уже

освятили и  восславили ее  и  сделали  это гораздо  успешнее нас  - мы со

своими ничтожными силами  ничего не можем  ни добавить, ни  убавить. Мир

почти не  заметит и  не будет  долго помнить  того, что  здесь  совершили

они. Мы, живущие, должны здесь посвятить себя решению тем  незаконченным

трудам, которые те, кто сражался здесь, так благородно осуществляли.  Мы

должны  посвятить  себя  решению  той  великой задачи, которая еще  стоит

перед  нами.   Именно  от  этих  людей,  погибших  с  честью,  мы должны

воспринять  глубокую  преданность  тому  делу,  которому они столь  верно

служили. Мы здесь должны  торжественно заявить, что они  погибли недаром

и  что  наша  нация  с  благословения  господа обретет новое возрождение

свободы и что  правительство народа, управляемое  народом и для  народа,

никогда не исчезнет с лица земли".

 

     Обычно считают, что  Линкольн сам создал бессмертную  фразу,  которой

заканчивается это выступление,  но так ли  это? Герндон, его  партнер  по

адвокатским делам,  дал Линкольну за несколько лет до  этого экземпляр

выступлений Теодора Паркера.  Линкольн прочел эту  книгу и подчеркнул  в

ней слова:  "Демократия -  это  непосредственное  самоуправление над всем

народом,  осуществляемое  всем  народом  и  для всего народа". Возможно,

Теодор Паркер заимствовал эту  фразу  у Вебстера, который за четыре  года

до этого сказал в своем знаменитом ответе Хейну: "Правительство  народа,

созданное  для  народа  самим  народом  и  ответственное перед  народом".

Вебстер мог заимствовать  эту фразу у президента Деймса Монро,  который

высказал эту  же идею  на тридцать  с лишним  лет раньше.  У кого же мог

взять  ее  Джеймс  Монро?  За  пятьсот  лет  до  его  рождения  Уиклиф в

предисловии к переводу  Священного писания сказал,  что "это  Библия  для

правительства народа,  управляемого народом  и для  народа". Задолго  до

того,  как  Уиклиф  появился  на  свет,  за  четыреста лет  до нашей эры,

Клеон,  выступая  с  речью  перед  гражданами  Афин, говорил  о правителе

"народа, который  правит  народом  и для  народа". Что  касается того, из

какого древнего источника Клеон  взял  эту идею, то ответ на  этот вопрос

затерян во мраке древности.

 

                               - 117 -

 

     Как мало нового! Как  многим  даже великие ораторы  обязаны чтению  и

книгам!

     Книги! Вот в чем  секрет! Тот, кто обогащает и  расширяет свой  запас

слов,  должен  постоянно  изучать  сокровища  литературы.  "Единственное

сожаление, которое я всегда испытывал, находясь в библиотеке, -  говорил

Джон Брайт,  - связано  с тем,  что жизнь  слишком коротка  и у меня нет

никакой  надежды  на  то,  что  я  смогу  полностью  насладиться   этими

роскошными блюдами,  находящимися передо  мной". Брайт  оставил  школу  в

возрасте пятнадцати лет и пошел  работать на хлопкопрядильную фабрику,  и

после этого  ему так  и не  удалось продолжить  свое образование. Тем не

менее  он  стал  одним  из  самых  блестящих  ораторов своего поколения,

известным исключительным  знанием  английского  языка. Он  читал, изучал,

переписывал в свои  тетради и заучивал  длинные отрывки из  стихотворных

произведений  Байрона  и  Мильтона,  Вордсворта  и  Уитьера,  Шекспира и

Шелли.   Каждый  год  он  перечитывал  "Потерянный рай", чтобы обогатить

свой запас слов.

     Чарлз Джеймс Фокс  вслух читал Шекспира, чтобы улучшить свой  стиль.

Гладстон  называл  свой  кабинет  "храмом  мира" и держал там  пятнадцать

тысяч  книг.  Он  признавался,  что  больше  всего  ему  помогало чтение

сочинений  святого  Августина,  епископа  Батлера,  Данте,  Аристотеля и

Гомера. "Илиада"  и "Одиссея"  восхищали его.  Он написал шесть книг  о

поэзии и временах Гомера.

     У  Питта-младшего  вошло  в  привычку  просматривать   одну  или две

страницы  на  греческом  или  латинском  языках, а затем переводить этот

отрывок на родной язык.  Он делал это ежедневно в течение десяти лет и

"приобрел почти ни с чем   не сравнимую возможность выражать  свои  мысли,

без предварительного обдумывания, при  помощи хорошо отобранных и  хорошо

соответствующих друг другу слов".

     Демосфен восемь  раз переписал "Историю" Фукидида,  чтобы овладеть

величественной и впечатляющей  фразеологией этого знаменитого  историка.

Каковы  были  результаты?  Две  тысячи  лет  спустя Вудро Вильсон, чтобы

улучшить свой стиль, изучал  труды  Демосфена. Асквит считал,  что лучшей

подготовкой для него является чтение трудов епископа Беркли.

     Теннисон  ежедневно   изучал  Библию.  Толстой  читал   и перечитывал

Евангелие до  тех пор,  пока не  выучил большие  отрывки наизусть.  Мать

Рескина заставляла его путем  постоянных и ежедневных усилий  запоминать

длинные  главы  из  Библии  и  ежегодно  читать вслух всю  книгу, "каждый

слог, трудно произносимые имена, все - от книги Бытия до  Апокалипсиса".

Рескин считал, что благодаря  такой дисциплине и работе он сумел  развить

свой вкус и стиль в литературе.

     Говорят,  что  самыми  любимыми  инициалами в английской  литературе

были инициалы Р.Л.С.  Роберт Луис Стивенсон  был, в сущности,  писателем

для  писателей.  Как  ему  удалось  развить  в  себе этот очаровательный

стиль, который  сделал его  знаменитым? К  счастью, он  сам рассказывает

нам об этом:

     "Когда я читал  книгу или абзац, которые мне  особенно нравились и  в

которых  что-то  описывалось  с  большим  искусством, либо чувствовалась

какая-то особая сила или выдающийся стиль, я садился немедленно за  стол

и заставлял  себя подражать  этому  мастеру.  Мне это  не удавалось,  и я

знал об  этом, и  я начинал  все с  начала, и  снова терпел неудачу. Мне

всегда не везло. Однако несмотря на бесплодные усилия я по крайней  мере