География преступности

4. Изучение влияния политико-географических  факторов на преступность. Сюда относятся размеры территории страны (региона), особенности ее (его) административного деления.

5. Изучение влияния  естественно-географических факторов  на преступность. Сюда относятся  минерально-сырьевые потенции страны (региона), климатические, ландшафтные особенности, особенности флоры и фауны.

Таковы составляющие предмета географии  преступности. Разумеется, речь может  идти о гораздо большем количестве факторов влияния географической среды  на преступность. В частности, это  уже такие упоминавшиеся выше направления криминологических исследований, как экология и топография преступности, сюда же можно отнести и отдельное изучение влияния геополитических, урбанистических, демографических, архитектурных, планометрических и т.д. особенностей на показатели преступности и на саму преступность. Ибо известно, что преступность есть живой социальный организм, возникающий, развивающийся, изменяющийся, самовоспроизводящий себя по своим, особым, законам. Однако законы эти не могут стать таковыми без опосредованности их через окружающий мир- мир многообразный и бесконечный.

Попытаемся теперь определить географию  преступности как науку. Итак, под  географией преступности понимается самостоятельное  направление криминологической  науки, изучающее влияние экономических, социальных, культурных, демографических, политических и естественно-природных особенностей страны (региона, субъекта или административно-территориальной единицы) на состояние, структуру и динамику преступности.

Вероятно, это определение не свободно от определенных недостатков, однако, на наш взгляд, достаточно полно отражает суть географии преступности как направления именно криминологического исследования.

Изучение территориальных  различий преступности включает широкий  спектр проблем, как уже указывалось  выше.

Сам факт территориальных  различий в структуре, уровне, динамике преступности не вызывает сомнений. Частично, эти различия объяснимы случайными для характеристики состояния преступности обстоятельствами: неодинаковая латентность  отдельных видов преступлений, большая или меньшая степень полноты учета (регистрируемости) преступлений и т.д. Однако в целом, если даже основываться только на данных о преступлениях с минимальной латентностью и в условиях, исключающих значимые колебания в степени их регистрируемости, территориальные различия эмпирически подтверждаются.

К числу подобного  рода различий следует отнести, например, криминальную пораженность отдельных  социально-демографических групп  населения различными видами преступлений. В т.н. «молодых» городах, в городах-спутниках в структуре населения преобладает молодежь, не семейные люди, в среде которых много мигрантов, преобладает тяжелый малоквалифицированный труд или работа на конвейере. Следовательно, в такого рода городах будет высок уровень насильственной и насильственно-корыстной преступности. В крупных городах и мегаполисах чаще совершаются угоны автомобильного транспорта без цели хищения, квартирные кражи, в свою очередь, на селе чаще можно встретить кражи скота и сельскохозяйственной продукции. Причем, различия характеристик преступности зависят не только от типа населенного пункта (город, село, поселок городского типа и т.д.), но и от географического местоположения региона.

Известно, что такому социальному явлению как преступность соответствуют и иные антиобщественные проявления, например, пьянство, наркомания. Их уровень также весьма различается как в зависимости от типа населенного пункта, так и от его географических данных.

Вполне резонным было бы предположение о проявлении через  территориальные различия определенных закономерностей преступности, иными словами речь идет о детерминации преступности.

Как всякое социальное явление, преступность не может быть объяснена  «из себя самой», а лишь как элемент  социального целого - общества, субстанцию которого образует совокупность общих отношений. Будучи порождением общественной субстанции, преступность взаимосвязана с иными социальными процессами, как позитивными, так и негативными. Сложность сущностного «конструирования» преступности как самотождественного явления, как относительно самостоятельного феномена обусловлена ее исторической изменчивостью, качественной неоднородностью деяний, признаваемых преступными в то или иное время в том или ином обществе. Это делает принципиально невозможным вычленение и обособление преступности на основании имманентно присущих ей свойств, обусловленных самой «природой» исследуемого объекта. Известно, что всякое определение преступности неизбежно включает такой оценочный «формальный» момент как противоправность, нарушение уголовного закона. При этом вышеозначенный признак служит критерием выделения преступного поведения - в человеческой жизнедеятельности, а преступности - среди иных социальных явлений. Однако преступность, будучи практически хорошо различаемым, фиксированным (с точки зрения государства) феноменом, логически относится к числу собирательных, «назывных» понятий. При всей объективности преступности как реально существующего общественно опасного явления, ее границы, сущностная и логическая определенность носят оценочный, конвенциональный характер. И это делает невозможным нахождение ее специфических причин, унифицирующих происхождение преступности от одного социального явления или процесса.

Выше нами говорилось о нахождении истинных причин конкретного  преступления или группы преступлений. Однако при этом речь не шла о некоей «единой» причине, универсально объясняющей преступления и преступность в целом. Более того, поиск конкретной причины конкретного преступления не есть унификация, а скорее, наоборот.

Безусловно, преступность не есть беспричинное явление с точки зрения теории общей детерминации процессов и явлений. Однако выявление подобного рода общих причин (или причины) преступности весьма затруднительно. В этом отношении не совсем верной представляется точка зрения Я.И. Гилинского о существовании таких причин в «иерархии противоречий общественного развития». Именно в этих противоречиях, степень которых существенно различается в разных регионах страны, он видит общую причину преступности. Основным элементом этой причины он считает т.н. социальное неравенство, его несправедливость. При этом подчеркивается, что само социальное неравенство - суть не естественна, в отличие от биологического.

С этой точкой зрения нельзя согласиться. По сути дела, социальные запросы личности есть продукт ее психобиологического статуса. Иными словами говоря, уровень потребностей личности в различных сферах бытия высок настолько, насколько это возможно для данной личности вообще. Говоря о том, что социальные, духовные, нравственные потребности личности и невозможность их удовлетворения, т.е. противоречие между потребностями и возможностями, продуцируют преступность, а естественные потребности и возможности их удовлетворения - нет, значит необоснованно отделять последние от первых. На наш взгляд, как раз наоборот. Социальные потребности неотделимы от биологических. И те, и другие являются естественными. Соответственно, уровень и желаемая индивидом степень их удовлетворения тесно связаны с происхождением этого индивида. Что касается решающей роли процесса социализации подобной личности, думается, она преувеличена. И это вполне закономерное для криминологии советского периода объяснение сейчас явно устаревает. При этом велика опасность отката в сторону клинической криминологии. Безусловно, роль биологического в личности преступника нельзя переоценивать. Однако не следует абсолютизировать и социальное. Вероятно, возможен какой-то разумный баланс первого и второго, путем исследования которого можно будет дать ответ на вопрос: а каковы же общие усредненные причины преступности? Современная криминология, причем, как российская, так и зарубежная, эту проблему пока не разрешила. Исследования в области гена преступности результата пока не дали, но и исключительная «социальность» криминогенных детерминант весьма условна. Не вдаваясь в более подробное освещение этой проблематики, заметим, что она еще отнюдь не исследована до конца.

В связи с вышеизложенным следует отметить, что «социологизация» изучения преступности отразилась и  на методологии исследований ее территориальных различий. «Основным противоречием, непосредственно определяющим тенденции динамики преступности в регионах, служит противоречие между относительно равномерно растущими потребностями (и изменениями их структуры) и относительно неравномерно меняющимися возможностями их удовлетворения (в зависимости от социально-классовой принадлежности, сферы занятости, территориальных различий, оплаты труда)». А.И. Долгова подчеркивает, что исследования преступности в 7 регионах РСФСР в 1988 году подтвердило «выводы о социальной природе преступности и ее причин».

Выше упоминалось о  превалировании подхода к изучению социального через географическое. При этом географическое расположение региона рассматривается лишь как  особенность проявления социальных противоречий, т.е. как обстоятельство, относящееся к характеристике «причин причины» преступности - с одной точки зрения или к характеристике самих причин преступности - с точки зрения многофакторного подхода.

Исходя же из посылки  о неопределенности общей причины преступности, не отдавая приоритета социальному или биологическому в детерминации преступности, следует, вероятно, поставить вопрос об определении географического через социальное в общих чертах. Разумеется, речь идет не о географии в чистом виде, но о географии преступности, которую можно назвать геокриминографией или, что будет точнее, геокриминологией. Предмет подобного рода научного направления был определен нами ранее, исходя из него было дано определение географии преступности. Т.о. мы пытаемся определить геокриминологическое через социальное. Под социальным в широком смысле понимается совокупность экономических, культурных, этнических и т.д. факторов, через изучение которых мы выявим влияние показателей социальной статистики, т.е. этих факторов, взятых на определенном пространственно-временном отрезке, естественных природных особенностей страны (региона) - с одной стороны, на показатели уголовной статистики; на преступность в целом - с другой стороны или проще говоря на географию преступности. Предвидя возможные обвинения и упреки в связи с кажущимся расширением нами понятия науки географии, оговоримся, что понятие это - многомерное. Существует и экономическая география, и социальная, и политическая, и климатологическая, и ландшафтная. Нами же в наименовании «география преступности» термин «география» употребляется для более точного определения направления нашего исследования, не претендуя на освещение какого-то одного из видов собственно географической науки. Думается, введение в научный обиход термина «геокриминология» было бы в большей степени удачным, ибо это позволило бы избежать некоей двусмысленности в понимании предмета подобных исследований.

Для начала, хотелось бы обозначить интересные и важные моменты  книги «Преступный человек» Ч. Ломброзо, в той части, в которой они касаются влияния географии на преступность.

Геологические условия, по мнению автора, имеют весьма мало влияния на политические преступления, но все же влияют определенным образом.

Население гор отличается решительным и энергичным характером. Изнасилования, достигающие в гористых местностях 35 % и в холмистых 33 % общего числа преступлений, гораздо менее многочисленны на равнинах, где они доходят до 70 % благодаря тому, что население более скученно и многочисленно вследствие обилия больших городов. Преступления против собственности в противоположность преступлениям против личности, достигают на равнинах 50 %, а в холмистых и гористых местностях уменьшаются до 47 и 43 %. В Италии влияние гор на преступления не выступает так резко. Максимум преступлений наблюдается в местностях, которые отличаются гористостью почвы.

В Италии в местах, в  которых свирепствует малярия –  больше преступлений против собственности  больше, в местностях, где господствует болотная лихорадка меньше всего  убийств и изнасилований.

Крупные центры распространения  в Италии зоба и кретинизма почти  нисколько не влияют на количество преступлений. Убийства, случаи воровства  и преступления против нравственности везде в них даже ниже обычной  средней.

Важно отметить, что «почти во всех странах сильного распространения зоба» преступления отличаются чрезвычайно жестоким характером и часто связаны бывают с похотливостью.

Между смертностью и  воровством нет никакого соотношения, между тем убийством и постоянной смертностью есть постоянный параллелизм.

Влияние расы на преступность.

У многих диких племен существует своя особая нравственность, которой они придерживаются на свой особый манер. Соответственно этому  у них есть и свои преступления, как нарушения этой нравственности. Вместе с такими племенами существуют другие, у которых отсутствуют даже эти относительные представления о нравственности. Говоря о центрах преступности в Италии, следует отметить, что во всех областях Италии и почти в каждой провинции ее существуют такие местечки и деревни, которые пользуются репутацией родины разного рода преступников. К примеру, Лигурия, Леричи славятся своими мошенниками, а Кампофеддо и Масса – убийцами, Поццало известно своими разбойниками на больших дорогах, Луккская провинция Каппанори приобрела печальную известность своими наемными убийцами, а Пьемонт – своими полевыми ворами.5

Это преобладание того или  иного вида преступления в известной  местности объясняется, несомненно, расой, как история доказывает относительно некоторых из них (Пергола и Пистоя были некогда населены цыганами, Масса – португальскими разбойниками и Кампофеддо – корсиканскими пиратами; еще и по настоящее время здесь говорят наполовину на корсиканском, наполовину на лигурийском наречии. Наибольшей известностью пользуется село Артена, в Римской провинции, которое Сигеле описывает как «пользующееся скверной репутацией, и жители его слывут в окрестностях ворами, разбойниками и убийцами». Причины, по мнению Сигеле, кроются, прежде всего, в характере артенского населения, затем в притеснениях правителей, способствовавших развитию здесь разбоя и каморры, в неспособности властей находить и наказывать виновных благодаря молчанию подкупленных или запуганных свидетелей, в наследственности.

В своем сочинении  «Убийца» Ферри ясно доказывает влияние на распределение убийств в Европе. По его словам, резче всего выражена наклонность к убийству и к квалифицированным убийствам в частности, равно как и к детоубийству у немцев и латинян; точно так же у них и наблюдаются самоубийства и психические заболевания, причем последние чаще преобладают у первых.