Черная чума

Наиболее здравым представлялось поддерживать силы больного хорошим  питанием и укрепляющими средствами и ждать, чтобы сам организм поборол  болезнь. Но случаи выздоровления во время эпидемии Чёрной смерти были единичными и почти все пришлись на конец эпидемии^[111].

Чумные доктора

В этих условиях сеньоры или города оплачивали услуги специальных «чумных  докторов», в обязанности которых  входило оставаться в городе до конца  эпидемии и лечить тех, кто стал её жертвой. Как правило, за эту неблагодарную  и крайне опасную работу брались  посредственные медики, неспособные найти для себя лучшего, или юные выпускники медицинских факультетов, пытавшиеся составить себе имя и состояние быстрым, но крайне рискованным путём^[112].

Считается, что первых чумных докторов нанял папа Климент VI, после чего эта практика стала применяться  по всей Европе^[113].

Для защиты от «миазмов» чумные доктора  носили ставшую позднее знаменитой клювастую маску (отсюда их прозвище во время эпидемии «клювастые врачи» (фр. docteurs à bec). Маска, вначале закрывавшая только лицо, но после возвращения чумы в 1360 году начавшая полностью покрывать голову, делалась из плотной кожи, со стёклами для глаз, причём в клюв закладывались цветы и травы — розовые лепестки, розмарин, лавр, ладан и т. д., должные защищать от чумных «миазмов»^[114]. Для того, чтобы не задохнуться, в клюве проделывались два небольших отверстия. Плотный костюм, как правило, чёрного цвета, также делался из кожи или вощёной ткани, состоял из длинной рубахи, спускавшейся до пят, штанов и высоких сапог, а также пары перчаток. В руки чумной доктор брал длинную трость — её использовали для того, чтобы не дотрагиваться до пациента руками и, кроме того, разгонять на улице досужих зевак, ежели таковые найдутся^[115]. К сожалению, этот предшественник современного противочумного костюма спасал не всегда, и многие врачи погибали в попытках оказать помощь своим пациентам.

В качестве дополнительной защиты чумным докторам рекомендовался «хороший глоток вина со специями»; как обычно бывает в истории, трагедии сопутствовал фарс: сохранился характерный анекдот о группе кенигсбергских докторов^{[K 9]}, которые, несколько перестаравшись в плане дезинфекции, были арестованы за пьяный дебош^[116].

Административные меры противодействия

«Венецианцы как свиньи, тронь одну, все сгрудятся вместе и бросятся на обидчика», — отмечал хронист. Действительно, Венеция во главе с дожем Дандоло была первой, и какое-то время единственной из европейских стран, сумевшей организовать своих граждан, чтобы избежать хаоса и мародёрства, и вместе с тем, сколь то было возможно, противодействовать разгулу эпидемии^[117].

В первую очередь, 20 марта 1348 года, приказом венецианского совета, в городе была организована специальная санитарная комиссия из трёх венецианских дворян. Входящие в гавань корабли предписано было подвергать досмотру, и, если найдены  были «прячущиеся иностранцы», больные  чумой или мертвецы, — корабль немедленно сжигать. Для захоронения умерших был отведён один из островов в венецианской лагуне, причём могилы предписано было рыть на глубину не менее полутора метров. Начиная с 3 апреля и вплоть до конца эпидемии, изо дня в день специальные похоронные команды должны были проплывать по всем венецианским каналам, криком «Мёртвые тела!» требуя от населения выдавать им своих умерших для захоронения. Специальные команды для сбора трупов изо дня в день обязаны были посещать все больницы, богадельни и просто собирать умерших на улицах^[118]. Любому венецианцу полагались последнее напутствие местного священника и захоронение на чумном острове, получившем название Лазаретто — как полагает Джон Келли, по имени ближайшей церкви Св. Девы Назаретской, по предположению Иоганна Нола — от монахов Святого Лазаря, ходивших за больными. Здесь же проходили сорокадневный карантин прибывшие с Востока или из зачумлённых мест, здесь же в течение сорока дней должны были оставаться их товары — срок был выбран в память о сорокадневном пребывании Христа в пустыне^[117] (отсюда происходит название «карантин» — от итальянского quaranta, «сорок»).

Для поддержания порядка в городе запрещена была торговля вином, закрыты  все трактиры и таверны, любой  торговец, пойманный с поличным, терял свой товар, причём предписывалось немедленно выбивать днища у бочек  и сливать их содержимое прямо  в каналы. Запрещались азартные игры, производство игральных костей (впрочем, ремесленники сумели обойти этот запрет, придавая костям форму молитвенных чёток). Закрывались публичные дома, своих любовниц мужчинам предписывалось либо немедленно отсылать прочь, либо столь же немедленно брать в жёны. Чтобы вновь населить опустевший город, были открыты долговые тюрьмы, смягчено законодательство о долговых выплатах, беглым должникам обещано прощение, в случае, если они согласятся покрыть одну пятую необходимой суммы.

С 7 августа, чтобы избежать возможной  паники, запрещались траурные одежды и временно отменялся старинный  обычай выставлять гроб с умершим  у порога дома, оплакивая его всей семьёй на глазах у прохожих. Даже в то время, когда эпидемия достигла своего максимума и смертность составляла 600 человек в сутки, дож Андреа Дандоло и Большой Совет оставались на местах и продолжали работать. 10 июля бежавшим из города чиновникам было предписано в течение следующих восьми дней вернуться в город и возобновить работу, неподчинившимся грозили увольнением. Все эти меры действительно благотворно повлияли на порядок в городе, и в дальнейшем опыт Венеции переняли все европейские государства^[118].

Маргинальные гипотезы

Никто из исследователей Чёрной смерти не сомневался, что эпидемия 1346 года случилась на самом деле. Об этом свидетельствуют как археологические  данные, так и множество упоминаний в официальных документах и частных  дневниках и письмах. Однако, в 1980-х годах появились скептики, сомневавшиеся, что инфекционным агентом Чёрной смерти была именно чумная палочка Y. pestis.

Положил начало скепсису в отношении  Чёрной смерти британский зоолог Грэм Твигг в своей книге 1984 года «Чёрная смерть: Пересмотр господствующей теории с точки зрения биологии» (англ. The Black Death: A Biological Reappraisal), после чего вышли работы «Биология чумных эпидемий» (англ. The Biology of Plagues) демографа Сюзанны Скотт в соавторстве с биологом Кристофером Дунканом и «Нетрадиционный взгляд на проблему Чёрной смерти» (англ. Black Death Transformed) Сэмюэля Кона, профессора медиевистики, работающего вУниверситете Глазго.

Отрицатели взяли для сопоставления  данные индийской противочумной  комиссии по третьей пандемии^[154], разразившейся в конце XIX века (1894—1930 годы) и унёсшей в Индии жизни пяти с половиной миллионов человек^[155]. Именно в это время Александр Йерсен сумел выделить чистую культуру чумного микроба, а Поль-Луи Симон — разработать теорию «крысино-блошиного» механизма распространения заболевания. «Отрицатели» установили следующее^{[156][157][158][154]}:

1. Отмечалась определённая разница в механизме протекания болезни между Чёрной смертью и временем третьей пандемии. В частности, крайне редко отмечались такие обычные для авторов XIV века симптомы, как гангренозное воспаление горла и лёгких, сильные боли в области сердца, кровохаркание и кровавая рвота, а также тяжёлый запах, исходивший от больных.
2. Третья пандемия унесла, к примеру, в Индии около 3 % населения, в то время как Чёрная смерть сократила население Европы, по самым скромным подсчётам, на треть.
3. Бубоны, располагавшиеся в современном варианте обычно на ногах, что вполне логично, так как блоха скорее доберётся до нижней части тела, во времена Чёрной смерти зачастую располагались на шее или за ушами.
4. Чуме обычно предшествует массовая гибель крыс, но ничего подобного в документах XIV века не отмечалось, в то время как по расчётам «отрицателей» при той смертности, о которой говорят хроники, пласты из дохлых крыс должны были буквально загромождать улицы и доходить до колена взрослому человеку. Не заметить подобного и тем более не посчитать это достойным упоминания как нечто обыденное, по мнению «отрицателей», было невозможно.
5. Основной формой протекания заболевания (в особенности, на Севере) был «лёгочный вариант», в то время как в современном мире процент больных с поражениями лёгких при пандемии не превышал 15—25 %, во времена вьетнамской войны — 3 %.
6. Чумная блоха предпочитает тёплый и влажный климат, потому в той же Индии заболеваемость падала в зимнее время и возобновлялась весной, в то время как для Чёрной смерти подобного не замечено.
7. Во времена третьей пандемии болезнь распространялась со скоростью около 20 миль в год, в то время как для Чёрной смерти эта цифра составляла 2,5 мили в сутки.

Однако, будучи полностью единодушны в вопросе, что Чёрная смерть не была чумой, «отрицатели» резко расходились  во мнениях, какое заболевание предложить вместо неё в качестве причины  эпидемии. Так, основоположник «нового  взгляда на проблему Чёрной смерти»  Грэм Твигг возлагал ответственность за эпидемию на бациллу сибирской язвы. Однако при сибирской язве не развиваются бубоны, на коже могут появится лишь фурункулы и язвы. Ещё одна трудность состояла в том, что, в отличие от чумы, не существовало документально зафиксированных случаев больших эпидемий сибирской язвы^[156].

Дункан и Скотт предлагали на место инфекционного агента некий  вирус, родственный геморрагической лихорадке Эбола, симптоматика которой действительно в чём-то сходна с лёгочной чумой, причём, доводя свою теорию до логического завершения, Дункан и Скотт предположили, что все пандемии так называемой «чумы», начиная с 549 года н. э., были вызваны именно им^[157].

Но дальше всех пошёл профессор  Кон, возложивший ответственность  за Чёрную смерть на некое таинственное «заболевание Х», к нынешнему времени  успевшее бесследно исчезнуть^[158].

Однако «традиционалистам» удалось  найти контрдовод на каждое утверждение  оппонентов.

Так, на вопрос о разнице симптомов  замечалось, что средневековые хроники  противоречат порой не только описаниям XIX века, но и друг другу, что неудивительно  в условиях, когда ещё не были выработаны единый метод диагностики  и единый язык для составления  истории болезней. Так, «бубон» одним  автором мог описываться как  «фурункул» другим, кроме того, часть  из этих описаний носит художественный, а не документальный характер, как  например, классическое описание флорентийской  чумы, оставленное Джованни Боккаччо. Также известны случаи, когда описание современных для автора событий  подгонялось под образец, изложенный неким авторитетом; так, полагается, что Пьяцца в своём описании чумы в Сицилии более чем старательно подражал Фукидиду^[43].

Разницу в количестве жертв легко  объяснить, если вспомнить об антисанитарии, царившей в средневековых городах  и сёлах; кроме того, следует помнить, что чума пришла через сравнительно короткое время после Великого голода 1315—1317 годов, когда в Европе едва лишь перестали ощущаться последствия недоедания. Что касается крыс, то отмечают, что наравне с «крысиной» блохой распространителем болезни, хотя и менее эффективным, являются блохи, паразитирующие на людях. Недостатка в таких блохах в Средние века не было.

Этим же снимается вопрос о климате. Скорость распространения болезни  в новейшее время тормозилась  эффективными мерами по профилактике и многочисленными карантинами, в то время как в Средние века ничего подобного ещё не было.

Кроме того, была выдвинута гипотеза, что занос в Европу монгольской  чумы проходил в два этапа — через Мессину и через Марсель, причём в первом случае это была «сусликовая», во втором — «крысиная» чума, несколько отличающиеся друг от друга^[159]. Российский биолог Михаил Супотницкий отмечает, что во времена, когда медицина ещё находилась в зачаточном состоянии, с чумой путались иногда случаи внешне похожих на неё симптоматикой заболеваний, как-то малярии, тифа и т. д.^[160]

Группой французских учёных под  руководством Дидье Рауля в конце 1990-х годов было проведено исследование останков жертв болезни, взятых из двух «чумных рвов» в Южной Франции, один из которых датируется 1348—1350 годами, другой — более поздним временем. В обоих случаях была найдена ДНК бактерии Y. pestis, отсутствующая в контрольных образцах из останков людей того же времени, умерших от иных причин. Результаты были подтверждены ещё в нескольких лабораториях в нескольких странах. Таким образом, по мнению Дидье Рауля, в споре об этиологии Чёрной смерти можно поставить точку — её виновницей, без сомнения, была бактерия Y. pestis^[161][162].

В результате исследования, опубликованного  в журнале «Nature», было доказано, что современные штаммы имеют геном, на 99 % идентичный найденному у умерших от «Чёрной смерти», и тот же уровень вирулентности^[163].

Последствия

«Чёрная смерть» имела значительные демографические, социальные, экономические, культурные и религиозные последствия, и даже повлияла на генетический состав населения Европы (англ.)русск., изменив соотношение групп крови в затронутых популяциях^[164]. Если говорить о восточных странах, последствия чумы серьёзно сказались на Золотой Орде, где резкое сокращение населения привело среди прочего к политической нестабильности, а также технологическому и культурному регрессу^[37].

По оценкам Уильяма Нейфи и Эндю Спайсера, демографическая ситуация в Европе окончательно стабилизировалась лишь к началу XIX века — таким образом, последствия Чёрной Смерти ощущались в течение последующих 400 лет^[165]. Множество деревень опустело после смерти или бегства жителей, уменьшилось и городское население. Часть сельскохозяйственных угодий пришла в запустение, дело доходило до того, что волки, расплодившись в огромных количествах, стали во множестве встречаться даже в пригородах Парижа^[166].

Эпидемия привела к тому, что  из-за резкого уменьшения количества населения зашатались традиции, ранее  казавшиеся незыблемыми, и феодальные отношения дали свою первую трещину. Многие цехи, бывшие практически закрытыми, где ремесло передавалось от отца к сыну, теперь стали принимать к себе новых людей. Подобным же способом вынуждено было пополнять свои ряды духовенство, значительно поредевшее за время эпидемии, а также врачебное сословие; за недостатком мужчин в сферу производства стали втягиваться женщины^[3].