Антиномии языка

Так, конфликт между говорящим и слушающим разрешается то в пользу говорящего, то в пользу слушающего: в языке получают развитие "редуцированные" способы выражения – процесс, отражающий интересы говорящего, который стремится к экономии речевых усилий; то, при других социальных условиях, начинают преобладать расчлененные формы и конструкции, что отвечает интересам слушающего (в полной, расчлененной форме, будь это отчетливо произносимое слово или законченная синтаксическая конструкция, легче распознать смысл передаваемого сообщения, чем в форме свернутой, редуцированной).

Например, в русском языке 20-х годов XX столетия была сильна тенденция  к сокращению наименований, к стяжению их в аббревиатуру: начпрод, комбед, реввоенсовет, ЦК, нэп и т. п. Этот процесс затронул и чисто бытовые формы речи и нашел отражение в литературе того времени. Популярный в прошлом "Дневник Кости Рябцева" Николая Огнева содержит такой диалог:

« – Ну, довам, – сказал я на прощанье.

– Это как же понимать?

– Доволен вами, это вместо "спасибо"».

В современном языке наряду с аббревиатурами распространены расчлененные наименования типа заместитель директора  по науке, инженер по технике безопасности, не сокращаемые до слоговых или инициальных аббревиатур.

Антиномия кода и  текста - это противоречие между набором языковых единиц (код - сумма фонем, морфем, слов, синтаксических единиц) и их употреблением в связной речи (текст). Здесь существует такая связь: если увеличить код (увеличить количество языковых знаков), то текст, который строится из этих знаков, сократится; и наоборот, если сократить код, то текст непременно увеличится, так как недостающие кодовые знаки придется передавать описательно, пользуясь оставшимися знаками. Хрестоматийным примером такой взаимосвязи служат названия наших родственников. В русском языке для наименования различных родственных отношений в пределах семьи существовали специальные термины родства: деверь - брат мужа; шурин - брат жены; золовка - сестра мужа; племянница - дочь брата, сестры. Некоторые из этих слов (шурин, деверь, золовка, сноха, свекор, свекровь) постепенно были вытеснены из речевого обихода, выпали слова, но понятия-то остались. Следовательно, на их месте все чаще стали употребляться описательные замены (брат жены, брат мужа, сестра мужа и т.д.). Количество слов в активном словаре уменьшилось, а текст в результате увеличился. Другим примером соотношений кода и текста может служить соотношение термина и его дефиниции (определения). Определение дает развернутое толкование термина. Следовательно, чем чаще будут в тексте употребляться термины без их описания, тем короче будет текст. Правда, в данном случае сокращение текста при удлинении кода наблюдается при условии, когда не меняется число объектов наименования. Если же новый знак появляется для обозначения нового объекта, то строение текста не меняется. Увеличение кода за счет заимствований происходит в тех случаях, когда иноязычное слово может быть переведено только словосочетанием, например: круиз - морское путешествие, сюрприз - неожиданный подарок, брокер (маклер) - посредник при совершении сделки (обычно при биржевых операциях), лонжа - приспособление в цирке, страхующее артистов для исполнения опасных трюков, кемпинг - лагерь для автотуристов.

Антиномия узуса  и возможностей языка (по-другому - системы и нормы) заключается в том, что возможности языка (системы) значительно шире, чем принятое в литературном языке употребление языковых знаков; традиционная норма действует в сторону ограничения, запрета, тогда как система способна удовлетворить большие запросы общения. Например, норма фиксирует недостаточность некоторых грамматических форм (отсутствие формы 1-го лица единственного числа у глагола победить, отсутствие противопоставления по видам у ряда глаголов, которые квалифицируются как двувидовые, и т.д.). Употребление компенсирует такие отсутствия, пользуясь возможностями самого языка, часто привлекая для этого аналогии. Например, в глаголе атаковать словарно, вне контекста не различаются значения совершенного или несовершенного вида, тогда, вопреки норме, создается пара атаковать - атаковывать по аналогии с глаголами организовать - организовывать (форма организовывать уже проникла в литературный язык). По такому же образцу создаются формы исполъзовывать, мобилизовывать и др., находящиеся только на стадии просторечия. Так норма сопротивляется возможностям языка. Еще примеры: система дает два типа окончания существительных в именительном падеже множественного числа - домы/дома, инженеры/инженера, томы/тома, цехи/цеха. Норма же дифференцирует формы, учитывая стилевые и стилистические критерии: литературно-нейтральное (профессора, учителя, инженеры, тополя, торты) и профессиональное (торта, кожуха, мощностя, якоря, редактора, корректора), просторечное (площадя, матеря), книжное (учители, профессоры).

Асимметрия словесного знака была выделена Сергеем Карцевским в 1929 году, имеющие разную направленность, означающие выполнить другие функции кроме собственной.

Антиномия, вызванная  асимметричностью языкового знака, проявляется в том, что означаемое и означающее всегда находятся в состоянии конфликта: означаемое (значение) стремится к приобретению новых, более точных средств выражения (новых знаков для обозначения), а означающее (знак) - расширить круг своих значений, приобрести новые значения. Ярким примером асимметричности языкового знака и ее преодоления может служить история слова чернила с достаточно прозрачным значением (чернь, черный - чернила). Первоначально и конфликта не было - одно означаемое и одно означающее (чернила - вещество черного цвета). Однако со временем появляются вещества иного цвета для выполнения той же функции, что и чернила, так возник конфликт: означающее одно (чернила), а означаемых несколько - жидкости разного цвета. В результате возникли абсурдные с точки зрения здравого смысла сочетания красные чернила, синие чернила, зеленые чернила. Абсурдность снимается следующим шагом в освоении слова чернила, появлением словосочетания черные чернила; таким образом, слово чернила утратило сему черное и стало употребляться в значении «жидкость, используемая для письма». Так возникло равновесие - означаемое и означающее «пришли к согласию».

Примерами асимметричности  языковых знаков могут служить слова  котенок, щенок, теленок и др., если они употребляются в значениях  «детеныш кошки», «детеныш собаки», «детеныш коровы», в которых нет дифференциации по признаку пола и потому одно означающее относится к двум означаемым. Еще  пример: слово депутат означает лицо по должности независимо от пола (один знак - два означаемых). То же и в  других случаях, например, когда сталкиваются обозначения лица, существа и предмета: бройлер (помещение для цыплят и  цыпленок), классификатор (прибор и тот, кто классифицирует). Такое неудобство форм язык стремится преодолеть, в частности, путем вторичной суффиксации: разрыхлитель (предмет) - разрыхлительщик (лицо), перфоратор (предмет) - перфораторщик (лицо). Одновременно с такой дифференциацией обозначений (лицо и предмет) происходит и специализация суффиксов: суффикс лица -тель (ср.: учитель) становится обозначением предмета, а значение лица передается суффиксом -щик.

Возможная асимметричность  языкового знака в наше время  приводит к расширению значений многих слов, их обобщенности; это, например, обозначения  различных должностей, званий, профессий, которые одинаково подходят к  мужчине и женщине (адвокат, летчик, врач, профессор, ассистент, директор, лектор и др.). Даже если и возможны коррелирующие формы женского рода при подобных словах, то они либо имеют сниженную стилистическую окраску (лекторша, врачиха, адвокатша), либо приобретают иное значение (профессорша - жена профессора). Нейтральные коррелирующие пары более редки: учитель - учительница, председатель - председательница).

Антиномия двух функций  языка сводится к противопоставлению чисто информационной функции и экспрессивной. Обе действуют в разных направлениях: информационная функция приводит к однотипности, стандартности языковых единиц, экспрессивная - поощряет новизну, оригинальность выражения. Речевой стандарт закрепляется в официальных сферах общения - в деловой переписке, юридической литературе, государственных актах. Экспрессия, новизна выражения более свойственна речи ораторской, публицистической, художественной. Своеобразный компромисс (а чаще именно конфликт) обнаруживается в СМИ, особенно в газете, где экспрессия и стандарт, как считает В.Г. Костомаров, являются конструктивным признаком.

Пример противоборствующих тенденций к регулярности и к  экспрессивности – создание, с  одной стороны, упорядоченных систем специальных терминологий в соответствующих  сферах науки и техники, со строго "прозрачными" отношениями между терминами и стандартными дефинициями, а с другой – метафоризация общеупотребительных слов с целью создать экспрессивные профессионально-жаргонные аналоги к официальным терминам (кастрюля вместо синхрофазотрон, болтанка – вместо люфт, баранка в значении 'ноль очков' и т.п.).

Можно назвать еще одну сферу проявления противоречий - это антиномия устной и письменной формы языка. В настоящее время в связи с возрастающей ролью спонтанного общения и ослаблением рамок официального публичного общения (в прошлом - подготовленного в письменной форме), в связи с ослаблением цензуры и самоцензуры изменилось само функционирование русского языка.

 В прошлом достаточно  обособленные формы реализации  языка - устная и письменная - начинают  в каких-то случаях сближаться, активизируя свое естественное  взаимодействие. Устная речь воспринимает  элементы книжности, письменная - широко использует принципы  разговорности. Начинает разрушаться  само соотношение книжности (основа - письменная речь) и разговорности  (основа - устная речь). В звучащей  речи появляются не только  лексико-грамматические признаки  книжной речи, но и чисто письменная  символика, например: человек с  большой буквы, доброта в кавычках, качество со знаком плюс (минус)  и др.

Причем из устной речи эти  «книжные заимствования» вновь переходят  в письменную речь уже в разговорном  варианте. Так границы форм речи становятся размытыми, и, как считает  В.Г. Костомаров, появляется особый тип  речи - книжно-устная речь.

Такая ситуация предопределяет усиление взаимопроникновения книжности  и разговорности (устного и письменного), что приводит в движение соприкасаемые плоскости, рождая новое языковое качество на базе новых столкновений и противоречий. «Зависимость функционирования языковых средств от формы речи снижается, но возрастает их привязанность к теме, сфере, ситуации общения».

 Все эти антиномии,  о которых шла речь, являют  собою внутренние стимулы развития  языка. Но благодаря воздействию  социальных факторов их действие  в разные эпохи жизни языка  может оказаться более или  менее интенсивным и открытым. В современном языке многие  из названных антиномий стали  особенно активными. В частности,  наиболее яркими явлениями, характерными  для функционирования русского  языка нашего времени, М.В. Панов  считает усиление личностного  начала, стилистический динамизм  и стилистическую контрастность,  диалогичность общения. Так, социо- и психолингвистические факторы оказывают влияние на особенности языка современной эпохи.

Антиномия системы  и нормы (Беликов, Крысин) заключается в том, что система "позволяет" всё, что не противоречит законам данного языка, а норма отбирает, фильтрует то, что разрешается системой, и допускает к употреблению далеко не всё из того, что "позволено" системными возможностями языка. Характерная для современной русской морфологии экспансия флексии -а (-я) в именительном падеже множественного числа на все более широкий круг существительных мужского рода (цеха, слесаря, сектора, прожектора, инспектора и т. п.) – пример разрешения конфликта между системой и нормой в пользу системы. Однако в разных субкодах русского национального языка этот процесс реализуется с неодинаковой степенью полноты: для профессиональной речи формы с названной флексией естественны и органичны (ср. взвода – в языке военных, пеленга – у моряков, супа и торта – у поваров и кондитеров и т. п.), не менее частотны они в просторечии, где возможны даже очередя, матеря – вместо очереди, матери (иначе говоря, экспансии флексии -а (-я) подвержены и существительные женского рода), а литературный язык, во-первых, тщательно фильтрует подобные формы, пропуская в употребление одни и отсеивая другие, и, во-вторых, значительную часть уже допущенных форм снабжает разного рода ограничительными пометами типа словарных помет "проф.", "прост.", "разг.", отдавая, таким образом, предпочтение традиционным формам на -ы (-и) для стилистически нейтральных контекстов.

Антиномии – наиболее общие  закономерности языкового развития. Разумеется, они не отменяют действие конкретных социальных факторов, формирующих  своеобразный контекст эволюции каждого  языка. Однако они не являются и чем-то отдельным от социальных факторов: тесное взаимодействие тех и других, "наложение" определенных социальных условий на действие каждой из антиномий  и составляет специфику развития языка на разных этапах его истории.